Лючия Кармине шла по улице с Миган и Терезой и чувствовала себя прекрасно. Было необыкновенно приятно вновь надеть женскую одежду и почувствовать, как тонкий шелк ласкает кожу. Она взглянула на сестер. Не успевшие привыкнуть к новым нарядам, они шли в каком-то напряжении и выглядели неловкими и смущенными. «Словно свалились с другой планеты. Они явно сюда не вписываются, – думала Лючия. – С таким же успехом можно было идти, повесив на себя табличку: «Вот она я, ловите меня»».
Из трех женщин хуже всего чувствовала себя сестра Тереза. Тридцать лет монастырской жизни приучили ее к скромности во всем, а теперь все коверкалось обрушившимися на нее событиями. Мир, в котором она когда-то жила, теперь казался ей ненастоящим. Настоящим был монастырь, и она стремилась вернуться в это убежище под защиту его высоких стен.
Шедшая рядом Миган ощущала на себе взгляды мужчин и краснела. Она так долго жила среди женщин, что ей было непривычно даже видеть мужчин, не говоря уже об адресованных ей улыбках. В этом было что-то нескромное, неприличное и в то же время волнующее. Мужчины пробуждали в Миган давно похороненные чувства. Впервые за много лет она чувствовала себя женщиной.
Они шли мимо уже знакомого им бара, из него вырывались громкие звуки музыки. Как брат Каррильо назвал ее? «…рок-н-ролл. Он сейчас очень популярен среди молодежи». Что-то не давало ей покоя. И Миган неожиданно поняла что. Когда они проходили мимо кинотеатра, монах сказал: «Просто возмутительно, что сейчас разрешается показывать в кинотеатрах. Этот фильм – настоящая порнография. Все самое сокровенное и интимное выставлено на всеобщее обозрение».
Сердце Миган тревожно застучало. Если брат Каррильо провел в монастыре последние двадцать лет, то откуда он тогда узнал о рок-н-ролле и о том, что это был за фильм? Что-то здесь не то.
Повернувшись к Лючии и Терезе, она решительно сказала:
– Нам надо вернуться в магазин.
Увидев, что Миган, развернувшись, побежала назад, они быстро последовали за ней.
Грасиела, прижатая к полу, отчаянно царапалась и отбивалась от Каррильо, пытаясь освободиться.
– Лежи ты спокойно! Черт бы тебя побрал! – Он тяжело дышал.
Услышав какие-то подозрительные звуки, он поднял глаза. Последнее, что он помнил, был занесенный над его головой каблук туфли.
Подняв дрожащую Грасиелу, Миган обняла ее:
– Ну-ну. Все в порядке. Он больше тебя не тронет.
Прошло некоторое время, прежде чем Грасиела смогла говорить.
– Он… он… на этот раз это была не моя вина, – с мольбой в голосе сказала она.
В магазин вошли Лючия и Тереза. Лючии одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло.
– Подонок!
Она посмотрела на лежавшего на полу без сознания полуголого человека. Не теряя времени, Лючия, схватив с прилавка несколько ремней, крепко стянула Мигелю Каррильо руки за спиной.
– Свяжи ему ноги, – сказала она Миган.
Миган принялась за дело. Наконец Лючия поднялась, с удовлетворением глядя на свою работу.
– Ну вот. Теперь, когда магазин днем откроют, ему придется объяснить, что он здесь делал. – Она внимательно посмотрела на Грасиелу: – С тобой все в порядке?
– Я… да. – Она попыталась улыбнуться.
– Нам лучше поскорее уйти отсюда, – сказала Миган. – Одевайся. Быстрее.
Когда они уже собрались уходить, Лючия сказала:
– Подождите-ка.
Она подошла к кассе и нажала одну из кнопок. Внутри было несколько сотен песет. Забрав деньги, она взяла с прилавка кошелек и положила их в него. Заметив осуждающий взгляд Терезы, Лючия сказала:
– На это надо смотреть иначе, сестра. Если бы Господу было не угодно, чтобы у нас оказались эти деньги, Он бы их туда не положил.
Они сидели в кафе и разговаривали.
– Нам нужно как можно быстрее передать крест монастырю в Мендавии, – говорила сестра Тереза. – Там мы все будем в безопасности.
«Кроме меня, – подумала Лючия. – Моя безопасность – в швейцарском банке. Но всему свой черед. Сначала мне нужно заполучить этот крест».
– Монастырь в Мендавии находится к северу отсюда, так ведь?
– Да.
– Те люди будут разыскивать нас по всем городам. Так что ночь мы проведем сегодня в горах.
«Никто ее там не услышит, даже если она поднимет крик».
Официантка принесла меню. Сестры начали изучать его, и на их лицах отразилось некоторое замешательство.
И тут Лючия поняла. В течение стольких лет они были лишены возможности что-либо выбирать. В монастыре они покорно ели ту нехитрую еду, которую им давали. А теперь столкнулись с длинным списком незнакомых блюд.
Первой заговорила сестра Тереза:
– Я… Мне, пожалуйста, кофе и хлеб.
– Мне тоже, – сказала сестра Грасиела.
– У нас впереди долгий трудный путь, – сказала Миган. – Я предлагаю заказать что-нибудь посытнее, например яйца.
Лючия посмотрела на нее удивленными глазами. «А эта непроста. С ней нужно быть поосторожнее», – подумала она, а вслух сказала:
– Сестра Миган права. Давайте я вам сама закажу, сестры.
Она выбрала апельсины, tortillas de patatas, бекон, горячие булочки, джем и кофе.
– У нас мало времени, – предупредила она официантку.
В половине пятого, по окончании сиесты, город начинал просыпаться. Она хотела убраться отсюда до того, как в магазине найдут Мигеля Каррильо.
Когда принесли еду, сестры продолжали сидеть, уставившись на нее.
– Угощайтесь, – поторопила их Лючия.
Они принялись есть, сначала робко, затем с удовольствием, взявшим верх над чувством вины.
Единственной, кто испытывал трудности, была сестра Тереза. Откусив кусочек, она сказала:
– Я… я не могу. Это отказ от принципов.
– Сестра, ты же хочешь добраться до монастыря? – заметила сестра Миган. – Тогда тебе нужно есть, чтобы поддерживать в себе силы.
– Хорошо, – натянуто ответила сестра Тереза, – я поем, но, клянусь, безо всякого удовольствия.
– Хорошо, сестра. Ешь, – сказала Лючия, едва сдерживаясь от смеха.
Когда они поели, Лючия расплатилась по счету деньгами, взятыми из кассы магазина, и они вышли под жаркое солнце. Улицы оживали, начинали открываться магазины. «Сейчас Мигеля Каррильо уже, наверное, нашли», – подумала Лючия.
Лючия и Тереза торопились покинуть город, но Грасиела и Миган шли медленно, завороженные городскими видами, звуками и запахами. И только когда они вышли за город и направились к горам, Лючия почувствовала облегчение. Они шли строго на север, поднимаясь все выше, медленно преодолевая гористый рельеф. Лючию так и подмывало спросить сестру Терезу, не хочет ли та дать ей понести свою ношу, но она побаивалась, что любое неосторожное слово вызовет у той подозрение.
Когда они выбрались на маленькую полянку, окруженную деревьями, Лючия предложила:
– Мы можем переночевать здесь, а утром продолжим свой путь к монастырю в Мендавии.
Поверив ей, все одобрительно кивнули.
Солнце медленно катилось по синему небу, на полянке было тихо, и только ласковые звуки лета нарушали эту тишину. И вот наступила ночь.
Женщины улеглись на зеленую траву недалеко друг от друга.
Прислушиваясь к воцарившейся тишине, Лючия лежала и ждала, пока все уснут, чтобы начать действовать.
Сестре Терезе никак не спалось. Она испытывала странное чувство от того, что лежит под звездами в окружении других сестер. Теперь они обрели имена, лица и голоса, и она боялась, что Бог накажет ее за эти запретные знания. Она чувствовала себя ужасно потерянной.
Сестре Миган тоже было трудно уснуть. Она все еще была под впечатлением от событий дня. «Как я догадалась, что монах был мошенником? – размышляла она. – И как это у меня хватило смелости спасти сестру Грасиелу?» Она улыбнулась, не в силах удержаться, чтобы хоть немножечко не гордиться собой, зная при этом, что гордыня является грехом.
Измотанная выпавшим на ее долю испытанием, Грасиела спала. Она металась и ворочалась во сне, спасаясь от преследователей, гнавшихся за ней по темным, длинным и нескончаемым коридорам.
Лючия Кармине неподвижно лежала в ожидании. Пролежав так около двух часов, она тихо поднялась и направилась в темноте к сестре Терезе. Она возьмет сверток и скроется.
Приблизившись к сестре Терезе, она увидела, что монахиня не спала, а стояла на коленях и молилась. «Проклятие!» Лючия поспешно удалилась.
Она вновь улеглась, пытаясь набраться терпения. Не может же сестра Тереза молиться всю ночь. Должна же она лечь спать.
Лючия продумывала свой план. Денег, взятых в кассе, ей хватит для того, чтобы автобусом или поездом добраться до Мадрида. Там будет несложно найти ростовщика. Она уже видела себя входящей в ломбард и протягивающей ему золотой крест. Ростовщик наверняка заподозрит, что он украден, но это не важно. Найдется много желающих приобрести его.
«– Я дам вам за него сто тысяч песет.
– Скорее я себя продам.
– Сто пятьдесят тысяч песет.
– Я лучше расплавлю его и вылью в сточную канаву.
– Двести тысяч песет. Это мое последнее предложение.
– Вы просто безбожно грабите меня, но я согласна.
Ростовщик нетерпеливо потянется за ним.
– Но при одном условии, – добавит она.
– Условии?
– Да. Мой паспорт куда-то подевался. Не знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы мне помочь с паспортом? – При этом золотой крест все еще будет у нее в руках.
Немного помедлив, ростовщик скажет:
– У меня есть один знакомый, он может помочь».
И дело сделано. Она уже на пути в Швейцарию – к свободе. Она вспомнила, что говорил ей отец: «Там денег столько, что тебе хватит на десять жизней».
Ее глаза стали закрываться. День был долгим. В полудреме Лючия услышала, как в далеком городке зазвонил церковный колокол. Он навеял на нее воспоминания о другом месте, о другом времени…
Таормина, Сицилия, 1968
Каждое утро ее будил звон далеких колоколов церкви Сан-Доменико, находившейся высоко в Пелоританинских горах, окружавших Таормину. Ей нравилось просыпаться медленно, томно, по-кошачьи, потягиваясь. Она не открывала глаза, зная, что сейчас вспомнит что-то очень приятное. «Что же это?» Вопрос приятно дразнил ее, и она отгоняла его, не желая быстрого ответа, стремясь растянуть удовольствие. И вот она уже охвачена радостью осознания: она – Лючия Мария Кармине, дочь Анджело Кармине, а этого было достаточно, чтобы сделать счастливым кого угодно на земле.
Они жили на большой сказочной вилле, где слуг было больше, чем могла сосчитать пятнадцатилетняя Лючия. Каждое утро телохранитель отвозил ее в школу в бронированном лимузине. Она росла среди самых красивых нарядов и самых дорогих игрушек во всей Сицилии, что вызывало зависть у ее школьных друзей.
Но главной гордостью в жизни Лючии был ее отец, самый красивый в мире мужчина. Он был невысоким, крепким, с мужественным лицом и жгучими, излучавшими силу карими глазами. У него было два сына – Арнальдо и Виктор, – но больше всех Анджело Кармине обожал свою дочь. И Лючия боготворила его. Когда священник в церкви говорил о Боге, Лючия при этом всегда думала о своем отце.
По утрам он подходил к ее кровати и говорил:
– Пора вставать в школу, faccia d’angelo, Ангельское Личико.
Конечно, это не соответствовало истине. Лючия знала, что в действительности не была красавицей. «Я привлекательна, – думала она, придирчиво изучая себя в зеркале. – Да, я скорее яркая, чем красивая». В зеркале отражалась юная девушка с овальным лицом, кремовой кожей, ровными белыми зубами, упрямым подбородком – не слишком ли упрямым? – с чувственными пухлыми губами – не слишком ли пухлыми? – и темными проницательными глазами. Но если ее лицо немного и недотягивало до того, чтобы считаться красивым, то тело восполняло это в более чем достаточной степени. Уже сформировавшееся к пятнадцати годам тело Лючии было полно женственности, которую подчеркивали округлости упругой груди, тонкая талия и бедра, чувственно и зовуще покачивавшиеся при ходьбе.
– Похоже, нам придется рано выдать тебя замуж, – шутил отец. – Скоро ты будешь сводить парней с ума, моя маленькая дева.
– Я хотела бы выйти замуж за такого, как ты, папа, но таких нет.
Он смеялся.
– Не беспокойся. Мы найдем тебе принца. Ты родилась под счастливой звездой, и когда-нибудь ты узнаешь, каково быть в объятиях мужчины.
Лючия вспыхивала.
– Да, папа.
На самом деле с мужчиной она не была только последние двенадцать часов. Бенито Патас, один из ее телохранителей, всегда спал в ее постели, когда отец уезжал из города. Занятия любовью с Бенито в своем собственном доме добавляли остроты ощущениям, поскольку Лючия знала, что отец убьет их обоих, если обнаружит, чем они занимаются.
Бенито было за тридцать, и ему льстило то, что юная красавица, дочь всемогущего Анджело Кармине, избрала именно его стать ее любовником.
– Я не обманул твоих ожиданий? – спросил он, впервые побывав в ее постели.
– Нисколько, – выдохнула Лючия, – наоборот.
И при этом подумала: «Конечно, он не так хорош, как Марио, Тони или Энрико, но уж точно лучше Роберта и Лео». Она не могла вспомнить имена всех остальных.
В тринадцать лет Лючия почувствовала, что уже достаточно долго сохраняла девственность. Перебирая своих знакомых, она решила осчастливить Паоло Костелло, сына личного врача Анджело Кармине. Паоло было семнадцать, рослый и сильный, он был футбольной звездой в школе. Лючия безумно влюбилась в него с первого взгляда. Она ухитрялась попадаться ему на глаза как можно чаще. Паоло и в голову не приходило, что их частые «случайные» встречи были тщательно спланированы. Он относился к хорошенькой юной дочери Анджело Кармине как к ребенку. Но однажды жарким августовским днем Лючия решила, что не может больше ждать. Она позвонила Паоло:
– Паоло, это Лючия Кармине. Мой отец хотел бы кое о чем с тобой поговорить, и он просил узнать, сможешь ли ты встретиться с ним сегодня днем в нашей бильярдной.
Паоло был удивлен и польщен одновременно. Он благоговел перед Анджело Кармине, но даже и не думал, что всемогущий мафиози вообще знает о его существовании.
– Я с удовольствием приду, – сказал Паоло. – В какое время он хотел бы меня видеть?
– В три часа.
Время сиесты, когда все вокруг будут спать. Бильярдная стояла на отшибе, в дальнем конце их просторных владений, а отца в городе не было. Абсолютно никакого риска, что им помешают.
Паоло появился в точно назначенный час. Калитка, ведущая в сад, была открыта, и он пошел прямо к бильярдной. Остановившись у закрытой двери, он постучал.
– Синьор Кармине?
Ответа не последовало. Паоло посмотрел на часы. Осторожно открыв дверь, он вошел. В комнате было темно.
– Синьор Кармине?
К нему двинулась какая-то тень.
– Паоло…
Он узнал голос Лючии.
– Лючия, я ищу твоего отца. Он здесь?
Она подошла ближе, настолько близко, что Паоло увидел: она была абсолютно голой.
– Боже! – У него перехватило дыхание. – Какого?..
– Я хочу быть твоей.
– Сумасшедшая! Ты же еще ребенок. Я ухожу.
Он пошел к двери.
– Иди-иди. А я скажу своему отцу, что ты меня изнасиловал.
– Нет, ты не сделаешь этого.
– Уходи! И потом узнаешь.
Он остановился. Если Лючия исполнит свою угрозу, то – Паоло нимало не сомневался – его дальнейшая судьба предрешена. Для начала его кастрируют.
Он вернулся к Лючии в надежде образумить ее.
– Лючия, дорогая…
– Мне нравится, когда ты называешь меня «дорогая».
– Нет, послушай меня, Лючия. Все это очень серьезно. Твой отец убьет меня, если ты скажешь ему, что я тебя изнасиловал.
– Знаю.
Он решил сделать еще одну попытку:
– Мой отец будет опозорен. Вся моя семья – обесчещена.
– Знаю.
Безнадежно.
– Что ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты сделал то, о чем я тебя просила.
– Нет. Это невозможно. Если твой отец узнает, он убьет меня.
– И если уйдешь, он тебя убьет. Как видишь, у тебя нет выбора.
Он испуганно посмотрел на нее:
– Но почему я, Лючия?
– Потому что я влюблена в тебя, Паоло!
Взяв его руки, она осторожно положила их себе на бедра.
– Я – женщина. Дай же мне почувствовать это.
В тусклом свете Паоло видел холмики ее груди с упругими сосками и мягкие волосы, темневшие между ног.
«Боже! – подумал Паоло. – Что же остается мужчине делать?»
Она подвела его к кушетке и помогла снять брюки. Затем, встав на колени, она прикоснулась губами к его напрягшемуся члену… «У нее уже есть опыт», – мелькнула мысль. И когда он лег на нее, все глубже погружаясь в ее лоно, ощущая, как крепко ее руки обвились вокруг него и как жадно приникли к нему ее бедра, он подумал: «Боже, она восхитительна».
О проекте
О подписке