Вскоре оба задержанных ждали своей участи в отделении. Первым мы допрашивали того самого, с разбитой кружкой, требовавшего ответить за базар. На его лбу выступил пот, он пыхтел, ерзал на стуле, зябко поводил могучими плечами – казалось, в тесном кабинете начальника уголовного розыска ему не хватает и простора, и воздуха.

– Ну что, Лука, – присел напротив него Антипов. – Один раз я тебя простил. Да ты, как погляжу, все не угомонишься!

– Гражданин начальник! – залепетал виновато Лука. – Я же мирный. В завязке. Но ты представляешь, Сутулый меня как назвал!

– И как?

Страшное слово Луке сперва не давалось, но он все же с натугой выдавил:

– Козлом!

– М-да, – сочувственно протянул Антипов. – Такое оскорбление смывается только кровью.

– Ну вот, вы же понимаете!

– Да ни хрена я не понимаю! – взорвался Антипов. – Все эти ваши козлы, петухи и прочий зоопарк! Ей-богу, вы, урки, как дети малые! Все обижаетесь. Дуетесь. А потом как бараны рога топорщите – и в бой! Что, надоела жизнь на воле?

– Не, не надоела, – затряс головой задержанный. – На зонах сейчас совсем плохо. Не все выживают.

– Ну вот и посмотрим, какой ты живучий.

Опасения Луки были вполне понятны. В местах лишения свободы последние годы творились сумятица и чертовщина. Образовывались враждующие фракции уголовников. Ссученные, польские воры, ломом подпоясанные – голову сломаешь. И все друг другу в горло вцепиться норовили. Классические воры, которые по их закону не должны работать, служить в армии, бились с теми, кто отслужил в штрафбатах, загремел снова под суд и теперь признавался «автоматчиком» или ссученым, лишался в воровской среде всех прав и состояний. Уже и название появилось – сучьи войны.

А тут еще массово осужденные бандеровцы организовывали свое подполье – уж они в этом деле мастера. Администрация в эти процессы не сильно и вмешивалась. Почему так? Да просто утомленное войной государство, судя по всему, решило плюнуть на уголовный сброд. Собрать взрывоопасный элемент вместе. И пускай варятся, грызут друг друга, лишь бы производственный план давали. Никто кормить задарма уголовников не собирался в период, когда страна гигантскими усилиями восставала из развалин.

Все чаще это напряжение нарастало до крайности и разряжалось резней и бунтами. Тогда лязгали затворы, автоматчики и пулеметчики на вышках косили всех без разбора и особых раздумий. Были случаи, что в бунтующие зоны вводили танки.

Правда, основной пик пришелся на первые послевоенные годы. Но не успокоилась система исправительно-трудовых учреждений до сих пор. Время от времени случались массовые вспышки насилия.

По моему мнению, эта политика была ошибочна. Ведь эти озверевшие уголовники рано или поздно выходят на свободу. И приносят туда свои волчьи законы, свои правила, свою осатанелость.

– Ким Сергеевич, а нельзя ли… – заныл Лука. – Я ж не порезал никого. Так, побалакали. Ну чего между корешами не станется.

– Это, друг мой ситный, хулиганка, – наставительно произнес Антипов. – Или даже покушение на убийство.

– Гражданин начальник! Какое покушение?! – чуть не подпрыгнул на месте Лука.

– А что? – Антипов задумчиво посмотрел на задержанного, потом придвинулся к нему поближе и доверительно произнес: – Слушай, у нас же доброе взаимопонимание одно время было?

– Было, – насупился Лука.

– Вот и сейчас может быть. Я тебя пойму. Ты же мне шепнешь кое-что. Исключительно между нами.

– Что надо? – угрюмо осведомился задержанный.

– Кто фраера на гоп-стоп у Базарного переулка неделю назад взял? В тот день, когда «Спартак» с «Динамо» рубился. Не слышал?

– Про «Спартак»? Так он вчистую проиграл!

– Про гоп-стоп.

– А… Слышал, конечно, – даже с легким недоумением произнес Лука – мол, как можно такое не слышать? Об этом разве только в газетах не писали, а так все знают.

– И кто? – подался вперед начальник угрозыска, положив задержанному руку на плечо и сжав пальцы так, что уголовник поморщился.

– Микроб. Он недавно от хозяина. На какой-то блат-хате у Силикатного лежка у него. Никчемный, не в сильном авторитете, но очень беспокойный. Окружил себя гопотой и шпаной. Уму-разуму их учит. Хвост перед ними пушит, какой он великий и ужасный. К тюрьме пацанов готовит.

– Дело почетное, – хмыкнул начальник уголовного розыска.

– Ну да. В обществе поощряется… Слышал я – вся эта компания в тот день там ошивалась.

– И где мне их искать? Где они собираются?

– Так каждый день по-разному. К одному месту не привязаны.

– Как их искать будем?

– Узнаю – свистну… Только в вашем каземате я много не узнаю.

– Ладно. Пиши явку с повинной, что имел место бытовой конфликт, хулиганство.

– Это еще зачем?

– Пусть у меня полежит, пока ты погуляешь. Чтобы легкомысленного желания соскочить у тебя не возникло. Сделаешь дело – я о ней забуду.

– Но…

– Пиши, а я продиктую.

Лука обреченно вздохнул, глядя на лист бумаги и автоматическую чернильную ручку, которые положили перед ним. И принялся писать под диктовку.

Писал он, аккуратно выводя каждую буковку и прикусив язык. Кстати, без ошибок.

Закончив процедуру и отправленный на четыре стороны, он аж зажмурился от удовольствия, когда шагнул из отделения навстречу сияющему в его честь солнцу. Свобода и простор! Как же ценишь их после того, как постоишь на пороге камеры!..

Глава 8

В нашем деле что главное? Незаметно подобраться и заметно нагрянуть. Для первого нужна грация кошки, для второго – напористость асфальтоукладчика, раскатывающего все в блин на своем пути.

За строительным мусором, кустами и развалинами дощатых летних построек я, начальник розыска и еще двое местных оперативных сотрудников приближались к месту, где собралась интересующая нас компашка. Подошвы ботинок противно скользили по мусору и прошлогодним прелым листьям. Антипов тихо выругался, вляпавшись в нечистоты. Место на редкость неухоженное, дворники и прочие благоустроители территории о нем забыли еще до исторического материализма и больше не вспоминали.

Двигались мы аккуратно. На стреме гопники никого не выставили. Так что подобрались мы незаметно поближе и смогли не только рассмотреть компанию в свете двух желтых, чудом работающих и не разбитых парковых фонарей, но и услышать, о чем там мирный разговор идет.

Компания собралась на окраине парка Лихачева, у фундамента и покосившейся будки разобранного пару лет назад, да так и не восстановленного чертова колеса. Сюда даже доски завезли, обнесли место заборчиком. Но потом обо всем забыли, доски сгнили, заборчик частично рухнул.

Шестеро пацанов расселись вокруг «наставника» – кто на досках, кто на корточках. На корточках даже круче – так настоящие матерые уголовники сидят, потому как в ногах, как и у прокурора, правды нет. Перед ними дымился углями небольшой костерчик, из которого извлекали печеную картошку. На деревянном ящике стояли стаканы и опустевшая бутылка водки. Да, все по-взрослому. Пацаны были счастливы.

Многие хулиганы льнут к ворам и мечтают ступить на эту стезю. А что, чем не жизнь! Ничего не делать, сладко жрать, много пить, орать уголовные песни, травить байки про Колыму. И чтоб тебя все боялись, потому что за голенищем твоего сапога заткнуто перо, которым ты вскрыл немало животов. Они просто не понимают, в какую преисподнюю затягивает их молодость и дурость. А также такие вот «наставники».

– Вот я и говорю. За такой базар на пику, – вещал худосочный, лет тридцати пяти на вид, мужичонка с короткой стрижкой и низким лбом, весь татуированный. Это и был обещанный Микроб. Впалая грудь, землистый цвет лица – ну чисто туберкулезник с виду. Понятно, откуда взялось такое погоняло.

Пацаны смотрели на него с открытыми ртами. Откровения сидельца сладко будоражили им кровь, как романтические рассказы о дальних островах и о пиратах. А он все распалялся:

– А козырный фраер, это кореш мой лепший, кивает так ласково и пером поигрывает. Ну тут ссученый нам и отвечает…

Договорить мы краснобаю не дали.

– Угрозыск! Оставаться на месте! – гаркнул Антипов.

Один гопник от неожиданности уронил картошку, которую охлаждал, быстро перебрасывая из руки в руку. Другой вздрогнул и расплескал содержимое наполненного водкой граненого стакана в своей руке.

– Атас! – послышался истошный испуганный вопль.

Трое шпанят бодро сорвались с места и бросились врассыпную. Двоих тут же сбили с ног и устроили поудобнее на мокрой земле. За третьим помчался местный оперативник, задорно крича вслед:

– Стервец, а ну стой! Все равно достану!

За спиной Микроба был забор, к которому, как казалось, он был приперт прочно, ведь впереди – мы. Так что попался, голубчик.

Но тут произошло то, чего никто не ждал. Микроб затравленно посмотрел на нас, сделал несколько шагов навстречу – мол, сдаюсь на милость победителя. А потом резко повернулся, устремился вперед и перепрыгнул через дощатый забор. Красиво так сиганул, как в армии на полосе препятствий, с перебросом своего худосочного тела.

Я был ближе всего к нему. И ринулся следом. Повторять я гимнастический трюк не стал. Просто вышиб ногой калитку поблизости. И затопал по земле – тяжело, неумолимо и быстро, как зубр.

Несмотря на щадящие условия существования, окончательно канцелярской крысой я так и не стал. Держал себя в хорошей физической форме. Лыжи, бег, гиря, борьба и рукопашка. Так что у туберкулезника, несмотря на неожиданную резвость и некоторую фору, шансов скрыться было немного.

Нагнал я его у той самой уже знакомой мне пивной. Символично. Здесь мы нащупали ниточку, приведшую к Микробу. Здесь я настиг и его самого. Мои соратники затерялись где-то позади, так что с беглецом мы получили возможность пообщаться наедине.

– Отбегался, – переведя дыхание и смотря на прижавшегося к дощатой стене павильона жулика, произнес я. – Пошли, Микроб.

Нет, он не был напуган. Это слово слишком слабое. Он был в ужасе, переходящем в панику. В глазах – безумие.

– Не подходи, сука легавая! – Он вытащил откуда-то из недр синего бушлата, который на пару размеров больше него, финку. Лезвие сверкнуло в свете болтающейся на павильоне под резкими порывами ветра лампочки.

– Не дури, болезный, – примирительно произнес я. – Перо на пол. И идем со мной.

Мои слова улетели в пустоту. Микроб потерял способность мыслить разумно. Он начал неистово размахивать финкой. Притом, надо отметить, получалось у него достаточно ловко – такие кружева крутил.

Нож – вещь серьезная. Пока достану пистолет из подмышечной кобуры, пока сделаю предупредительный выстрел – без него никак. За это время Микроб или прорвется, или попытается нанизать меня на лезвие. Он хоть и чахоточный с виду, но резкий.

Я шагнул навстречу противнику. Тот замахал ножом еще сильнее. Я подался немного в сторону, повернул голову и крикнул:

– Стреляй в него!

Микроб автоматически вслед за мной повернул голову направо.

Тут я и ринулся вперед. Саданул ногой в его коленную чашечку. Кажется, что-то ему сломал.

Микроб рухнул как подкошенный, выпустив финку и схватившись за ногу. Дико взвыл – как волк, лапа которого угодила в капкан.

Я нагнулся, подобрал финку. И осведомился:

– Идти можешь?

– Ногу сломал, мусор! Я прокурору напишу! – захныкал он.

– О как. Как на опера бросаться – так в своем праве. А как ножку отдавили – так к прокурору. Западло это для урки – прокурору жаловаться!

– А я напишу, – снова хмыкнул Микроб. – Слома-а-ал!!!

– Я вам пишу, чего же боле. Что, Микроб, никак прокурор – твой сердечный друг?

Он посмотрел на меня диковатым взором.

– Эх, ты еще не знаешь, на что напросился, – вздохнул я участливо…

Наконец подоспели местные оперативники. И этого чахоточного придурка пришлось тащить на руках, как римского патриция. Слава богу, не нам, а его подопечным гопникам…

Глава 9

Купив газету «Правда» в киоске «Союзпечати», я развернул ее. Это вошло в привычку – читать на ходу. Время экономится, которого постоянно так не хватает.

Что там у нас. Культурные мероприятия, посвященные двадцатилетию смерти гордости советской поэзии Маяковского… Шахтеры Кузбасса в соревновании против шахтеров Донбасса… Европа в экономической удавке плана Маршалла… Во многих странах развертывается кампания прогрессивной общественности по сбору подписей под воззванием о запрещении атомного оружия и об объявлении военными преступниками правительства, которое первым сбросит ядерную бомбу…

Свернув газету, засунул ее в карман пиджака. Потом дочитаем. Сейчас меня ждет важный разговор. В тюремной больничке – которая уже передо мной.

На входе я предъявил удостоверение. Прошел спецчасть, где уже лежало разрешение следователя на мои встречи с обвиняемым, и отправился на свидание с Микробом.

Церемониться с ним не стали. Прокурорский следователь тут же возбудил дело, предъявил обвинение за нападение на сотрудника МУРа, коим я числился в документах прикрытия. И теперь этот мелкий негодяй в гипсе валялся на больничной койке по соседству с такими же антиобщественными личностями.

Увечных сокамерников Микроба, кого на костылях, кого в гипсе, я выпер из палаты с решетками на окнах. После чего приступил к задушевному разговору.

– Не виноват я! – тут же с вызовом начал хорохориться Микроб, даже не выслушав, что от него хотят. – Все грязный поклеп и гнусная провокация!

– О, как запел, – всплеснул я руками. – И за нож не хватался?

– Не хватался. Когда сотрудник милиции, то есть ты, мне представился, я вытащил нож, чтобы бросить его на землю. В это время сотрудник милиции, то есть ты, превысил власть, беспричинно ударив меня и сломав ногу!

– Ух ты, – даже восхитился я юридически выверенной правильной речи Микроба. – Сам придумал? Или посоветовали добрые люди?

Я выразительно обвел рукой опустевшие койки. Обычно в таких местах находятся ушлые советчики, закончившие свои юридические факультеты в лучших зонах СССР.

Микроб не ответил и, откинувшись на подушке, гордо уставился в потолок, изучая на нем извилистую трещину.

– Ладно, все это лирика, былины и сказки, – махнул я рукой. – Меня интересует, куда ты вещички потерпевшего дел.

– Какого потерпевшего? – буркнул Микроб. Похоже, потерпевших у него было много.

– Ну которого вы срисовали у Базарного переулка. Про остальных жертв пока говорить не будем – там вопрос отдельный. Ну, вспоминай, с портфелем, высокий такой.

– Даже не пойму, о чем вы, гражданин начальник, – равнодушным голосом произнес урка.

– Да ладно тебе ломаться. Твои волчата тебя и вломили. Шел солидный мужчина, никого не трогал. Хотели толпой на него навалиться, выпотрошить, но не стали. Слишком тот серьезно выглядел, в дорогом пальто и шляпе, за такого и пострадать можно. Это не пьянь по переулкам у Завода после зарплаты потрошить.

– Ну тогда какой с меня спрос? – Он приподнялся на кровати и посмотрел на меня с ненавистью. – Никого не трогали – сам же сказал.

– Оно так. Вот только еще говорят, ты в одиночку за ним увязался. Что, хотел показать высший класс мастерства сопливым воспитанникам?

– Не было этого! Пусть в глаза мне скажут!

– Да скажут, за это не беспокойся.

– Никого я на гоп-стоп не брал. Все это провокация. Ножик да, мой, за него отвечу. Но больше года не дадут, да и то… Я же ныне пролетариат, на заводе работаю. Поруки там, поручения.

– Ох, значит, не хочешь по-хорошему… – Я вытащил удостоверение, ткнул ему под нос. – Читай.

Он сперва мазнул небрежно взглядом по корочке. Потом вчитался. Тут с него и стал сползать нездоровый туберкулезный румянец, делая его вообще похожим на труп.

– Капитан госбезопасности, – прошептал он.

– Так что напал ты не на сотрудника милиции, а на чекиста. Да и тот гражданин с портфелем тоже не простой. Прослеживается, знаешь ли, тут связь с бандпольем и зарубежными разведками. Слышал небось, что в начале года смертную казнь за государственные преступления восстановили. Так что намажут тебе лоб зеленкой, Микроб. И никакие тебе дешевые уловки, мол, я не я и лошадь не моя, не помогут. Ну, что думаешь? Как, будешь жить? Или все же умирать?

Он набрал в легкие побольше воздуха. Хотел что-то выдать дерзкое и обидное, но прикусил язык. Задумался. Потом удрученно произнес:

– Что мое, то мое. Возьму. Ну было, гопничал, волчат натаскивал. Можно сказать, ремеслу обучал воровскому.

– Не льсти себе. Грубый гоп-стоп с благородной кражей не мешай.

– А все одно – работа. Вор обязан молодежь воспитывать. Вот я и воспитывал.

На самом деле у уголовников считается такой почетной общественной нагрузкой присматривать из безрассудных, неустроенных, злых пацанов кандидатов на роль новых завсегдатаев тюрем, обучать их воровским профессиям. Блатной мир жив, пока в него есть приток молодого пополнения. Работа с ним на воле даже вменяется в обязанность откинувшимся из зон ворам. Чем Микроб и занимался.

– Молодец, – хмыкнул я. – Медаль тебе от Минпроса. Сколько народу на гоп-стоп взяли?

– Ну человек десять. В основном подгулявших пьяниц. Там и заяв-то нету, наверное.

– Это ты потом угрозыску распишешь. Ты про тот случай вспоминай, с портфелем. В подробностях.

– Да чего там вспоминать. Волчата правду говорят. Побоялись мы его брать. Слишком вальяжно выглядел. Видно, что непростой, с таким греха не оберешься, потом будут легавые всех шерстить. Да и он такой здоровый был, видно, что за себя мог постоять. С выправкой. Может, военный. Тогда там и наган в кармане.

– А ты-то зачем тогда за ним пошел?

– Дурь в голову ударила. Подумал – а чего я, не щенок же! Решил показать – один с пером тоже в поле воин.

– И что? Показал?

– Какой там! Пошел за ним. И тоже не решился. Вот нутром ощутил, что не один он идет!

– А с кем? – заинтересовался я, надеясь на неожиданный и полезный оборот.

– Что следом за ним идут мои неприятности. – Микроб замолчал. И молчал долго, так что терпение мое истощилось.

– Дальше! – прикрикнул я.

– А не было дальше. На этом все.

– Что все? Тебе вторую ногу сломать? При попытке побега. Для прояснения сознания. Давай в подробностях!

– За угол завернул, в сторону немецкого квартала двинул. Там еще котельная и дорога идет. Больше я его не видел.

– И все? – угрожающе прошипел я.

– Но слышал, – поспешно добавил Микроб.

– Что слышал? Не тяни резину!

– Там шум какой-то, шараш-шабаш. Крики.

– Что кричали?

– Да не разобрал я! Очень надо в чужие дела лезть – своих хватает. Сделал ноги в темпе вальса.

– Есть еще что добавить, Микробушка? – с ласковой угрозой спросил я. – А то как-то скупо ты сотрудничаешь с органами госбезопасности. Подозрительно скупо, будто и не вор ты, а чистый враг народа.

– Да машина там была, – затараторил Микроб. – Там такое место, что в это время мало кто ездит. Да вообще никто. А тут целая машина.

– И ты, конечно, ее не видел, – с максимальной язвительностью и недоверием произнес я.