Линь Чун проснулась, почувствовав, как чьи-то крепкие пальцы надавили ей на затылок. Ее зрение прояснилось. Над ней склонилась женщина со снежно-белыми волосами, сосредоточенно взиравшая на нее. Пусть локоны ее и отливали белизной, она не выглядела старой, была, может, чуть старше Линь Чун.

Она встретилась взглядом с Линь Чун и улыбнулась. Взмахнув руками, словно бабочка крыльями, она повернулась и подала знак кому-то в другом конце комнаты.

Линь Чун повернула голову и подивилась тому, что это движение не вызвало приступ боли. Она протянула руку – та была перевязана, на шее ощущался компресс, а на щеках лежала ткань, но в голове уже прояснилось.

Та, кого подозвала лекарь (она ведь лекарь, верно?), подошла ближе, лучи солнца из окна осветили ее фигуру. Линь Чун ожидала увидеть Лу Да, но перед ней оказалась женщина намного ниже ростом и стройнее, с полностью выбритой головой и маленькой геометрической татуировкой на лбу, выдававшей даосского заклинателя.

– Добро пожаловать, – поприветствовала она и, приподняв подол верхнего халата, присела у постели Линь Чун. – Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше, – хотя отек с горла еще не спал, а голос оставался таким же хриплым, говорить ей было не трудно. – Где я?

– Это гора Ляншаньбо, скрытая среди болот и речных заводей. Здесь ты в безопасности. Вряд ли кто-нибудь, не знакомый с местными водами, рискнет пробраться сюда, а даже если такой смельчак найдется, то ему все равно не проскользнуть мимо наших дозоров, – она указала на беловолосую женщину. – Тебя лечит сестрица Ань Даоцюань, Волшебный Лекарь. А меня звать Чао Гай.

Ань Даоцюань одарила Чао Гай озорной улыбкой и коснулась своего лба. Уголки губ Чао Гай приподнялись:

– Ах да, они зовут меня Небесным Владыкой. Это не я придумала, клянусь.

– Вы спасли мне жизнь, – обратилась Линь Чун к ним обеим. – Я в долгу перед вами.

Ань Даоцюань почтительно склонила голову в ответ, а после потянулась к запястью Линь Чун и жестом попросила ее открыть рот, чтобы осмотреть.

– Сестрица Ань не разговаривает, – пояснила Чао Гай, – но она все слышит и понимает. Скоро ты тоже научишься ее понимать. Ты в надежных руках. Со времен самого Хуа То^[18] мир не знал такого искусного лекаря, как она.

Линь Чун послушно позволила Волшебному Лекарю продолжить осмотр, а после Ань Даоцюань взяла ее за руки и еще раз одарила улыбкой. Она кивнула Чао Гай и встала, протянув руку Линь Чун.

– Она говорит, что ты быстро идешь на поправку, – пояснила Чао Гай, ласково улыбаясь. – Как думаешь, сможешь уже встать?

Линь Чун в ответ приподнялась на локте, а после села. Она приняла протянутую руку Волшебного Лекаря и, оперевшись на нее, встала на ноги. И пусть повязки съехали, в ступнях еще отдавало болью, все равно ей казалось, что она сможет устоять.

Ань Даоцюань похлопала ее по руке и отпустила. Поклонившись Линь Чун и Чао Гай, она покинула комнату.

Линь Чун повернулась к Чао Гай.

– Я прошу прощения, – начала она, – но я все никак не могу понять: что это за место? Как вы здесь все оказались?

– Быть может, лучше я объясню, к ' то мы, – Чао Гай протянула Линь Чун руку, чтобы поддержать. – Давай я покажу тебе наш дом.

На самом деле Линь Чун чувствовала, что у нее вполне достаточно сил, чтобы передвигаться самостоятельно, но все равно не стала отказываться от помощи на случай, если этот прилив сил окажется временным. Ей не впервой было оправляться от ран.

– Во многих смыслах это пристанище, – начала Чао Гай, медленно выводя ее из постройки, в которой проснулась Линь Чун. Крепко сколоченной, но малость простоватой, сделанной из необработанных бревен и балок, с плотно забитыми между ними щелями. – С Лу Да ты уже знакома. Здесь у многих есть или клеймо на лице, или приказ об аресте, как у вас обеих. Вот сестрица Ань, к примеру, которая тебя лечила, разыскивается в Цзянье за убийство всей своей семьи.

Услышанное потрясло ее, особенно та непринужденность, с которой Чао Гай рассказывала это.

– Она и вправду это сделала? – тихо спросила Линь Чун.

Чао Гай неопределенно махнула свободной рукой:

– Да кто, кроме сестрицы Ань, может знать наверняка? Не думаю, что это правда. Но ее нашли в доме, залитом кровью, посреди страшной бойни – зарезанных родителей, братьев и сестер, племянников и племянниц. А на стене – надпись кровью: «Это моих, Ань Даоцюань, рук дело».

У Линь Чун мороз по коже прошелся.

– Не так уж сложно подставить или обвинить женщину, которая и слова в свою защиту сказать не сможет, по крайней мере, говорить так, чтобы у судей хватило терпения ее понять и выслушать. К счастью, пару месяцев назад она спасла одну из нас от жуткой хвори, и мы смогли перевезти ее сюда.

«Не тебе ее судить, – напомнила себе Линь Чун. – Тебя саму осудили и признали виновной, а ты вину подтвердила перед судьей. Сама видела, как закон работает».

Откровенно говоря, все это она давно знала. Знала, но отказывалась принимать горькую правду. Ей не хотелось признавать, что несправедливость давно перестала быть редкостью, печальным исходом неудачного поворота судьбы. Как это могло стать обыденностью? Как могла существовать насквозь прогнившая цивилизация?

– Только не пойми неправильно, – продолжила Чао Гай, ведя ее вниз по лесной тропе. – Многие здесь открыто признают свои прошлые преступления. Это место основали женщины, которым больше не было места в обществе; в знак неповиновения они создали собственный клан, чтобы бороться за то, что им принадлежит по праву. Но они привечали всех, кто оказался в сложном положении, и многие из них стали самыми настоящими хаоцзе, героями, которые выступили против закона, чтобы встать на защиту слабых и бедных, или бросили вызов сильным мира сего. А бывало, что здесь оказывались те, кого унижали из-за пола. Наконец, многие из нас решили найти более высокое призвание. Мы продолжаем идти против закона, никто не спорит, – то беглецов укрываем, то промышляем грабежом и насилием – за это нас и клеймят разбойниками, но наша истинная цель – помогать и защищать.

Линь Чун хотела было учтиво поддержать такие идеалы, но слова застряли у нее в горле. Такой ход мыслей она никогда в жизни не одобряла и не могла принять. Но если не сюда, то куда еще ей податься? Она была беглянкой, и раз ей предложили убежище здесь, разве могла она теперь плюнуть в протянутую руку помощи?

И рассказывала ей обо всем этом… монахиня…

– Тогда что привело сюда тебя? – спросила она, надеясь, что жесткость в ее голосе не прозвучала упреком. Лу Да ведь все-таки тоже была монахиней и при этом совершила убийство. Но также Лу Да спасла ей жизнь, стала ее названой сестрой, и Линь Чун и слова порицания не посмела бы сказать в ее адрес…

В голове у нее все смешалось.

– Ах, до прихода сюда за моей душой не было преступлений, – ответила Чао Гай. – Честно говоря, я здесь и не живу. Я делю свое время между пребыванием здесь и обязанностями старосты в деревне Дунцицунь.

Линь Чун остановилась:

– Ты деревенский староста?

Чао Гай мягко рассмеялась:

– Не так уж это и удивительно, как ты думаешь. Я из тех, кто, как говорят, «оседлал шестнадцать ветров». В деревне я живу под видом мужчины, впрочем, люди знают о моих странностях, их не волнует, что в других местах я известна как женщина. Понимаешь, я спасла жителей Дунцицунь от нашествия злых духов, и они умоляли меня остаться. Но, полагаю, мне удалось найти свое призвание, ведь будучи частью стана Ляншаньбо, я могу сделать гораздо больше для жителей деревни. У меня сердце радуется, когда я вижу их успехи. Я люблю своих людей, каждого из них.

– Значит, ты охотница за нечистью? Не монахиня? – в голосе Линь Чун прозвучало сомнение. Все-таки раньше ей не доводилось встречать ни одного «оседлавшего шестнадцать ветров» – человека, который притворялся другим полом, временно или постоянно.

– Быть может, и мне стало бы проще, живи я как мужчина, – размышляла она вслух.

И пусть она только представила, что сможет таким образом спрятаться, как мысль об этом оказалась невыносимой.

– Только если тебе это не поперек горла. В ином случае это станет просто еще одной клеткой, – ответила Чао Гай, точно разгадав мысли Линь Чун. – Но мне и другим здесь это дает огромное количество свободы. Кстати, насчет них – сюда стекаются и такие, как я, и обычные женщины, мы всех привечаем. Иди сама взгляни.

Чао Гай потянула Линь Чун, и они зашагали дальше. Постройка, из которой они вышли, была частью россыпи одинаковых домиков, спрятанных среди тенистых деревьев на склоне горы. А теперь они резко свернули к высокому хребту, откуда открывался вид на широкую зеленую долину.

И сейчас она служила ристалищем.

Линь Чун тут же опознала Лу Да, та крутила посох обеими руками и отчаянно пыталась положить на землю менее крупную противницу, которая, словно в танце, уходила от ударов, вращая две сабли.

– Это Ху Саньнян, – пояснила Чао Гай. – Или, по-другому, Стальная Зеленая Змейка. Не обманывайся ее хрупкостью – своими саблями она способна уложить с дюжину мужчин. И сюда она пришла уже будучи мастерицей по обращению с арканом… Ах, ты погляди только!

Линь Чун и сама заметила мастерство миниатюрной девушки, когда та кувырком ушла от удара Лу Да и приземлилась на корточки, неожиданно метнув аркан, висевший до того на ее талии. Ее движения были искусны – веревка обхватила посох Лу Да и вырвала его из рук, отбросив в сторону. Ху Саньнян подобрала сабли и двинулась вперед, но и Лу Да не собиралась сдаваться так легко – она выхватила из ножен огромный двуручный меч, готовая встретить стальной вихрь, надвигающийся на нее.

Линь Чун поймала себя на мысли, что мысленно поддерживает новоиспеченную сестрицу: «Не ведись на эти вращения, они нужны лишь для устрашения… Не дай ей себя отвлечь…»

Боевые приемы Ху Саньнян были легкими и вычурными, что явно выдавало в ней барышню из знатного семейства.

– Что же за преступление она совершила? – спросила Линь Чун у Чао Гай, пока они смотрели за боем.

До чего причудливая реальность – спрашивать подобное обо всех, кого она успела здесь встретить.

– Никакого, – ответила Чао Гай. – Она из семейства богатых землевладельцев. Когда они решили пристроить ее наложницей к дворянину, она сбежала, выбрав путь приключений. Взгляни, какая она энергичная.

– Так она оказалась здесь, чтобы замужества избежать? – недоумевала Линь Чун. Да большинство женщин благодарили бы судьбу за такую удачу, пусть даже это и не титул старшей супруги. – Неужели он обижал ее?

– Нет, насколько я знаю, – ответила Чао Гай. – Просто некоторым хочется иметь больше свободы выбора. Уж тебе, наставник по боевым искусствам, это лучше других известно, полагаю.

Произнося звание Линь Чун, она слегка поклонилась, в голосе сквозило веселье.

Но Линь Чун обрела свой путь просто потому, что выбора у нее особо и не было. К тому времени, когда она повзрослела, рядом не осталось никого, кто мог бы устроить ее брак или будущее, а чем дальше она пробивала себе дорогу, тем меньше находилось людей высокого положения, желающих сделать ее хранительницей домашнего очага.

Она всегда считала, что живет на вторых ролях. Но будь у нее выбор – собственная жизнь или замужество… До чего чудной вопрос!

– Ты напомнила мне подругу, – иронично заметила она, вспомнив Лу Цзюньи. – Расскажешь об остальных бойцах?

Лу Да и Ху Саньнян все еще упражнялись в обманных маневрах и выпадах, когда противостояние трех остальных женщин переросло в откровенное побоище. Линь Чун поморщилась от их приемов, хоть и оценила их увлеченность.

«Я могла бы обучить их, – поймала она себя на мысли. – Такой талант от природы, но полное отсутствие техники…»

На ум пришли слова благородной дамы Чай, которые до этого затерялись в памяти Линь Чун в пылу горячки: им кровь из носу необходим наставник по боевым искусствам. Эта госпожа Чай – кем она была? Наверняка союзницей или единомышленницей. А быть может, она даже по совместительству была разбойницей, точно так же, как Чао Гай являлась одновременно и деревенским старостой. Эти состоятельные дамы рисковали здесь своими жизнями и положением, но ради чего? Ради идеалов, которые упоминала Чао Гай? Решили стать героями, крадущими у продажных чинуш и раздающими ворованное нуждающимся?

Но смогла бы Линь Чун действительно обучать банду разбойниц? Да и стала бы?

– Те трое – братья Жуань, – пояснила Чао Гай, прервав размышления Линь Чун. – Жуань Вторая, Жуань Пятый и Жуань Седьмой. За их плечами тоже нет никаких преступлений, они просто рыбаки с той стороны болот, которых местные власти налогами довели до нищеты. Их помощь в строительстве этого убежища была неоценима.

– Они братья? – переспросила Линь Чун. Пусть они и были достаточно далеко, но она могла поклясться, что двое из троих были в женских платьях.

– Ох, да, старшая из них и вправду женщина, но она упрямо твердит, что они братья Жуань, как бы там ни было, – просто ответила Чао Гай.

– Тоже шестнадцать ветров оседлали, да? – пошутила Линь Чун.

– Ага, тоже.

Чтобы привыкнуть к такому, понадобилось бы некоторое время, но, возможно, было бы неплохо остаться в этом месте, куда стекались люди с такими невероятными навыками и судьбами. Она вспомнила Ань Даоцюань с ее поразительными познаниями в медицине, Лу Да с ее умопомрачительными размерами и силой, но Чао Гай верно подметила, что и у самой Линь Чун своеобразная судьба и необычные методы тренировки и что она никогда не жила как мужчина. О таком, как ей думалось, нельзя узнать, только если человек сам не захочет выложить всю правду о себе, подобно Чао Гай.

– Ах, а вон и Ван Лунь с Сунь Эрнян, – сказала Чао Гай; прикрыв глаза рукой от солнца, она вглядывалась вдаль, по другую сторону тренировочного поля. – Ван Лунь – основательница нашей общины. Она точно захочет познакомиться с тобой.

По тропе шла высокая худощавая женщина, а рядом с ней – еще одна, разодетая в ворох самых ярких цветов, которые Линь Чун доводилось когда-либо видеть, настолько броских, затмевающих друг друга, что от этого зрелища начинали болеть глаза. Но от Линь Чун не укрылось, как Чао Гай назвала Ван Лунь основательницей, но не главарем.

Когда две прибывших подошли к лужайке, взгляд высокой женщины задержался на том месте, где стояли Линь Чун с Чао Гай. Она вытянула руку, останавливая цветастую спутницу, и впилась в них немигающим взглядом черных глаз.

Ван Лунь. Линь Чун поборола в себе желание попятиться.

– Лучше нам спуститься и поприветствовать ее, – невозмутимо сказала Чао Гай.

Чутье подсказало Линь Чун идти самостоятельно, не опираясь на руку Чао Гай. Той наверняка было без разницы, прояви она слабость, но вот Ван Лунь…

Линь Чун нутром чувствовала, что Ван Лунь заострит на этом внимание, да еще и не преминет воспользоваться.

До тренировочного поля они добрались почти одновременно – Ван Лунь и ее спутница были по одну сторону, а Линь Чун с Чао Гай – по другую. Стоило им приблизиться друг к другу, чтобы обменяться формальными приветственными поклонами, как Ван Лунь взяла беседу в свои руки и, судя по тону, настроена была не совсем дружелюбно:

– Я здесь главная. Меня зовут Ученой В Белых Одеждах, – представилась она, и ее говор, выдававший отсутствие какого-либо образования или особой подготовки, явно противоречил ее прозвищу. – А это Сунь Эрнян по прозвищу Людоедка. Я слышала, что раньше ты была, кажись, боевым наставником.

– Я была наставником по боевым искусствам у имперской стражи, – осторожно поправила Линь Чун.

– Ха! – усмехнулась Ван Лунь, хотя было и неясно, что же смешного она нашла в ее словах. – Ну так покажи нам что-нибудь, давай же, мы все в предвкушении!

Ее слова так и сочились сарказмом, а уголки губ приподнялись в язвительной усмешке. Линь Чун не поняла, почему она могла задеть эту женщину одним своим существованием но ее отношение было вполне знакомым. Линь Чун не раз сталкивалась с подобным на лице какого-нибудь офицера, прежде чем побить его на показательной тренировке.

Ван Лунь увидела в ней угрозу. Не себе лично, но своему господству.

Чао Гай взяла Линь Чун под руку.

– Сестрица Линь еще не до конца оправилась, – сказала она. – Давайте отложим все показательные бои на другой день, ладно?

– Все нормально, – ответила Линь Чун, выступив вперед из-под защиты Чао Гай. – И что же мне нужно продемонстрировать?

Если она собирается остаться здесь, то от нее требуется то же самое, что и всегда до этого. Показать, что она не слабачка. Доказать, что не позволит никому по себе топтаться. И сделать это нужно было с безукоризненным уважением.

В некотором роде такая ситуация была для Линь Чун не в новинку. Новым было ее растущее негодование. Они находились за пределами нормального общества, общества, к которому она привыкла. Безусловно, это что-то да значит. Ведь у нее теперь появилось больше свободы, чтобы диктовать свои условия и отказаться от подобных игр, не так ли?

– Считаешь себя лучше всех нас, да? – спросила Ван Лунь. А затем повернулась к остальным на тренировочном поле и рявкнула: – Ну-ка, впятером на нее! Посмотрим, из какого теста сделан этот так называемый наставник по боевым искусствам!

Бойцы прервали поединки и уставились на них. Лу Да и Ху Саньнян в какой-то момент побросали оружие и схватились врукопашную, и им потребовалось несколько суматошных мгновений, чтобы подобрать с земли мечи, аркан и посох.

Стоило Лу Да увидеть Линь Чун, как лицо ее просияло в широкой улыбке:

– Сестрица Линь! Ты проснулась! И уже с сестрицей Ван познакомилась. Сестрица Ван, наставник по боевым искусствам Линь невероятная, верно говорю? Истинная богиня войны!

«Прекрати мне помогать, прошу», – про себя взмолилась Линь Чун. У Ван Лунь выступила вена на виске.

– Никакая я не богиня, – поспешила заверить Линь Чун. – Да, кое-какие навыки у меня имеются благодаря тренировкам, но на этом все, – она обратилась к Ван Лунь. – Пятеро против меня, говоришь? Что насчет оружия?

Ван Лунь повела плечами, будто бы ей не было до этого дела:

– Сама выберешь. Как и остальные.