Адмирал Брюс Паркер второй час не выходил из своей каюты на вверенном ему авианосце типа «Нимиц». Он сидел за рабочим столом, в сотый раз пересматривал пачку фотографий и напряженно думал. Рой тревожных мыслей неотступно вился в его голове. Поводов для оптимизма не было совершенно никаких. Все то, что произошло недавно, способно в один миг разрушить его служебную карьеру. Да и перспектива оказаться на скамье подсудимых в качестве военного преступника представлялась вполне реальной. Причиной его серьезных беспокойств стало содержание просматриваемых снимков. Беспилотный летательный аппарат вернулся с целым комплектом фотографий. На снимках была запечатлена территория, подвергшаяся накануне ракетному удару с американского судна. Уже первое знакомство с ними повергло Паркера в шок. На них отчетливо просматривались трупы солдат в камуфляже без опознавательных знаков. При этом однозначно можно было сказать лишь то, что ливийские правительственные войска такой формы не носили. Конечно, возможно и то, что ракетным ударом был разбит некий гарнизон переодетых каддафистов. Однако основания для таких предположений весьма шаткие. К тому же в районе Мисураты пропали две роты союзников из числа британских коммандос. Сопоставление этого факта с содержанием снимков, полученных при помощи БЛА, подталкивало лишь к одному выводу – британцы попали под удар и были уничтожены американскими ракетами. Такое на войне иногда случается. Союзники по ошибке или халатности расстреливают своих союзников. По недоразумению или из-за слабой скоординированности действий сталкиваются друг с другом солдаты одной армии. У военных это явление получило свое особое название – «дружественный огонь», ничего не говорящее людям несведущим. Услышав его впервые, они обычно ошибаются. Большинство считает, что дружественный огонь является огнем для помощи своим войскам или союзникам. «Сейчас, друзья, мы вам поможем». Вот Брюс Паркер и помог. Так помог, что теперь было тошно.
Впрочем, тошно еще и по другому поводу. На фотографиях из той же серии явственно проступала еще одна ужасающая картина: уничтоженный ливийский поселок. Нет, мистера адмирала ничуть не волновала гибель мирных жителей. Он из тех вояк, кто считает, что мирных жителей не существует в принципе. И если переживал по поводу разрушенного поселка и погибших ливийцев, то лишь из-за страха перед своим будущим. Британские коммандос и несколько десятков ливийских сельчан были мертвее мертвого. Но именно они хватали Паркера своей мертвой хваткой за горло и ставили крест на всех его достижениях. Достаточно сведениям о произошедшем попасть в средства массовой информации, как крупный международный скандал становился неизбежностью. Общественное мнение явно не склонилось бы к оправданию американского адмирала, а командование ВМС США под давлением общественности не стало бы церемониться с Паркером. Показательной расправы над собой он и боялся. Для поддержания видимости демократии и приверженности соблюдения прав человека власти вполне могли пожертвовать одним из своих адмиралов. Тем более что у этого адмирала рыльце в таком пушку, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Паркер нервозно отодвинул от себя стопку фотографий, поднялся и принялся расхаживать из угла в угол, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Уж больно не хотелось стать жертвой стечения обстоятельств. Причину, что в трагедии под Мисуратой виновен не он, а стечение обстоятельств, Брюс выбрал себе в качестве самооправдания. Но если она могла успокоить его лично, то утихомирить международную общественность ей не под силу, поэтому стоило искать любые способы для того, чтобы в принципе не допустить никакой огласки и придумать все возможное и невозможное, чтобы осуществить это. Действовать следовало быстро и решительно, иначе в район ракетного удара успеет прибыть кто-то нежелательный и увидеть то, что ему вовсе не нужно видеть. Паркер понял, что единственно правильным решением стала бы отправка в район недавнего недоразумения своих собственных людей. Вот уж кто сумел бы там навести порядок и откорректировать реальность. Вверенные под его начало американские коммандос запросто выполнили бы несложную для себя задачу. «Надежда только на них, – мысленно рассуждал адмирал. – Оперативно прибудут в тот район, обшарят его от и до, ликвидируют все возможные следы ракетного удара, уберут и фрагменты самих ракет. Если обнаружат свидетелей, то и с ними разберутся так, как мне это нужно. Никаких свидетелей в живых остаться не должно. И после всего этого мои люди подбросят туда кое-что такое, что прямо указывало бы на каддафистов. Несколько хороших вещественных доказательств вины диктаторского режима в этой бойне будут как нельзя кстати. А уж потом пускай туда летят и журналисты, и международные комиссии, и сам папа римский. Хрена с два они там что-то накопают на меня после работы моих ребят». Последняя мысль несколько раззадорила Брюса, и он впервые за долгое время позволил себе улыбнуться. Впрочем, эта улыбка была полна невероятного злорадства.
От момента постановки задачи до времени готовности прошло не более сорока минут. Паркер очень четко обрисовал свой план перед командиром морских пехотинцев лейтенантом Аланом Трайплом. При этом подбирал такие слова, чтобы задача выглядела важной не столько для самого начальника, сколько для Соединенных Штатов Америки в целом. То ли смесь красивых и суровых слов командующего, то ли привычка лейтенанта неукоснительно выполнять любые приказы свела вопросы последнего к самому минимуму. Он спросил лишь о том, когда следует выдвигаться, а через полчаса доложил о готовности. Адмирал поблагодарил его за оперативность и сообщил о скором выходе авианосца к пункту назначения.
Под покровом ночи авианосец приблизился на пять километров к ливийскому побережью Средиземного моря. Как только достигли этого расстояния, была раскрыта доковая камера, из нее появилась десантно-гусеничная машина-амфибия AAV7 и направилась прямиком в море. На ее борту находилась группа из двадцати пяти морпехов во главе с Аланом Трайплом. Группа была хорошо снаряжена не только для уничтожения вещественных доказательств ракетного удара, но и для вероятных боевых действий против кого угодно. Каждый из бойцов имел за спиной отличную подготовку и серьезный боевой опыт в горячих точках мира. Все они, отправляясь к берегу, получили предельные полномочия и были готовы сполна реализовать их в деле. И хоть направлялись морпехи на место операции под девизом борьбы за интересы США, но внешне выглядели не так, как типичные американцы. Форма одежды и оружие у них были точь-в-точь такими же, как у ливийских повстанцев. Да и типажи среди своих людей Трайпл подобрал такие, чтобы походили на арабов. Отличить американцев мексиканского происхождения от ливийцев сумел бы далеко не каждый обыватель. Впрочем, лейтенант надеялся, что неожиданных встреч на берегу не произойдет. А если и произойдет, то свидетелям не удастся разболтать об увиденном.
Плавающая машина двигалась с довольно высокой скоростью. Она разрезала едва освещенную луной морскую гладь, оставляя позади себя длинный пенный шлейф. Пустынный скалистый берег был все ближе и ближе. Передвижение амфибии координировалось с авианосца. Из специального наблюдательного пункта на нем ежеминутно поступали данные о ситуации на побережье. То, что ситуация там не менялась, было вполне предсказуемо – такая уж местность, однако лишний раз подстраховаться не мешало. Ни адмирал Паркер, ни лейтенант Трайпл не хотели каких бы то ни было сюрпризов. Задуманное дело следовало провернуть в весьма сжатые сроки, желательно без неожиданных срывов и отвлечения на что-либо постороннее. Но одновременно и один, и другой понимали, что так должно быть в идеале, а реальность могла оказаться совершенно непредсказуемой. Осознавая это, Брюс даже подумывал об очередной отправке беспилотника для разведки, но все же отказался от этой мысли, опасаясь, что БЛА может привлечь ненужное внимание вероятных свидетелей. Уже сам факт, что авианосец близко подошел к побережью, был недопустимым, а иного способа отправить морпехов на место недавнего ракетного удара не находилось.
С учетом того, что идеальный вариант может не сработать, Паркер и выбрал группу под командованием Трайпла. Алан – вояка до мозга костей и готов вести своих парней хоть к черту в зубы. В любой заварушке противнику мало не показалось бы, даже если бы его силы значительно превышали силы бойцов Трайпла. Однако кроме этого неистового солдатского азарта и мастерства ведения боев в стесненных условиях лейтенант обладал еще целым рядом достоинств. И одним из таких достоинств было знание арабского языка в его ливийском варианте, на котором он разговаривал довольно бегло. При случае мог даже сойти если не за араба, то за европейца, большую часть жизни прожившего в Ливии. При неизвестности того, как события на побережье будут развиваться дальше, знание местного языка значило весьма и весьма много.
Русские решили выждать до утра. Срываться с места ночью было нелепо. Никто не мог гарантировать безопасности передвижения по ночной дороге. Дипломаты понимали, что и днем перемещаться небезопасно, однако темное время суток вдвойне опасно из-за фактора неожиданности. Оставаясь в бунгало на побережье, они практически всю ночь не смыкали глаз. Лишь кратковременная дремота урывками заменила им здоровой полноценный сон. Мерещились посторонние звуки и шорохи. Перед глазами всплывали картины ракетного удара и его последствий. Думалось о том, что же будет дальше.
Утром все чувствовали себя разбитыми, но обращать внимание на самочувствие никто не стал. Были и более актуальные проблемы. И главная из них – вопрос о дальнейших действиях. Ирина вскипятила воду и заварила всем крепкого чая. Доедая вчерашнюю рыбу, они пили горячий чай и размышляли о том, что нужно делать в сложившейся ситуации. Завтрак, по сути, оказался эдаким военным советом, и каждый мог высказать свою точку зрения и обосновать ее. Виктор Гончаров, пользуясь предоставленным ему словом, озвучил свои соображения.
– Оставаться здесь нам в любом случае нельзя, – сказал он, – но и с направлением нашего дальнейшего движения надо определиться исходя из здравого смысла.
– Приятно слышать от тебя слова о здравом смысле, – заметил Серебряков и тут же уточнил: – Вот только хотелось бы знать, что ты имеешь в виду под здравым смыслом?
– Я имею в виду, что нам целесообразно направиться туда, где есть наши. Однозначно это столица Ливии и российское посольство. Именно туда во что бы то ни стало нужно добраться. У нас все-таки на руках дипломатические паспорта, мы обладаем дипломатической неприкосновенностью. Думаю, это поможет более или менее беспрепятственно доехать до Триполи. А там все будет уже намного легче.
Антон явно не ожидал услышать от своего коллеги нечто подобное, так как имел собственное представление о здравом смысле. Будучи более опытным человеком, он понимал, что идея коллеги не самая лучшая в изменявшихся условиях ливийской действительности. Его реакцию, однако, опередила супруга:
– Да, действительно. Виктор прав. Нам нужно возвращаться в Триполи. Дипломатов никто не тронет.
– Дорогие мои мечтатели, – не выдержал Антон. – Все, что вы говорите, приемлемо исключительно в нормальных политических условиях. Когда есть стабильность, есть те, кто готов брать на себя ответственность за заботу о безопасности иностранных граждан и дипломатов. А что мы имеем сейчас? Мы имеем неопределенную политическую обстановку. Если говорить грубо, в стране нынче происходит хрен знает что. Прикрываться дипломатическим иммунитетом, скорее всего, бесполезно, никого наш статус не остановит. Первые же мародеры пристрелят нас, не спрашивая ни о паспортах, ни о гражданстве. Наш джип – весьма привлекательная цель для всяческого сброда, который наверняка выскочил из своих нор. Вот и все, что может с нами произойти по дороге в столицу. Судя по тому, что мобильная связь и Интернет все еще «лежат», заваруха в Ливии приняла очень серьезный оборот.
– Неужели все так беспросветно? – встревоженно спросила Ирина.
– Думаю, что на самом деле все может быть даже хуже, чем я предполагаю, – мрачно ответил Антон.
– И какой же выход ты предлагаешь? – осторожно поинтересовался у коллеги Гончаров.
– Я предлагаю ни в коем случае не ехать в столицу и не искать на наши задницы лишних приключений. Предлагаю, даже настаиваю на том, чтобы мы остались здесь. Останемся и будем выжидать, как будут развиваться события дальше. Возможно, через некоторое время что-нибудь прояснится, тогда мы примем новое решение. Сейчас же у нас слишком мало информации, чтобы рисковать, покидая эту местность.
Игорь, просматривавший в это время записи видеофиксатора, попросил слова:
– Вы можете меня не послушать, но посмотрите на все то, что было заснято фиксатором на месте ракетного удара. Это же настоящий документальный фильм. Конечно, я не хочу, чтобы меня пристрелили мародеры. Но мне кажется, что сидеть здесь с таким фильмом и ничего не делать – неправильно. Видеозапись нужно показать всему миру. Ведь то, что на ней зафиксировано, – результат настоящего преступления. И если мир увидит все это, найти потом военных преступников будет проще.
Слова Игоря несколько огорошили всех своей взрослой рассудительностью. Даже отец не нашелся, что сразу возразить.
– Ничего не говорите. Просто сядьте и посмотрите запись, – попросил Игорь.
Все согласились, и просмотр начался. Ирина увидела место удара впервые, впервые услышала слова умирающего солдата в камуфляже без опознавательных знаков. Эти эпизоды всколыхнули ее разум и чувства. Она смотрела на все разрушения, воронки, трупы и заливалась слезами. Наверное, такой же была бы реакция многих женщин мира, посмотри они этот фильм. Антон и Виктор восприняли запись не так взволнованно, однако и на них фильм произвел впечатление, позволив еще раз осознать весь ужас общей картины с места ракетного удара. Когда просмотр закончился, на несколько минут установилось всеобщее молчание.
– Сынок, ты все-таки прав, – наконец заговорил Антон. – Но для того, чтобы продемонстрировать этот видеоматериал мировой общественности, нам вовсе не обязательно ехать сломя голову в Триполи. Мы можем выбрать какой-нибудь другой маршрут. Надеюсь, сейчас все обдумаем и примем решение, куда именно направиться.
Супруга посмотрела на него с едва скрываемым удивлением. Он практически никогда не менял своих решений, да еще так быстро. Редким исключением были лишь те случаи, когда менять решение приходилось под нажимом начальства. А случаев, чтобы Серебряков-старший послушался своего собственного сына, Ирина вообще припомнить не могла.
Виктор немного поколебался и тоже поддержал предложение Игоря.
– Безусловно, этот ролик должен стать достоянием гласности. А хорошим дополнением к нему будет вещественное доказательство, – сказал он, напоминая о подобранной на месте трагедии части стабилизатора ракеты.
Стабилизатор ранее был тщательно осмотрен. Антон, мало-мальски разбиравшийся в современном вооружении, предположил, что это ракета класса «земля-земля». Маркировка на стабилизаторе отсутствовала, однако исходя из особенности конструкции и качества был сделан вывод о его американском происхождении. Более точный ответ могла дать лишь полноценная экспертиза в специализированной лаборатории.
Начались довольно жаркие споры насчет того, куда отправляться. Антон решительно отстаивал свою точку зрения, повторяя об опасности пути в Триполи. Он предлагал добираться до города Аль-Хумса на побережье Средиземного моря. Аргументация была проста: город находится близко, с недавних пор там действуют корпункты нескольких ведущих информационных агентств. Правда, возникал вопрос, есть ли там русские журналисты либо другие граждане Российской Федерации, которые смогли бы помочь разобраться и с отснятым материалом, и с ракетным стабилизатором? Виктор, исходя из информации, которой владел как атташе по культуре, отрицал наличие в Аль-Хумсе российского корпункта. О пребывании других российских специалистов в этом городе он сведений не имел, поэтому предлагал все-таки ехать в Триполи по шоссе вдоль береговой линии.
О проекте
О подписке