Том привез Карен домой ранним вечером. С аварии прошло три дня. Он ехал медленно, осторожно, избегая ям на дороге и стараясь резко не тормозить, а она смотрела в окно. Карен была благодарна ему за это. Искоса поглядывала на Тома. По тому, как муж стискивал зубы, она видела, что он напряжен, хотя и притворяется, что все в порядке.
Наконец они добрались до их улочки, Догвуд-Драйв, и Том поставил машину во дворе дома 24. Хорошо быть дома, а не лежать в больнице. Карен нравится, что вокруг деревья. Нет тесноты, как в новых, менее дорогих, районах, где дома плотно лепятся друг к другу и вместо лужайки – жалкая полоска травы. Карен нравится окружающий простор, зелень. Она гордится своим садом, где как раз расцвели большие розовые гортензии.
Они посидели в тишине, слушая, как остывает мотор. Том на мгновение накрыл ее руку своей. Потом она медленно вылезла из машины.
Зайдя в дом, Карен повернулась закрыть дверь как раз в тот момент, когда Том бросил ключи на столик. Она вздрогнула. От звонкого стука виски пронзила боль, в глазах поплыло. Она на мгновение зажмурилась и, покачнувшись, схватилась рукой за стену.
– Прости! Все хорошо? – виновато спросил Том. – Я не должен был так делать.
– Все хорошо, просто немножко кружится голова, – ответила она. Ей неприятны громкие звуки так же, как яркий свет и резкие движения. Ее мозгу и правда нужно время на восстановление. Минуту спустя она прошла в гостиную, находя успокоение в лаконичном бело-сером интерьере. Напротив строгого камина из полированного мрамора – со вкусом подобранный белый диван. У дивана – большой квадратный столик со стеклянной столешницей, на нижнем отделении – ее подборка журналов Elle Decor и Art&Antiques. Над камином – огромное зеркало, на каминной полке – их с Томом фотографии в рамке. Напротив дивана – одинаковые серые кресла с мягкими подушками приглушенных зеленых и розовых оттенков. Вся комната выглядит светлой, чистой, просторной и знакомой до мельчайших деталей. Как будто последних нескольких дней не существовало. Карен медленно подошла к гигантскому окну и выглянула на улицу. От домов на противоположной стороне веет умиротворением.
Наконец она развернулась и пошла за Томом на кухню.
– Я прибрался, – сказал он, улыбаясь.
Кухня сияла. Раковина, краны, поверхности, стальные приборы. Блестел даже темный деревянный пол.
– Какой ты молодец, – благодарно ответила она, улыбаясь в ответ. Выглянула сквозь стеклянную дверь на задний двор. Потом, почувствовав жажду, достала с полки стакан. Открыла кран, опустила взгляд на раковину и вдруг резко схватилась за край столешницы, чтобы не упасть.
– Пойду-ка я прилягу, – неожиданно заявила она.
– Конечно, – ответил Том. Взял у нее стакан и наполнил водой из-под крана.
Вслед за Томом Карен поднялась на второй этаж. Многооконная спальня тоже выглядит светлой и просторной. На ее прикроватном столике лежит роман, и еще больше книг – на полу возле кровати. Карен недавно взяла их в библиотеке; особенно она предвкушала, как примется за новую книгу Кейт Аткинсон, но теперь читать нельзя, пока не пройдет сотрясение. Наказ доктора. Том наблюдает за ней.
Она посмотрела на свой комод. На нем зеркальный поднос с духами. Рядом – шкатулка с украшениями. Ее каждодневные украшения снова на ней: помолвочное и обручальное кольца и кулон, который Том подарил на первую годовщину свадьбы.
В знакомом зеркале над комодом отразилось побитое и потрепанное лицо. Карен вспомнила, как ей было страшно. Каждый раз, когда возвращалась домой и замечала, что вещи не на своих местах, – едва заметные признаки того, что кто-то рылся в ее вещах. Это пугало ее. А Том ничего не знал.
Она столько скрывала от человека, которого любит. И теперь боится, что доктор Фултон расскажет Тому или полиции, о чем она бредила, когда ее привезли в неотложку. Если бы только она смогла вспомнить, что случилось тем вечером! Она чувствует себя слепой, пробирающейся на ощупь сквозь невидимые опасности.
Внезапно на нее накатила страшная усталость. Том успокаивающим голосом предложил:
– Давай ты отдохнешь, а я приготовлю ужин?
Карен кивнула. Ей не хочется готовить. Все, чего ей хочется, это свернуться в клубок под одеялом и спрятаться от мира.
Он осторожно сказал:
– Твои друзья спрашивали, когда можно тебя навестить.
– Я не готова никого видеть, если только это не Бриджит, – она благодарна Бриджит, но больше ей ни с кем не хочется встречаться: ей не нужны расспросы.
– Я так и сказал, но они все равно собираются зайти.
– Не сейчас.
Том кивнул.
– Уверен, они поймут. Это подождет. Тебе в любом случае нужен покой, – он заботливо посмотрел на нее. – Как ты себя чувствуешь?
«Я в ужасе», – хотелось ответить ей. Но вместо этого, слабо улыбнувшись, она сказала:
– Рада, что дома.
Том разжег гриль, замариновал стейк, наспех соорудил салат и достал чесночный хлеб. Какое облегчение, что Карен снова дома!
Но загадка до сих пор не решена. Авария и то, что ей предшествовало.
Он хочет доверять жене.
Утром тот полицейский, Флеминг, предложил обыскать дом. Том вспомнил, как растерялся, услышав это предложение. Первой его мыслью было: «Что он хочет найти?» А второй: «Вдруг он что-нибудь обнаружит? Что-то нехорошее?»
Он подглядывал из-за занавесок до тех пор, пока коп, бросив последний долгий взгляд на дом, не сел в машину и не уехал. Затем Том сделал две вещи. Во-первых, нашел через Интернет местного юриста по уголовным делам и записался на прием. Во-вторых, тщательно прочесал весь дом.
Это заняло у него добрую половину дня – с перерывом на визит к Карен в больницу. Дольше всего он осматривал кухню. Перебрал все коробки с хлопьями, пакеты с мукой, рисом и сахаром – все, что не было запечатано. Вытащил содержимое буфетов и тумбочек и осмотрел все ящички. Ощупал все темные места, чтобы проверить, нет ли там чего-нибудь незаметного. Заглянул на верхние полки шкафов, под ковры и матрасы, внутрь чемоданов и редко надеваемой обуви. Спустился в подвал и, вдыхая затхлый воздух, подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Там почти ничего не обнаружилось: только комната со стиральной машиной и коробки с мусором. В основном они использовали подвал как склад. Том осмотрел каждый угол. Даже заглянул за трубы. Под конец он проверил гараж. На протяжении всего обыска его не покидало странное ощущение: ему не верилось, что все это происходит на самом деле, что он действительно это делает. «Какого черта? Что я пытаюсь найти?» Но он так ничего и не обнаружил, совсем ничего. Только почувствовал раздражение и стыд за самого себя.
И еще облегчение.
Закончив, он снова все убрал, как было, чтобы Карен ничего не заметила. Потом поехал забирать ее из больницы.
Когда стейк был готов, Том занес его в дом и побежал наверх сообщить Карен, что ужин подан.
Они сели за столом на кухне. Том предложил ей красного вина, но она мягко покачала головой.
– А, точно, – вспомнил он. – Никакого алкоголя, пока ты пьешь лекарства, я и забыл.
Он отставил вино и налил минералки.
Пока они ели, Том через стол разглядывал жену, смотрел на ее коротко остриженные каштановые волосы, косо падающую на лоб челку, кривоватую печальную полуулыбку на губах. Если бы не синяки, он почти поверил бы, что ничего не изменилось.
Что все совсем как прежде. Вот только ничего уже не так, как прежде.
На следующее утро Карен проснулась очень рано, еще до рассвета. Тихонько встала, накинула халат. Закрыв за собой дверь спальни, спустилась на кухню.
Она знала, что ей не заснуть. Поставила кофе и, скрестив руки, стала смотреть, как он варится, находя успокоение в знакомых звуках и запахах.
С рассветом легкий туман на заднем дворе рассеялся. Она долго стояла у стеклянной двери и смотрела во двор, изо всех сил пытаясь вспомнить. Так, будто от этого зависела ее жизнь.
– Эй, – Том тихо зашел на кухню и увидел Карен за столом с кружкой кофе. Похоже, что содержимое кружки давно остыло. Как давно она не спит?
Карен подняла взгляд.
– Доброе утро.
Взъерошенная, в халате она выглядела очаровательно. Том был так счастлив, что она здесь, что она есть в его жизни, после того страха, который испытал в вечер аварии, когда думал, что может ее потерять. Но счастье казалось хрупким, будто они идут по тонкому льду.
– Как спалось?
– Не очень, – призналась она. – Хочешь кофе?
– Да, пожалуйста.
Поднявшись, она поцеловала его в губы, в точности как раньше. Отстранилась, оставив его переводить дыхание. Налила ему кофе и принялась готовить завтрак.
– Нет, сядь. Я все сделаю, – твердо сказал ей Том. Включил тостер и стал разбивать яйца на сковородку. – Мне надо вернуться на работу, – сказал он извиняющимся тоном. – Я хотел бы остаться дома, с тобой, но столько дел навалилось…
Она прервала его:
– Нет, все в порядке, правда. Все хорошо. Тебе не нужно постоянно за мной присматривать. Обещаю, что не буду напрягаться, – ободряюще улыбнулась она.
Тому, однако, нужно ей еще кое-что сказать, и от этой темы никак не уйти.
– И еще… – он запнулся и перевел взгляд со сковородки на жену.
– Что?
– Я записал нас на прием к адвокату, – от него не укрылось, как в ее взгляде на мгновение вспыхнул страх.
Она встревоженно закусила губу.
– Когда?
– Сегодня утром, в десять.
Она отвела взгляд.
– О. Так быстро?
– Это серьезное обвинение, Карен, – ответил он.
– Я знаю, не обязательно мне повторять, – огрызнулась она.
Неожиданно между ними возникло напряжение. Том хотел бы, чтобы им не нужно было идти к адвокату, чтобы этой аварии никогда не было, чтобы она не убегала из дома тем вечером – на миг его охватила злость на Карен за это, – но что сделано, того не воротишь, и теперь надо как-то выкручиваться. Он вдруг понял, что стискивает зубы, и постарался расслабиться. Держать свои чувства при себе.
Юридическая фирма находилась в высоком офисном здании недалеко от их дома. За короткий путь Карен не произнесла ни слова. Тому тоже нечего было сказать.
Уже припекало, но найти тень, чтобы оставить машину, не удалось. Было приятно оказаться в прохладном помещении, где работает кондиционер. Они поднялись на лифте на шестой этаж.
В приемной было пусто. Пока они ждали, Том исподтишка поглядывал на Карен. Она не разговаривала, не листала журналы, лежащие на столике. Просто напряженно сидела в кресле. Ждать пришлось недолго.
– Мистер и миссис Крапп, можете пройти, – пригласила секретарша, провела их к кабинету, открыла дверь и закрыла ее за ними.
Кабинет походил на сотни кабинетов других юристов – вроде офиса того адвоката по сделкам с недвижимостью, у которого Том купил дом на Догвуд-Драйв, до того как встретил Карен. На гигантском столе высились аккуратные стопки бумаг. Из-за стола поднялся сам адвокат, Джек Кельвин, мужчина лет сорока пяти на вид, с проседью в кудрявых волосах; он пожал им руки и жестом пригласил сесть.
– Чем могу помочь? – спросил он. В устремленном на них взгляде читалось любопытство. И острый ум. Том почти слышал, как он думает: «Что эта милая пара делает у меня в кабинете?»
– Я звонил вчера по поводу недавней аварии, в которую попала жена, и выдвинутых против нее обвинений, – пришлось сказать Тому, потому что Карен молчала. Кажется, пребывание в кабинете адвоката по уголовным делам действовало на нее угнетающе.
– Напомните, пожалуйста, – участливо ответил Кельвин. – У меня столько дорожных происшествий. Это мой хлеб. Особенно вождение в нетрезвом виде. Ваш случай? – он бросил на Карен быстрый оценивающий взгляд.
– Нет, – ответил Том и пустился в объяснения. – Там не было никакого опьянения. Но, к сожалению, она превысила скорость, и…
Кельвин прервал его:
– Простите, но не могла бы ваша жена сама рассказать, что с ней случилось?
Том взглянул на Карен, которая заметно напряглась. Адвокат смотрел на нее выжидающе. Когда ни Карен, ни Том ничего не ответили, он перевел взгляд с одной на другого и спросил:
– В чем дело?
– Я не помню аварии, – наконец заговорила Карен. – Вообще ничего, – и обреченно нахмурилась.
– Серьезно? – спросил Кельвин.
– Вообще ничего не помню о том вечере, – сказала она. – Просто белое пятно.
– Это правда, – подхватил Том. – У нее было сотрясение. Она только вчера вышла из больницы.
Кельвин посмотрел на них с изумлением.
– Вы серьезно? Или вы придумали это для защиты на суде? Если так, вам не нужно этого делать. Я ваш адвокат. Оставьте защиту мне.
– Мы ничего не придумали, – твердо ответил Том. – У нее амнезия. Но доктора считают, что это временно и память вернется, – он бросил взгляд на побледневшую Карен. На ее лице снова появилось это страдальческое выражение, которое теперь появлялось у нее после аварии и предвещало надвигающуюся головную боль.
– Ясно, – сказал Кельвин. Он с любопытством смотрел на Карен.
Том протянул адвокату протокол, который им дали полицейские. Тот быстро прочитал. Поднял взгляд.
– Довольно сомнительный район для женщины вроде вас, – сказал он, глядя на Карен.
Она замерла в кресле. Адвокат повернулся к Тому:
– Что ваша жена там делала?
Том ответил:
– Не знаю.
– Не знаете, – повторил адвокат. Смерил их обоих внимательным взглядом, как будто не знал, что и думать. Повисла долгая пауза. Наконец Кельвин сказал:
– Это все довольно серьезно. С неосторожным вождением не шутят, – он на мгновение задумался. – Вот что мы сделаем. Сейчас мы заключим договор. После этого я добьюсь, чтобы судебное заседание отложили до тех пор, пока ваша жена не вспомнит, что делала в том районе и почему нарушила правила. Возможно, была весомая причина или хотя бы смягчающее обстоятельство. А если не было, то об этом нам тоже нужно знать.
Том посмотрел на жену, но она уткнулась взглядом в колени. Он достал чековую книжку.
– Если вы что-нибудь вспомните, – сказал адвокат, обращаясь к Карен, – пожалуйста, запишите, чтобы не забыть до нашей следующей встречи, – и добавил: – И сразу позвоните мне.
Карен кивнула.
– Хорошо.
О проекте
О подписке