Дэвид тоже не смог удержать тяжелого вздоха. После того, как жена Дэвида потеряла способность передвигаться самостоятельно, она заявила, что не желает, чтобы ее сносили в большой зал, и потребовала, чтобы супруг, дети, а также ее ближайшие поверенные собирались у нее в верхнем покое. Дэвид возразил против этого: на Севере Англии исстари придерживались обычая, когда господа и слуги трапезничали вместе, – в этом краю непрестанных войн подобное указывало, что они едины, они сплоченная группа и так им легче противостоять опасностям. Но леди Грейс не желала с этим считаться, даже после того, как по приказу Майсгрейва местный плотник смастерил для его увечной жены особое кресло, в котором ее можно было сносить в большой зал, где собирались обитатели замка. Супруга Дэвида возомнила, что это будет умалять ее достоинство. Будучи гордой и непримиримой, она создала наверху нечто вроде своего маленького царства, куда поднимались домочадцы замка, когда ей угодно было отдать распоряжения.

Дэвид смирился с ее прихотями, учитывая ее увечье. Она и так несчастна, вот пусть получает радости хотя бы от своих странных приказов. И все же его не покидало ощущение, что жена озлобилась даже на то, что он уступает ее прихотям. Но спорить с ней, проявить свою волю мужа он не хотел.

Сейчас, сидя в своем доме у камина, он уже видел посланцев от Грейс. Оба они приехали с ней, когда она еще невестой приехала в Нейуорт. Один из них, сухощавый и властный Дерик Пойтон, был ученым клириком из Йорка, а второй, Клемент, или же просто Клем Молчун, как его тут называли, служил ее стражем и личным телохранителем. Причем Клем обычно изъяснялся с нейуортцами жестами, редко подавая голос, за что и получил свое прозвище. Другое дело Дерик, взявшийся исполнять в замке должность капеллана. Властный клирик всех донимал, поэтому неудивительно, что большинство обитателей замка предпочитали ходить на службу в церковь Святого Кутберта в селение, хотя ученость Дерика все уважали.

Был при леди Грейс и ее личный повар толстяк Леонард, или просто Лео. Причем Лео вскоре понял, что в Нейуорте все живут единой семьей, а потому стал готовить не только специальные изысканные блюда для миледи, но и следить за готовкой для общего стола. А поскольку он был добродушен и общителен, то в итоге вполне тут прижился. После того, как Лео женился на местной уроженке и наплодил детей, его в Нейуорте считали своим, в отличие от молчуна Клема и вечно капризного и въедливого капеллана Дерика.

Сейчас именно Дерик подошел к господину и, произнеся обычное приветствие, сообщил, что миледи справляется, когда сэр Дэвид изволит навестить ее. Дэвид не спешил с ответом, так как видел, что к нему приближается толстяк Лео с подогретым вином, приправленным пряностями. После долгой зимней дороги это было так кстати! И пока рыцарь неторопливо попивал ароматный напиток, капеллан стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, и даже слегка покашливал в кулак, словно желая привлечь к себе внимание. Согласно своему положению он был в длиннополом одеянии, голову его покрывала облегающая шапочка со свисающими вдоль шеи завязками, которые то и дело колыхались, когда Дерик нервно подергивал головой. Сухенький и невзрачный, он всем своим видом выражал неудовольствие, что господин заставляет его ждать, пока Дэвид довольно сурово не заметил:

– Держитесь спокойнее, святой отец. А то у меня сложится впечатление, что вы принесли мне не приветствие от супруги, а ее приказ и теперь недоумеваете, как это я смею медлить.

Лицо капеллана вытянулось, он вновь дернул головой и сказал, что ему, видимо, следует прийти попозже.

Удалился и слава Всевышнему. Зато сверху со степеней лестницы за вернувшим хозяином наблюдал Клем Молчун. Взгляд его был тяжелым и недружелюбным, но иначе этот огромный детина с резким грубым лицом и не умел смотреть. Подобное отношение слуги к хозяину могло и раздражать, однако Дэвид знал, что Клем неплохой воин, и даже Оливер отмечал, что, когда он отправляет Клема в дозор вдоль владений Майсгрейвов или поручает ему охранять стада, тот справляется отменно. Другое дело, что всегда требовалось, чтобы леди Грейс подтвердила приказ капитана. Иначе Клем будет по-прежнему полировать свою секиру, сидя в приемной у госпожи, словно ее цепной пес.

– А вон и Клем топчется со своей секирой, – тоже заметил Оливер сурового богатыря наверху лестницы. – Иди, поздоровайся с хозяином, парень. Ничего, не измажешь его своими соплями.

О соплях он сказал с добродушной насмешкой, пояснив, что Клем сильно простудился после недавней поездки в Йорк. Это госпожа его отправляла, пожелав украсить к Рождеству свои покои новым гобеленом. Старик говорил это ворчливо, считая подобное желание ненужной расточительностью, но сам Дэвид не имел ничего против: он никогда не отказывал Грейс в ее прихотях.

Повар Лео наоборот стремился добиться расположения именно хозяина: он сообщил, что кухарки уже разогрели похлебку с бараниной и справлялся подать ли милорду горячее варево сюда, в зал донжона, или господин пройдет в кухню, чтобы присоединиться к своим ратникам. Кухня располагалась в отдельном доме, в стороне от других строений, как и полагалось во избежание пожаров, и к ней надо было идти через двор, а на улице завывал ветер и стало припорашивать.

– Я поем позже, старина Лео, – сказал рыцарь, похлопав кухаря по плечу.

– Позвольте еще спросить, милорд, – не отступал Леонард. – Могу ли я отнести пару горячих булочек нашей малышке Матильде. Госпожа наказала ее, лишив завтрака, но девочка наверняка голодна, сидя столько времени в холодном помещении.

Дэвид сначала не понял, о чем он, но Оливер пояснил, что его младшую дочь Тилли по приказу хозяйки заперли в холодном чулане возле сокольничьей…

Дэвид резко поднялся и кинулся вверх по лестнице. Запереть его младшую дочь в холодном чулане! Да еще голодной! Он почувствовал, как в нем нарастает гнев. Столь строгое отношение леди Грейс к их младшей девятилетней дочери всегда вызывало у него недоумение. Конечно, Матильда, или Тилли, как он ее называл, нуждается в строгости, будучи своевольной девочкой, да еще и избалованной дворней, которая обожала ее. Но надо же кому-то баловать малышку, если родная мать так сурова с ней!

– Тилли! – Он резко отбросил засов и открыл дверь.

Матильда тут же прыгнула ему в объятия, обхватив отца руками и ногами. Она была холодная, как ледышка, растрепанные темные пряди падали на такие же зеленые, как у Дэвида, чуть раскосые глаза.

– Как хорошо, что ты приехал, отец! Не уезжай больше! Обещаю, что стану послушной и не буду больше бросаться комьями грязи со стены в отца Дерика, если ты пообещаешь остаться в Нейуорте.

Она заплакала. Дэвиду казалось, что и он сейчас растрогается до слез. Его Тилли! Маленький, вечно что-то вытворяющий сорванец! Грейс считала, что он излишне мягок с их младшей дочерью, а на его взгляд именно строгость матери вызывала в девочке столь бурное непокорство. Ведь другим было так несложно поладить с Тилли! Что он и продемонстрировал во время вечерней трапезы, доверив дочери роль хозяйки за столом в зале. Раз уж сама леди Грейс не может – или не желает – выполнять эту обязанность.

А уж Тилли старалась вовсю. Нарядившись в свое лучшее платье с меховой опушкой, заплетя косички и водрузив на голову кружевную шапочку, она с важным видом восседала по правую руку от отца и следила за подачей блюд, стараясь, чтобы за столом было все, что полагается – достаточно нарезано хлеба, возле каждой из групп трапезничающих стояли супница и солонка, – чтобы бочонки с домашним элем открывали у входа, а уже затем разливали по кувшинам и обносили всех.

Дэвид шепнул дочери, чтобы она спросила у сидевшего подле нее капеллана Дерика, не желает ли он еще кусок мяса. Девочка замялась лишь на миг, потому что побаивалась капеллана с его вечно хмурым и недовольным лицом.

– Преподобный Дерик, вам подложить еще мяса? – осведомилась она с застенчивой любезностью.

Тот отрицательно покачал головой.

– Нет, я сыт. Позволительно ли мне будет вернуться к моей леди?

Дерик смотрел через голову Матильды на ее отца. Но тот посоветовал спросить разрешения у дамы.

Дерик промолчал, сурово поджав тонкие губы, и остался на месте, всем видом выражая неудовольствие. Ему было отчего ворчать: еще час назад он пришел к сэру Дэвиду сообщить, что леди Грейс велела накрыть ужин в своих покоях и ждет, чтобы супруг присоединился к ней. Это было любезно с ее стороны, но рыцарь ответил, что, как и обычно, предпочитает трапезничать вместе со своими людьми. На самом деле Дэвид не хотел встречаться с супругой, пока не остынет его гнев за Тилли.

Сидевшего за высоким столом рядом с господами Оливера вся эту ситуация только веселила.

– Матильда, дитя, ты прекрасно справилась, – заверил он девочку. – Думаю, когда ты станешь взрослой леди и будешь заправлять хозяйством, ты не вызовешь ни у кого нареканий.

Тилли просияла и велела кравчему еще добавить в кружку капитана эля. Оливер поднял ее в знак приветствия, и девочка тоже подняла свой кубок.

Дэвид улыбался. Сейчас, когда за стенами замка сыпал снег, в каминах пылал жаркий огонь и в зале стоял веселый гомон, он наконец-то расслабился и ощутил, как хорошо быть дома. И ничего, что без присмотра увечной хозяйки тут не так часто меняли тростник на полах, а ставни на окнах давно не натирали воском и они были в сырых потеках. Все равно это был его замок, его люди, которые всегда ждали и встречали своего сеньора. Вот только Дэвиду было горько, оттого что у его жены не сложились такие же отношения со славными обитателями Нейуорта.

Наконец, ближе к концу общей трапезы, он счет, что будет даже жестоко заставлять и дальше заставлять Грей ожидать его.

Капеллан Дерик сам вызвался посветить милорду факелом, когда они поднимались по винтовой лестнице, проходя мимо подрагивавших от разразившейся снежной бури деревянных ставен. Зато в покое Грейс было тепло и уютно. В камине горел огонь, половицы покрывали светлые овечьи шкуры, напротив двери Дэвид увидел новый яркий гобелен с изображением среди листвы и кавалеров с лютнями в руках. Угрюмый Клем хорошо постарался для госпожи, приобретя такое украшения в ее покой. Хотя сам он и простудился в поездке, выполняя поручение. Но этот слуга так предан Грейс Перси, что явно не будет в обиде, что его гоняли в зимнее ненастье до самого Йорка.

Сама леди Грейс сидела у стены под новым гобеленом в удобном кресле на колесиках. Ее увечные ноги покрывала меховая полость, в руках она держала небольшой молитвенник, который передала одной из служанок, когда протянула мужу рук для поцелуя.

– Со светлым Рождеством вас, Дэвид, супруг мой. Я не садилась ужинать, пока вы не придете.

При этом леди Грейс улыбнулась, но в ее улыбке было больше сарказма, нежели приветливости – она прекрасно знала, что он уже оттрапезничал в зале донжона, и теперь своим приглашением как бы намекала: я, ваша увечная жена, оставалась все это время голодной и в ожидании, пока вы пренебрегали мной. Но Дэвид уже научился не испытывать вину по каждому ее намеку, как было вначале, когда он горячо жалел ее.

Приблизившись, он поцеловал ей руку, а потом коснулся губами чела. В этот момент, когда она сидела так прямо и гордо, можно было и не догадаться, что нижняя часть ее туловища неподвижна. Одета она была роскошно, в темно-бордовый бархат по последней моде. Голову ее голову над расчесанными на прямой пробор волосами венчал округлый бархатный валик, обвитый серебристой сеткой, а рукава платья от локтей были широкими и ниспадающими, насколько это было возможно.

Принарядилась для мужа. И Дэвид мягко улыбнулся ей, заявив, что она выглядит цветущей и привлекательной.

Грейс стала его женой в пятнадцать лет, сейчас ей было двадцать восемь. Восемь лет назад с ней случилось несчастье, за эти годы она просто истаяла и выглядела старше своего возраста. Ее скуластое личико в форме сердечка было обтянуто бледной кожей, светло-серые глаза глубоко сидели под едва обозначенными белесыми бровями, а нос был истинным носом Перси – тонким, удлиненным, с легкой горбинкой. Грейс была по-своему очаровательна, но теперь, когда она так усохла, этот длинный выступающий нос даже портил ее, придавая некое сходство с грызуном – лаской или хорьком. А может, Дэвиду так стало казаться, когда он понял, какой хитрый и упорный характер у его малышки Грейс Перси?

«Я не должен относиться к ней плохо, – напомнил он себе. – Моя жена не виновата в том, что с ней случилось несчастье».

Дэвид подкатил кресло супруги к сервированному столу, услужливо откинул за локти ее длинные рукава и придвинул прибор.

– Я уже поел в зале, как вам известно, миледи. Но я с удовольствием посижу с вами, пока вы будете вкушать вечернюю трапезу, и отвечу на все ваши вопросы. Вам ведь хочется узнать новости о дворе?

Он сел напротив и стал рассказывать.

Повар Леонард услужливо накладывал леди кушанья: парную телятину под мятным соусом, гороховое пюре, мелко нарезанное куриное филе с хрустящей корочкой, свежеиспеченные круглые булочки, посыпанные тмином. И вино – сладкую красную мальвазию. Леди Грейс считала эль пойлом простонародья, а она, женщина рода Перси, никогда не опустится, чтобы поглощать этот напиток, даже несмотря на то, что пивоварня в Нейуорте слывет одной из лучших в округе и даже продает бочонки с элем для окрестных монастырей.

Грейс ела красиво, брала еду самыми кончиками пальцев, постоянно промокала бледные губы салфеткой. При этом лицо женщины оставалось невозмутимым, как будто ее не волновало, что ее брат Генри Элджернон лишился звания Хранителя Границы.

В какой-то момент, не дослушав фразу супруга, она обратилась к своей камеристке Одри, справившись, нагрета ли уже постель грелкой с углями? Леди Грейс решила сегодня лечь пораньше и не желает зябнуть.

– Миледи, если вас утомляют мои рассказы, я готов оставить вас, – произнес Дэвид как можно мягче, хотя ее равнодушие к его сообщениям показалось несколько неучтивым.

Жена посмотрела на него своими широко раскрытыми светло-серыми глазами.

– Нет, я слушаю вас. И я поняла, что дела моего брата Перси сейчас не очень хороши. Но какое мне дело до родичей, когда они сами не проявляют интереса ко мне? Ну а ваши новости о возможных военных столкновениях, которые заинтересовали бы какого-нибудь местного лорда или даже разбойника ривера, лично меня мало заботят. О, я бы скорее хотела услышать от вас некое чистосердечное признание в том, как и с какими девками вы предавались увеселениям при дворе. Такой пылкий мужчина, как вы, супруг мой, вряд ли не воспользовался случаем, чтобы задрать подол какой-нибудь из придворных шлюх.

Опять эта ее ревность! По случаю и без.

Дэвид ощутил привычное раздражение. Бесспорно, он не безгрешен, но супругам не следует обсуждать подобные темы в присутствии слуг. А за столом сидели две приближенные леди камеристки, капеллан Деррик и молча налегавший на оленину здоровяк Клем Молчун. Клем никак не отреагировал на язвительный вопрос госпожи, а вот ее женщины и Дерик замерли, перестав жевать.

– У вас нет повода обвинять меня в прелюбодеянии, Грейс, – медленно произнес Дэвид. – Если даже я не записывался в монахи и не давал обет целомудрия, то ничто из моих плотских увлечений никогда не опорочит вас, миледи.

– Какая беспощадная откровенность! – всплеснула руками Грейс.

Она стала пить вино, глядя на мужа поверх бокала. А когда допила, забыла даже утереть губы и спешно облизала их языком, невольно вызвав у Дэвида мысль о кровожадности. Но сейчас Грейс и была кровожадной: ей хотелось привычно развлечь себя ссорой.

– Уже восемь лет вы не возлежали со мной, супруг мой. Но до меня доходят слухи о ваших похождениях. Плоть – вот ваша слабость…

– Выйдите все! – приказал присутствующим рыцарь. – Нам с женой надо побыть наедине.

– Я приказываю всем остаться! Если моему супругу будет в чем покаяться, то я желаю, чтобы это слышали все!

И опять один только Клем продолжал невозмутимо жевать, остальные просто переглядывались и опускали глаза.

Грейс напряженно смотрела на мужа.

– Итак, может ты хочешь покаяться в том, что пока я дожидаюсь тебя, ты успел посетить свою любовницу и ублюдка в имении Тонвиль? Уж эта женщина с готовностью примет его у себя на ложе, зная, что законная супруга не в состоянии исполнять свой супружеский долг.

– Они умерли, миледи, – негромко произнес Дэвид. Ему сейчас хотелось одного: пусть жена молчит и не поливает ядом дорогих ему усопших.

Светлые брови леди Грейс изумленно приподнялись. Она какое-то время молчала, потом опять отпила из бокала.

– Надо же. Не скажу, что меня это огорчает, но если в Тонвильском округе было какое-то поветрие…

Дэвид поднял руку, заставляя ее умолкнуть.

– Думаю, нам все же стоит поговорить с глазу на глаз. Мы давно не виделись, Грейс, и как бы ни складывалась наша судьба, мы – супружеская пара. И только нам двоим решать все проблемы, что разделяют нас.

– Может, ты и это сумеешь исправить? – Грейс резко оттолкнулась от стола, так что ее кресло откатилось и она, сбросив с колен меховую полость, стала поднимать юбки, желая продемонстрировать ему свои тощие неподвижные ноги. – Может, ты в состоянии заставить меня снова ходить?

Дэвид невольно отметил, что ее неподвижные худые ноги были в дорогих шелковых чулках ярко-алого цвета. Некогда, до того, как она пострадала, он сам преподнес их ей, но Грейс решила, что они выглядят слишком вызывающе. Сейчас же нашла, что они сгодятся, чтобы показывать всем.

Давид резко шагнул к жене и одернул подол ее платья.

– Вы слишком много выпили вина за ужином, миледи. И не позорьте имя Перси, если уж имя Майсгрейв для вас ничего не значит.