– Чем это вы здесь занимаетесь? – раздался визг Долорес Пиньеро, и в ту же секунду все словно замерло, застыло во времени. Она стояла возле кровати, глядя на свою дочь и Мавра.

Онемевшая от ужаса Грасиела посмотрела на мать. В глазах Долорес была безумная ярость.

– Ах ты сука! – взвизгнула она. – Ты мерзкая тварь!

– Мама, прошу тебя…

Схватив тяжелую железную пепельницу, стоявшую возле кровати, Долорес с силой ударила ею дочь по голове. Это было последним, что помнила Грасиела.

Она очнулась в больнице в большой светлой палате, где стояло две дюжины кроватей и все были заняты. Взад и вперед сновали санитарки.

Голова Грасиелы раскалывалась от мучительной боли. Стоило ей пошевелиться – и боль огнем разливалась по всему телу. Она лежала, слушая крики и стоны других пациентов.

Вечером к ее кровати подошел молодой врач. Ему было немногим больше тридцати, но он выглядел постаревшим от усталости.

– Вот мы и проснулись, – сказал он.

– Где я? – Ей было больно говорить.

– Ты в благотворительной палате провинциальной больницы в Авиле. Тебя привезли к нам вчера. Ты была в жутком состоянии. Нам пришлось зашивать тебе лоб, – продолжал врач. – Наш главный хирург решил наложить тебе швы сам. Он сказал, ты слишком красива, чтобы ходить со шрамами.

«Он ошибается, – подумала Грасиела. – Шрам останется на всю жизнь».

На следующий день Грасиелу навестил отец Перес. Санитарка подвинула стул к койке. Священник посмотрел на бледную прекрасную девочку, и его сердце сжалось. Жуткое происшествие с ней вызвало скандал в Лас-Навас-дель-Маркес, но ничего уже нельзя было изменить. Долорес Пиньеро заявила в полиции, что ее дочь упала и разбила себе голову.

– Тебе лучше, дитя мое? – спросил отец Перес.

Грасиела кивнула, от этого движения у нее тут же застучало в голове.

– Полиция хочет знать, что случилось. Не хотела бы ты рассказать мне что-нибудь?

Наступило долгое молчание.

– Я упала, – наконец сказала она.

Ему было тяжело смотреть в ее глаза.

– Понимаю.

Он испытывал невероятную душевную боль от того, что должен был сказать ей.

– Грасиела, я говорил с твоей матерью…

Грасиела все поняла.

– Мне нельзя возвращаться домой, да?

– Боюсь, что так. Мы еще поговорим об этом. – Отец Перес взял Грасиелу за руку: – Завтра я навещу тебя.

– Спасибо, падре.

Когда он ушел, Грасиела лежала и молилась: «Боже милостивый, дай мне умереть. Я не хочу жить».

Ей было некуда и не к кому идти. Она больше никогда не увидит свой дом. Никогда не увидит свою школу, знакомые лица учителей. Для нее ничего не осталось в этом мире.

Возле ее кровати остановилась санитарка:

– Тебе что-нибудь нужно?

Грасиела с отчаянием посмотрела на нее. Что можно было сказать?

На следующий день вновь появился тот же молодой врач.

– У меня хорошие новости, – сказал он несколько неуверенно. – У тебя уже все в порядке, и ты можешь выписываться. – Это было неправдой, правдой было то, что он добавил: – Нам нужно место в палате.

Она могла идти, но куда?

Часом позже пришел отец Перес, с ним был еще один священник.

– Это отец Беррендо, мой старый друг.

Грасиела посмотрела на худосочного священника.

– Падре.

«Он прав, – думал отец Беррендо. – Она прекрасна».

Отец Перес рассказал ему обо всем, что случилось с Грасиелой. Священник ожидал увидеть признаки влияния той среды, в которой жил ребенок: черствость, дерзость или стремление вызвать к себе жалость. Но ничего этого он не нашел в лице девочки.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось так трудно, – обратился к ней отец Беррендо.

За этими словами крылось нечто большее.

Отец Перес сказал:

– Грасиела, мне нужно возвращаться в Лас-Навас-дель-Маркес. Я оставляю тебя на попечение отца Беррендо.

Грасиелу охватила внезапная паника. Ей казалось, что обрывается последняя ниточка, связывавшая ее с домом.

– Не уходите, – взмолилась она.

Отец Перес взял ее руку в свою.

– Я знаю, что ты чувствуешь себя одинокой, – сказал он с теплотой в голосе. – Но это не так. Поверь мне, дитя мое, это не так.

К кровати подошла санитарка с узелком. Она протянула его Грасиеле:

– Вот твоя одежда. Тебе, к сожалению, надо идти.

Ее охватила еще большая паника.

– Сейчас?

Священники переглянулись.

– Почему бы тебе не одеться и не пойти со мной? – предложил отец Беррендо. – Мы сможем поговорить.

Через пятнадцать минут отец Беррендо и Грасиела вышли из двери больницы на теплый солнечный свет. Перед больницей был сад, в котором росли яркие красивые цветы, но Грасиела была настолько подавлена, что даже не замечала их.

Когда они сидели в его кабинете, отец Беррендо сказал:

– Отец Перес говорил, что тебе некуда идти.

Грасиела кивнула.

– Никаких родственников?

– Только… – Ей было трудно произнести это. – Только моя мама.

– Отец Перес говорил, что ты регулярно ходила в церковь в своем городе.

«В городе, который я никогда больше не увижу».

– Да.

Грасиела вспомнила о том, как по воскресеньям утром она ходила в церковь, как там было красиво во время службы, и о том, как она хотела поскорее встретиться с Иисусом и избавиться от страданий, причиняемых ей жизнью.

– Грасиела, не думала ли ты когда-нибудь о том, чтобы уйти в монастырь?

– Нет.

Она вздрогнула от одной мысли об этом.

– Здесь, в Авиле, есть один монастырь. Это цистерцианский монастырь. Там позаботились бы о тебе.

– Я… я не знаю. – Эта мысль пугала ее.

– Такая жизнь не для всех, – продолжал отец Беррендо. – Я должен тебя предупредить, что в этом монастыре самые строгие правила. Войдя туда и приняв монашество, ты тем самым даешь Господу обет никогда не покидать стен его обители.

Грасиела сидела, глядя в окно, и ее голова была полна противоречивых мыслей. Идея полностью удалиться от мира ужасала ее. «Все равно что отправиться в тюрьму». Но с другой стороны, что ей ждать от этого мира? Невыносимую боль и отчаяние. Она часто подумывала о самоубийстве. Это могло бы стать концом ее страданий.

– Ты сама должна решить, дитя мое, – сказал отец Беррендо. – Если хочешь, я познакомлю тебя с преподобной матерью-настоятельницей.

– Хорошо, – кивнула Грасиела.

Преподобная мать изучала лицо сидевшей перед ней девочки. Прошлой ночью впервые за много-много лет она услышала голос: «К тебе придет юное дитя. Защити его».

– Сколько тебе лет, моя милая?

– Четырнадцать.

«Достаточно большая». В IV веке папа римский издал указ, разрешающий постригаться в монахини девочкам с двенадцатилетнего возраста.

– Мне страшно, – сказала Грасиела преподобной матери Бетине.

«Мне страшно». Слова эхом отозвались в голове Бетины: «Мне страшно…»

Это было так давно. Она говорила своему священнику:

– Не знаю, это ли мое призвание, падре. Мне страшно.

– Бетина, первое общение с Господом может оказаться очень тревожным, весьма трудно решиться посвятить Ему свою жизнь.

«Как же я нашла свое призвание?» – думала Бетина.

Религия никогда не интересовала ее. Девочкой она не ходила в церковь и не посещала воскресную школу. В подростковом возрасте она больше увлекалась вечеринками, нарядами и мальчиками. Если бы ее мадридских друзей попросили назвать возможных кандидаток в монахини, то она была бы в конце списка. Точнее, ее вообще бы не было в этом списке. Но когда ей исполнилось девятнадцать, последовал ряд событий, изменивших ее жизнь.

Как-то, лежа в постели, она сквозь сон услышала голос: «Бетина, встань и выйди на улицу».

Она открыла глаза и в испуге села. Включив настольную лампу, она увидела, что была одна. «Какой странный сон».

Но голос был таким реальным. Она вновь легла, но уснуть было невозможно.

«Бетина, встань и выйди на улицу».

«Это мое подсознание, – подумала она. – С какой стати мне выходить на улицу посреди ночи?»

Она выключила свет, но через минуту вновь включила его. «Это какое-то сумасшествие».

Однако она надела халат, тапочки и спустилась вниз. В доме все спали.

Она открыла дверь на кухню, и в этот момент ее охватил какой-то страх, потому что она каким-то образом знала, что ей предстояло выйти через заднюю дверь во двор. Она огляделась в темноте и заметила луч лунного света, скользнувший по старому холодильнику, который уже не работал и использовался для хранения инструментов.

Внезапно Бетина поняла, почему она там оказалась. Как загипнотизированная она подошла к холодильнику и открыла его. Внутри без сознания был ее трехлетний братишка.

Это был первый случай. Со временем Бетина отнесла его к разряду совершенно нормальных явлений. «Я, должно быть, слышала, как мой брат встал и вышел во двор. Я знала, что там стоит холодильник. Я забеспокоилась и вышла посмотреть».

Следующий случай объяснить было не так просто. Это произошло месяц спустя.

Бетина во сне услышала голос, который сказал ей: «Ты должна потушить огонь».

Сон как рукой сняло, она села, сердце часто билось. Как и в прошлый раз, она вновь не могла уснуть. Надев халат и тапочки, она вышла в переднюю. Ни дыма, ни огня. Она заглянула в спальню родителей. Там все было нормально. Не было пожара и в братишкиной спальне. Спустившись, она осмотрела все комнаты. Никаких признаков пожара.

«Вот идиотка, – подумала Бетина. – Это же был просто сон».

Она уже ложилась в постель, когда дом зашатался от взрыва. Она и вся семья остались невредимы, пожарным удалось потушить огонь.

– Загорелся подвал, – объяснил пожарный, – и бойлер взорвался.

Следующий случай произошел тремя неделями позже. На этот раз все было не во сне.

Бетина сидела возле дома и читала, через двор проходил какой-то незнакомец. Он посмотрел на нее, и в ту же секунду она почувствовала, как от него исходило нечто зловещее, что она ощутила почти физически. Повернувшись, он ушел.

Бетина никак не могла выкинуть его из головы.

Через три дня, оказавшись в одном учреждении, она ждала лифта. Дверь лифта открылась, и она уже была готова войти туда, когда ее взгляд упал на лифтера. Это был тот самый человек, которого она видела в саду возле своего дома. В испуге Бетина попятилась. Дверь закрылась, и лифт стал подниматься. Но через несколько секунд он, сорвавшись, полетел вниз и все, кто был в нем, погибли.

В ближайшее воскресенье Бетина пошла в церковь.

«Боже милостивый, я не знаю, что со мной происходит, и мне страшно. Прошу Тебя, направь меня и скажи, что Ты хочешь от меня?»

Ответ она получила той же ночью во сне. Голос произнес единственное слово: «Посвящение».

Она думала об этом всю ночь и наутро пошла к священнику. Он внимательно выслушал ее.

– О! Тебе посчастливилось быть избранной. Тебя избрал сам Господь.

– Для чего избрал?

– Желаешь ли ты посвятить свою жизнь Господу, дитя мое?

– Я… я не знаю. Мне страшно.

Но в конце концов она ушла в монастырь.

«Я выбрала правильный путь, – думала преподобная мать Бетина, – потому что я никогда не испытывала большего счастья…»

И вот теперь это раздавленное судьбой дитя говорило ей: «Мне страшно».

Преподобная мать взяла Грасиелу за руку:

– Не спеши, Грасиела. Бог не оставит тебя. Подумай хорошенько и приходи, тогда мы обсудим это.

Но о чем ей было думать? «Мне в этом мире некуда идти, – подумала Грасиела. – А тишина принесла бы мне долгожданный покой. Я слышала слишком много ужасных звуков». Взглянув на преподобную мать, она сказала:

– Я с радостью приму безмолвие.

Это было семнадцать лет назад, с тех пор Грасиела впервые обрела умиротворение. Ее жизнь была посвящена Богу. С прошлым ее больше ничего не связывало. Ей были прощены все те ужасы, среди которых она росла. Она – невеста Христа, и в конце жизни она придет к Нему.

Годы проходили в глубоком безмолвии, и, несмотря на мучившие ее время от времени ночные кошмары, ужасные звуки постепенно стирались из ее памяти.

Сестре Грасиеле было поручено работать в саду, где она ухаживала за цветами – чудом Господнего творения.

Они были похожи на крошечные радуги, и Грасиела не уставала любоваться их красотой.

Высокие стены монастыря, возвышаясь каменными горами, окружали ее со всех сторон, но Грасиела никогда не чувствовала себя в заточении. Его стены ограждали ее от того ужасного мира, мира, который она не хотела больше видеть.

Жизнь Грасиелы в монастыре была спокойной и умиротворенной. Но вдруг теперь ее жуткие кошмары стали реальностью. В ее мир вторглись варвары. Они выгнали ее из тихого пристанища в тот мир, от которого она навсегда отреклась. Вновь все ее грехи обрушились на нее, вселяя в нее ужас. Вернулся Мавр. Она чувствовала на своем лице его горячее дыхание. Сопротивляясь, Грасиела открыла глаза. Монах, навалившись на нее, пытался овладеть ею, повторяя:

– Не брыкайся, сестра. Тебе понравится!

– Мама! – закричала Грасиела. – Мама! Помоги!