4

Адель куда-то устремилась со стайкой девочек, а Дэн, проголодавшись, решил подняться в столовую.

Он торопливо жевал какую-то лепёшку, не ощущая её вкуса, вчитываясь в лекцию Стоуна, запись которой листал свободной рукой, придерживая тетрадь локтем.

– Еда – такая же жизненная потребность, как и секс, – услышал он неожиданно над своим ухом и поднял голову.

На него через очки уставились две внимательные льдинки маленьких глаз профессора Стоуна. Дэн обомлел и от удивления перестал жевать.

– Дэн, кажется? – спросил доктор Стоун парня.

Тот кивнул, закашлявшись.

– Не надо заглатывать еду, словно баклан, набивающий брюхо. От этого, мой друг, несварение и ещё чего похуже, – продолжал профессор. – Вы позволите? – Он сел напротив Дэна, не дожидаясь ответа, и поставил перед собой поднос с кофе и сахарной булочкой. – Еду, как и секс, надо красиво обставлять. От души. И относиться к этому проникновенно. Наслаждаться до самого последнего кусочка, даже если это скромный ланч студента. Только тогда она будет полезна и не нанесёт вреда.

– Вот бы сейчас вас услышал Митч, – сказал Дэн.

– Наслаждаться надо всеми радостями, доступными в этом мире. Выбрать только одну – то же самое, что рисовать картину единственным цветом. Жизнь получается одноцветной. Но, впрочем, каждый решает сам.

Профессор с наслаждением откусил булку, и она нарисовала на нём смешные сахарные усики. Дэн не смог сдержать улыбку.

А Стоун серьёзно продолжал дальше:

– Когда ешь, не торопись. Насладись каждым кусочком. Тогда и толстым не будешь. Количество перейдёт в качество!

Доедали они молча. Лишь закончив перекус, профессор Стоун, вставая, кивнул Дэну.

– Спасибо за компанию.

Как только Стоун ушёл, к Дэну подсел Пит с Фонарём.

– Что хотел от тебя этот старый зануда? – спросил Питер.

– Ничего, – ответил Дэн, – мы просто поболтали ни о чём.

Тут к ним подошла Адель.

– Ну что, Ада, пойдёшь со мной на вечер знакомств? – спросил её Пит.

– Вы знаете друг друга? – удивился Дэн.

Адель, покраснев, сказала:

– У нас до этого был один наставник.

– Да. Тебе она не говорила, что нам нагадали быть вместе? И только смерть нас разлучит, – хохотнул Питер и приобнял Адель.

– Боюсь, пророчества иногда ошибаются. – Ада вывернулась, стряхнув его руку. – Кстати, Дэн – мой парень. Мы встречаемся.

– Давно?

– 10 световых лет и один день, – ответила она, чмокнула Дэна в щёку и откусила его булочку.

– Ну-ну, – хмыкнул Пит. – Ты же знаешь, как будет. И я тебя заранее прощаю. Пойдём, – бросил он Фонарю.

И они отошли.

– Адель, что это было? – побледнел Дэн. – Ты встречаешься со мной, чтобы тебя ревновал Пит?

– Нет! Что ты!!!

– Тогда о чём он говорил? Объясни.

– Нечего объяснять. Поверь. У нас ничего не было. Мы пару раз ходили на свидания и всё. Просто наш учитель сказал, что по судьбе мы с Питом связаны. И будем вместе. Но я не верю в это. Мы с ним разные. И вообще, мне нравишься ты, и точка! Пойдём, сейчас начнётся лекция Элисон Хантер.

Она опять тянула его по переходам. Под его ногами мелькала коричнево-белая плитка, но в голове была каша. Как он мог подумать, что она с ним? Однако что всё же связывает её с Питером? Ревность, любовь, сомнения – всё это одновременно стало терзать Дэна со страшной силой.

Они вбежали в аудиторию последними. Все уже сидели на местах. И даже Элисон Хантер была здесь. Она стояла у окна и глядела на парк. Раздался звонок. Но По словно не слышала. Все постепенно умолкли и смотрели на преподавателя, которая всё так же была погружена в себя. Наконец она глухо, словно никуда, произнесла:

– Невесомыми туманными поволоками уходит время. А мы так и не начинали жить…

Потом будто вспомнила, что не одна, грустно улыбнулась, взглянув на ребят, и продолжила:

– Пожалуй, только в последние дни лета можно почувствовать на вкус меланхолию. Она эфирная, тревожно-туманная, с лёгкой горчинкой… Как первый седой волос – удивляет, отрезвляет, но не сильно огорчает. Потому что не осознаёшь. Ничего до конца не осознаёшь…

Что-то в её речах было щемящим, трогательным, незащищённым. Дэн взглянул на Адель.

– Необычная она, правда?

– А я её уже люблю, – сказала Адель шёпотом, – сразу и с первой фразы.

– Потому что она жутко похожа на тебя. – Улыбнулся Дэн. – Вы обе упали с одного облака. Не удивлюсь, если ваши гороскопы совпадают.

– Сентябрь… – говорила По, – и мы начинаем грустить, что лето кончилось, а мы так и не успели им насладиться. Пробежали дни, пролетели мечты, пронёсся кусочек нашей жизни… Давайте медленно наслаждаться этой осенью. Со вкусом, смакуя каждую её минуту. Проживём её с нежностью и трепетом. Это лучшая осень нашей жизни. Лучшая, потому что – сейчас… Ну что ж, приступим.

Она отошла от окна, встала за кафедру и сказала:

– Я понимаю, что к моему преподаванию придётся привыкать. Мои лекции советую записывать карточками, ведь стройным повествованием это не назовёшь: на каждом уроке мы будем поднимать несколько тем. Затем вы сможете эти карточки объединять в разные группы или отбирать те, которые понадобятся на консультациях с определённым клиентом. У вас появятся любимые карточки и те, что со временем выкинете без сожаления…

Дэн видел: кое-кто в аудитории, похоже, был в курсе порядков По – эти студенты достали стопку карточек. Им же с Аделью пришлось импровизировать – вырывать из тетрадей листы.

Митч, услышав звук рвущейся бумаги, повернулся к ним и молча поделился частью своих карточек. Дэн благодарно взглянул на его рыжий чуб. Кажется, Дэн в одни сутки нашёл и любовь, и друга.

Элисон взяла мелок и подошла к доске.

– Сегодня мы будем говорить о чувствах, – сказала она и вывела первую тему – «Вита». – Кто знает, что это такое?

– Кажется, с латинского «вита» – это жизнь? – Тряхнула спиральками кудряшек Пола Уиггинс.

– Правильно. Итак, Вита. Записывайте…

По глубоко вздохнула, закрыла глаза и вдруг медленно стала декламировать:

– Мой дорогой друг, дай мне руку, и я уведу тебя в сказку. И главным её героем будешь, конечно же, ты. Нам предстоит долгая дорога. Тебя поджидают жуткие драконы и страшные ведьмы, хитрые подлецы и злые обманщики. Но ты обязательно встретишь и тех, кто тебе поможет. Кто станет тебе добрым другом, мудрым учителем и самой большой любовью. В этой сказке ты увидишь много прекрасного и ощутишь неповторимый восторг: от маленькой победы до трепетного счастья. Придётся много работать, создавать и преодолевать. Зато ты переживёшь тысячи приключений! Главное – не медли! Отправляйся в путь прямо сейчас! Только я забыла тебе сказать, что эта сказка называется – Твоя Жизнь. А потом, на том свете сидя на облаке, мы вспомним, качая ногами, как нам было порой больно и обидно, но добро, конечно же, победило зло. И это была прекрасная сказка, наполненная волшебством и чудесами! В путь, мой друг! Дай же мне руку.

Элисон замолчала и снова взглянула окно.

– На карточках оставляйте оборотную сторону чистой. Я хочу, чтобы к следующему занятию вы написали там свои мысли и замечания о том, что думаете на эту тему. Следующее заглавие – «Страх».

Дэн посмотрел, как Адель на новой карточке выводит название чёрной ручкой. Она, стараясь, даже немножко высунула язык.

– Страх, – тихо диктовала По. – Она сидит передо мной, сжатая до предела, напоминающая пружину, которая в любой момент может среагировать. Словно нагревшаяся кнопка ядерного реактора. «Я боюсь, что буду хоронить мужа. Боюсь, что старшая дочь станет наркоманкой. Боюсь, что сын попадёт под машину или его украдут». Её голос переходит на шёпот от накалившихся внутри неё нервов. И она уже тихо, захлебываясь, продолжает перечислять страхи. Я смотрю на её жизнь. Счастливую, полную того, о чём другие только мечтают. Любящий муж, дети, собака, свернувшаяся по вечерам в её ногах. Жить бы да радоваться, не обращая внимания на мелкие шероховатости бытия, которые есть у всех. Но только она пытается взять себя в руки, как тут же колесо жизни налетает на небольшой камешек сложностей и она начинает метаться, впадая в панику, мгновенно заражаясь ужасом. Она судорожно хватается за близких, родственников, коллег, инфицируя их своими страхами. «Я всё время предчувствую что-то плохое», – говорит мне она. «И как, сбывается?» – спрашиваю я её. «Иногда», – растерянно отвечает она и замирает, вслушиваясь в себя… Нам всем рано или поздно приходится пережить горе, а она переживает его за завтраком, обедом и ужином. Снова и снова… «Друг мой, помочь вам весьма затруднительно, – говорю ей я. – Вам кажется, что в вашей семье все слишком беспечны, глупы, с отключёнными инстинктами самосохранения. Но вы не видите главного виновника проблем – саму себя. В любое движение, действие и поступок вы вносите безудержную токсичную панику. Ваше любимое слово – „боюсь“. И самый главный страх – утратить контроль. Начните доверять. Доверять и расслабляться. И жить сегодняшним, так как вы сами разрушаете свой мир, свой покой, заменяя его вечной войной. Ведь в вашей жизни, собственно, всё хорошо. Но откуда-то из детства вы пришли, одетая в страхи. Вы боитесь, когда плохо. Боитесь, когда хорошо. Ваши страхи стали стеной между вами и миром, и вы тонете в них, как парализованный человек – в мелкой луже. Ваша жизнь действительно страшна. Вечный ад, который вы носите с собой. Везде. Липкий, обездвиживающий. Никто не живёт вечно, говорят в Японии, но тот, кто боится, не живёт никогда…»

Далее По вывела на доске новое название: «Одно и десять». Все, кто до этого не знал хода её лекций, как видно, уже уловили правила игры и напряжённо слушали, что будет дальше.

По правде говоря, Элисон умела рассказывать. Она меняла голоса, перевоплощалась, накидывая кофту вместо косынки на голову, изображая то одного героя, то тут же менялась в лице, отвечая ему за другого. Перед слушателями каждый раз разворачивался спектакль.

– В любви на одно «Дай» десять «Возьми», – говорила По. – Причём с обеих сторон. Для этого не нужно денег, не требуется много времени, и даже здоровья особо не надо. Только тогда она правильная, эта любовь. Я знавала одну пару в молодости. Когда недавно выпал случай посетить Сицилию, то еле их разыскала. Он – в былые времена роскошный красавец, талантливый художник. Она – в юности подающая надежды актриса, вокруг которой вились поклонники, готовые бросить мир к её ногам. Они поженились, и он через пару лет попал в страшную аварию. Сломал позвоночник на уровне груди. Еле выжил, долго восстанавливался. Вот тогда-то они и переехали в сицилийскую провинцию, богом забытое место. И она посвятила свою жизнь ему. Я однажды во время завтрака, глядя на её увядающую красоту, подумала, грешным делом, не жалеет ли она о выборе. Не сожалеет ли об упущенных возможностях, не страдает ли о покинутой сцене? И деликатно спросила её об этом, ведь её муж ничего не мог ей дать. Но она ни минуты не думала. Покачала головой из стороны в сторону и сказала: «О чём жалеть? Стефан засыпает меня подарками». – «Подарками? В этой глуши? Как это возможно?» – «Пойдёмте, Стефано как раз спит в саду, я покажу вам его комнату». Она привела меня в его мастерскую. Везде, на чём можно было рисовать, царапать, вычерчивать, были её изображения. На них она грустная, смеющаяся, задумчивая. В красках, карандашом, углём… «Каждое утро он рисует мне новую картину – на всём, до чего может дотянуться. Он помогает мне в чём только способен. Он дарит мне надёжность. И в этом его сила. И в этом его любовь, – сказала она. – Я получаю от него ежедневно такой поток заботы, что с трудом могу его вернуть. Но я стараюсь». Если бы она отвернулась от него, если бы мучилась от того, чего не имела, диффузия между ними прекратилась бы. Иссякла. Каждый остался бы в итоге страдать в своём пространстве. Послушайте людей. Многие – как маленькие: хочу-хочу! Сучат ножками, требуют, обижаются. Сейчас люди разучились давать. Всё только через калькулятор отношений с точными весами. Разве это любовь? Общество потребления заслужило свою убогую потребительскую любовь. Многие навешивают на себя ярлык подороже, обёртку покрасивее. Чтобы продать себя повыгоднее. Они не человеческих отношений ищут, а ресурс. И отчего-то жутко обижаются, когда с ними так и поступают – покупают. А когда срок хранения вышел или изделие подзавяло, они уже хотят иных отношений – не бартерных. Человеческих. Взывают к чувствам там, где изначально был один расчёт.

…Час пролетел быстро. Прозвенел звонок, и Элисон Хантер выпорхнула из аудитории, словно экзотическая птичка-певунья – из веток зарослей.

– Ну, убедились, что По здесь главная сумасшедшая? – спросил Пит у Аделии с Дэном, проходя мимо.

Фонарь с Логаном одобрительно закивали, поддакивая. У Адель же блестели глаза от восторга.

– Элисон божественна! Играла на струнах наших душ, – возразила она, – и даже тебя, Пит, она наверняка сделала лучше.

Питер засмеялся.

Таких лекций Дэн тоже никогда не слышал. Это было нечто не похожее ни на что, обрывочное, поэтическое. Скорее направленный поток сознания, а не лекция. Но важный поток. Этот час их изменил, всех. Умыл, прочистил мозги, пропитал чем-то новым. Дэн видел, что многие выходят из класса задумчивые, притихшие.

После занятий он побежал на работу. У самой двери опять встретил Глэдис. Она грозила кулаком Аделии и кричала:

– Отстань от Дэна! Ты знаешь, кому он принадлежит.

– Кому? Кому я принадлежу? – спросил Дэн.

Глэдис вздрогнула, подумала, но потом решительно сказала:

– Отражению!

– Глэдис, ты предлагаешь мне жить с самим собой? – засмеялся Дэн.

– Нет. С отражением, – упрямо ответила она. – А эта вертихвостка будет с Питом. Всё равно с ним. Он приворожил её. Адель разобьёт тебе сердце, Дэн.