– Да уж, – с отвращением произнес Валдаев.

– Одно плохо – мудак полный…

Нонна в выражениях никогда не стеснялась.

– Ладно, я поехал. Нужно гонорары собрать у конкурентов, – сказал Валдаев.

И отправился в путешествие по Москве за деньгами. За последние дни у него вышли две статьи в разных газетах, да еще за старые публикации обещали гонорар.

Добрался он до своего района часов в шесть вечера. Задумавшись о превратностях судьбы, он подходил к подъезду, и вдруг – резкий удар в спину. Валдаев покачнулся и быстро обернулся…

* * *

– У, нервный стал, – насмешливо произнесла она, потирая ладонь.

– Ты откуда? – Валдаев перевел дух.

– Из лесу, вестимо, – сказала сатанистка. – Тебя жду.

– Где ты мой адрес взяла?

– В редакции сказали. Главный редактор.

– Во дурак.

– Ты что, зайчик, не рад? – Наташа прижалась к нему грудью. – Пригласил бы даму в дом.

– Уж тебя не пригласишь… Пошли.

Он провел ее в свою квартиру, кляня себя за слабоволие.

Нужно было дать ей от ворот поворот, но, как всегда, он не умел никогда ни отказывать, ни гнать к чертям, когда это было надо. Такие люди созданы, чтобы на их шее с удобством, комфортабельно, со вкусом ездить.

Наташа по-хозяйски, с ногами устроилась в любимом кресле Валдаева и осведомилась:

– Чай, кофе?

– Это ты предлагаешь? – спросил Валдаев, сдерживая раздражение.

– Спрашиваю, что ты мне предложишь.

– А что ты хочешь?

– Травки.

– Не, ну ты вообще…

– Ага, – довольно захохотала она. – У тебя жарко.

Она стянула свитер, под которым ничего не было.

– За свою невинность не опасаюсь. Ты, зайчик, импотент.

Он опешил, не нашелся что ответить. Она, зевнув, потянулась, от чего груди заходили весьма соблазнительно, и велела:

– Тащи чай.

Валдаев нахмурился, опять хотел кинуть что-нибудь уничижительное. Но лишь отправился заваривать чай, раздумывая, что есть в комнате такого, что может по простоте душевной стянуть Наташа. Вроде, кроме ноутбука и дискет с материалами, ничего ценного, что можно легко унести с собой, нет. Он вообще не терпел ценных вещей.

Он заварил в заварном чайнике ароматный английский чай с запахом жасмина. Заварку поставил на поднос вместе с чайником «Мулинэкс». Извлек из холодильника варенье и печенье.

Наташа нежилась в кресле, так и не подумав натянуть свитер. Валдаев поставил поднос на столик у кресла. Разлил чай по чашкам.

– Да, – кивнула Наташа, беря чашку. – Чай жидок. Зато хозяин русский.

– Сама придумала?

– Поговорка, лысенький. Поговорка… Вообще, ты правда русский?

– Правда.

– Из Москвы?

– В Оренбургской области родился.

– Лимитчик, – всплеснула сатанистка руками. – Отпад!

– Я с двенадцати лет в Москве, – вдруг обиделся на лимитчика Валдаев и с досадой подумал, что втягивается в идиотский разговор, начинает опять оправдываться. Он зло осведомился: – Тебе, вообще, чего надо?

– Пришла права заявить.

– Чего?

– Ты теперь за меня отвечаешь?

– Это еще что за новости?

– А то… Ославил меня на весь свет. Может, меня убьют теперь.

– Ты же сама напросилась! – возмутился он.

– А я по недомыслию, может. По наивности. Я девочка глупенькая, – прошептала она, подалась к нему, встряхнув грудями, которые невольно приковывали взор Валдаева.

– Ты чего, серьезно?

– Насчет наивности?

– Насчет того, что убьют.

– Шучу… А может, и серьезно… Может, куда серьезнее, – она вдруг судорожно перевела дух. – Знаешь, как это бывает… Острый нож…

Она пригнулась к нему и провела острым ногтем – не больно, но чувствительно – по его шее.

– Такой красивый разрез. Главное, сделать умело. Тогда жертва не пикнет. И можно даже не забрызгаться, зайчик. Главное, уметь. Отсюда и досюда, – она снова повела ногтем от его уха, но он оттолкнул ее.

– Это все, что ты мне хотела сказать?

– Не все… А ты представляешь нож в своей руке, зайчик, который режет беззащитную шею от уха до уха?

– Не представляю!

– А зря. Мне кажется, ты способен. У тебя вот здесь, – она постучала себя по лбу с костяным звуком, – такие тараканы водятся… Мне кажется, ты еще сам себя плохо знаешь.

– Уж лучше, чем ты.

– Вопрос, – она покачала головой, неожиданно опять подалась вперед и прижалась к нему грудью.

И он ощутил, что теряет контроль над собой. Рука легла на эту грудь, губы встретились с ее губами. Он притянул ее к себе. Сжал посильнее в объятиях. Ее язык как жало скользнул в его рот. Голова у него закружилась. И все закружилось. В сердце загорелся пламень.

Она резко оттолкнула его от себя.

– Лысенький, теперь я вижу, ты не импотент.

Он ничего не ответил, переводя дух.

– Ты просто неудачник, – она натянула свитер так, что тот электрически затрещал. Поднялась легко, по-спортивному. Чмокнула его в лоб – он и не двинулся, будто был статуей. – Пока, зайчик.

Хлопнула дверь.

– Вот… – он запнулся, так и не подобрав ей достойного определения.

Он провел дрожащей рукой по щеке. Встал, прошелся по комнате… А пепельницу гостья все-таки сперла. Хорошая пепельница. Он ее стащил из отеля в Голландии…

* * *

– Валдаев. Я не могу дозвониться тебе уже три дня.

– Плохо звонишь.

– Все у тебя не как у людей, – это пошли упреки.

Два года как развелись. А Лена все звонит и осыпает его упреками. И дело не в том, что она искренне верит в них. Просто ей нужно осыпать кого-то упреками, а на ее нового благоверного особо не наедешь. А вампирить, подпитываться от кого-то энергией надо – так уж Лена устроена. Ей все равно, как присасываться – по телефону, с глазу ли на глаз. После каждого такого разговора Валдаев чувствовал себя опустошенным.

Лена стала пилить его с первых дней замужества. Точнее, еще до такового. Ох, как быстро и профессионально она опутала его. Тогда он работал в центральной газете. Его имя примелькалось. Все говорили – Валдаев талантливый журналист, у него есть будущее. И клюнула, студентка. Окрутила. Стала жить с ним поживать да биоэнергию попивать. Кроме биоэнергии она не прочь была выпить и коньячок, и «Мартини», притом к бутылке прикладывалась все чаще и тогда вообще становилась невозможной. Иногда она загуливала с мужчинами, при этом не особенно и таясь. Он все ей прощал, она ему не прощала ничего. И пилила-пилила. Иногда он пробовал огрызаться, получалось это беспомощно. Он слово – ему десять. И тогда оставалось только принимать позу оскорбленного достоинства, да испытывать жалость к себе, да медленно сползать в страшноватую, но вместе с тем сладостно-истомную депрессию.

Так Лена и довела бы его до дурдома, но, на счастье, она выкопала откуда-то неразговорчивого, небритого, тупого, крутого и самоуверенного типа, зашибающего деньгу на растаможивании грузов. Тот почему-то считает, что правит семьей, хотя на деле Лена вьет из него веревки. Вот только вампирить от него у нее не очень получается. Туша огромная, мозг с пятачок. Такую нервную систему динозавра на дурачка не возьмешь. Ребенка Лена забрала себе, не без оснований заявив: «Ты не знаешь, что с самим собой делать, не то что с Левонькой». И была по-своему права. Теперь Левонька весь прилизанный, умненький, чистенький, с компьютером «Пентиум-300» и набором игр к нему, с диснеевскими мультиками в размере тридцати кассет, а на пальце – золотой перстень, и слоняется он между двумя папами.

Валдаеву это было досадно, но не более того. Он все чаще задумывался, что способен жить только для себя, точнее, выживать, да и то не очень умело. По большому счету он не способен отвечать ни за кого, даже за себя…

– Валдаев, ты небось зарос грязью в одиночестве, – продолжала Лена топтаться на больных мозолях.

Почему-то она считала, что он обязательно зарастет грязью, хотя у него всегда был идеальный порядок. В прошлом порядок этот она непонято почему считала исключительно своей заслугой.

– Ты обо мне заботишься, как родная мама.

– А кто о тебе еще позаботится? Небось опять обострение гастрита. Ешь всякую дрянь.

– Нет у меня обострения, – зло произнес он.

– Ага, – удовлетворенно произнесла Лена. Она привычно почувствовала, что он выходит из себя. – Эх, Валдаев, нашел бы ты себе какую-нибудь бабенку попроще. Чтобы готовила тебе котлетки диетические и рубашки стирала.

– Обязательно.

– Тяжело тебе, конечно, найти будет…

– Дальше я уже слышал. Ты одна такая дура нашлась, которая со мной больше двух дней смогла прожить. Я твою молодость погубил… Ничего, зато старость у тебя началась обеспеченная.

– Нахал, – возмутилась Лена.

Конечно, он передержал. Старость в двадцать семь годков – это сильно сказано.

– Ладно, у меня времени нет, – резко произнес Валдаев. – Что хотела сказать?

– Узнать, как…

– Узнала. Я тороплюсь.

– Это куда?

– У меня тут оргия.

– Ха. Кому другому расскажи, Валдаев.

– Расскажу… Пока.

Он положил трубку.

Настроение Лена умела портить отменно.

Сон не шел. Валдаев устроился на кухне. Там он пил чай без сахара, окуная в него немецкое печенье, которое моментом впитывало влагу и размягчалось. Нужно было не пропустить момент, когда печенье начнет распадаться на куски и плавать в чае, – занятие это было в какой-то мере увлекательное.

Разделавшись с чаем, он вернулся в темную комнату, где светили зеленью часы. Ноль пятьдесят. А сна все ни в одном глазу.

Он вздохнул, встал, подошел к окну.

Внизу мокрой шкурой, в которой отражались мертвецки белые фонари, уходила задавленная коробками родная улица Нади Улиевич. Кто такая эта Улиевич – Валдаев так и не удосужился узнать за свою жизнь, хотя, поговаривают, где-то висела доска с описаниями принесенной этой самой Надей пользы Отечеству. В бурное, отмеченное веселым безумием недавнее время, в разгар переименований, улицу хотели обозвать как встарь, когда здесь был подмосковный городишко, – Старая Грязнокопытинская, но чего-то у реформаторов не вышло.

– Одиннадцать, – вслух произнес он, пересчитав стоявшие на стоянке у «Бизона» машины.

Это уже вошло в привычку – каждый вечер считать количество шикарных автомашин около снискавшего всемосковскую дурную славу стриптиз-кафе «Черный бизон». В кафе этом кишела какая-то своя, загадочная жизнь. Она пугала Валдаева, как и многое из того, что происходит вокруг.

– Спать, спать, – прошептал он.

В ванной он тщательно почистил зубы. Сглотнул таблетку снотворного – иногда баловался. Снотворное было дорогое, немецкое, спасало от набрасывающейся на неделю-другую бессонницы.

Ему снилось, как он идет по веревке над какой-то грядой. Присмотревшись, понял, что гряда – из стеклянных рам. Ему было неприятно. Он всегда боялся высоты.

Один шаг. Другой. Ему очень нужно было дойти до конца.

Он сделал неверный шаг и рухнул вниз. Последнее, что он ощутил, как его тело болезненно впивается в рамы. И как лопается, разлетается, звенит стекло.

Очнулся он мигом. И понял, что куда-то летит. Но это было уже наяву.

Он больно ударился о пол. Его прижало к ковру. Хрустнуло что-то – это были заведенные за спину руки.

В комнате была полутьма. И тут резанул по глазам зажегшийся свет.

Он скосил глаз и увидел над собой склонившегося негра!

– Лежи, гад! – прикрикнул негр и так вдавил колено в спину Валдаева, что у того что-то хрустнуло там.

– Не убивайте, – жалобно выдавил Валдаев, голова которого начала проясняться и все существо стало наполняться ужасом. – Прошу вас…

– Посмотрим, как вести себя будешь, – сказали с другой стороны.

Сильные руки вздернули Валдаева и поставили на ноги…

* * *

Валдаев встряхнул головой. Наконец все происходящее сложилось в определенную картину. Негр оказался не негром, а здоровенным детиной в маске с прорезями для глаз и для рта. В руке он держал большой черный пистолет. И одет был в черный комбез. Рядом возвышался почти такой же шкаф, только габаритами чуть меньше. А перед Валдаевым, прищуренно смотря на него, стоял невысокий сухощавый мужчина в милицейской форме. Погоны у него были майорские.

– Что происходит? – воскликнул Валдаев.

– Где он? – зычно, как взбесившийся павиан, заорал майор, схватив Валдаева за плечо. Пальцы у него были крепкие.

От этого крика у Валдаева душа упала в пятки. Он слабым голосом спросил:

– Кто?

– Коля Турок!

– Какой Турок? – опешил Валдаев. Вокруг царил тугой абсурд. Не так удивительно было бы увидеть летающую тарелку и гуманоидов. Те хоть понятно, что на Земле делают. Но что эти люди делали в его квартире – это в голове не укладывалось.

– Который двоих баб и мужика завалил в лесополосе давеча, – произнес с угрозой майор.

– Как завалил? – не понял Валдаев.

– А так. Бритвой по горлышку… Дуру-то не гони!

– Я ничего не знаю!

Детина в черном комбезе вопросительно посмотрел на майора – мол, отоварить нахала по первое число или подождать?

В квартире появился еще один оперативник – тощий, долговязый, в дешевом сером костюме, висевшем на нем как на вешалке, и кроссовках.

– Ну что, не говорит? – спросил он у майора, с плотоядным интересом рассматривая Валдаева.

– Молчит, – сказал майор.

Они вышли в соседнюю комнату. Валдаев, обладавший чутким слухом, слышал их голоса.

– Черт, куда же Турок делся? – нервно восклицал длинный. – Он в этот подъезд зашел.

– Точно в эту квартиру? – спрашивал майор.

– Вроде бы…

– Тебе все хиханьки. Вспомни, как на Ленинградском квартиру перепутали. Еще раз – не приведи Господи.

– Да нет, товарищ майор, все в порядке тут…

Валдаева провели в маленькую комнату, использующуюся как кабинет. Усадили на стул. Майор уселся за стол, открыл папку. Положил на стол бланк объяснения.

 
«А самый главный сел за стол,
Вздохнул осатанело.
И что-то на меня завел,
Похожее на дело».
 

Эти слова из песни Высоцкого зазвучали в мозгу Валдаева. В этой песне были еще слова:

 
«И прямо с головы до пят
По телу ужас плелся…»
 

Все точно. Поэт будто мысленно побывал на месте Валдаева.

– Итак, где Коля Турок? – резко бросил в лицо майор.

– Я не знаю! – виновато произнес Валдаев.

Тем временем незваные гости быстро обыскали квартиру. Они что-то упорно искали.

Стекла двери и окна, ведущие на балкон, были разбиты. Как Валдаев понял – брали его с чердака, спустившись по страховочным тросам, как в кино. Похоже, штурмующие его тихую обитель действительно искренне верили, что это логово злодея и вооруженный Коля Турок, прирезавший трех человек, прячется именно здесь. От нежданных гостей исходила непоколебимая уверенность в себе, в своих силах и в своей правоте.

Валдаев продолжал погружаться в туман ирреальности происходящего. Его терзали вопросами. Майор и длинный оперативник были напористы, как селевой поток. А майор плюс ко всему был искушен в разных психологических трюках и все пытался загнать допрашиваемого в ловушку.

Время шло, и Валдаев начал осваиваться в новой реальности, свалившейся на него.

– Я журналист. Меня вся Россия знает. А вы… – Он даже начал наглеть, впрочем, не теряя осознания, что выглядит это довольно жалко. Но ему до боли хотелось сохранить хотя бы остатки собственного достоинства.

– А ты статью напиши, – гыкнул верзила в черном комбинезоне. Он наконец стянул маску и с аппетитом грыз печенье – то самое, немецкое, которое хорошо размякает в чае. Его он взял на кухне.

– Надо бы…

– Слышал анекдот – не будешь писать, мы тебе руки переломаем, – довольно усмехнулся верзила. – Как же журналисты любят с блатарями общаться, а…

– Да. Вон, Циркуля помнишь, – хмыкнул майор. – На него целая стая борзописцев работала.

– Э, журналист, а лучше шлюхой или журналистом быть? – спросил верзила.

– Ладно, остынь, – велел майор.

И допрос пошел по очередному кругу. Вопрос за вопросом. Когда Валдаев познакомился с Турком? Что знает о деятельности ореховских братков – Паши, Урода и Кургузого?

А потом произошел внешне ничем не вызванный перелом. Майор поскучнел.

– Ладно, – сказал он, поднимаясь с кресла. – Извините за беспокойство. Возможно, мы ошиблись. Ремонт мы оплатим, – произнес он таким тоном, что Валдаеву вдруг страшно захотелось вставить стекла за свой счет.

– Я сам вставлю, – поспешно произнес Валдаев.

– Ну как хотите, – майор расстегнул папку, вытащил оттуда бумагу. В бумаге надо было расписаться, что претензий нет.

Валдаев поставил свою размашистую залихватскую закорючку.

– До свидания, – майор спрятал бумагу обратно в папку. – Заметьте, не прощаюсь навсегда. Только до свидания. Чувствую, нам еще встречаться.

– Сомневаюсь.

– Вы не так просты, Валерий Васильевич. Интуиция майора Кучера никогда не подводит.

«Чтоб ты сдох вместе со своей хваленой интуицией, майор Кучер», – подумал Валдаев с бессильной злостью.

* * *

Валдаев проснулся окончательно в первом часу. Он то выныривал из сна, то с удовольствием погружался в него обратно. Ему не хотелось просыпаться окончательно. В полудреме было уютно и тепло. Но стоит проснуться, как хищно набросятся воспоминания, они бесцеремонно ворвутся в сознание и будут терзать его, как клещами. Но просыпаться все-таки пришлось.

Он был вымотан, разбит. Нехотя поднялся, заварил крепкий кофе и выпил большую чашку. Кофе он признавал только в зернах. Скрепя сердце молол их в электрической кофемолке, хотя по всем правилам кофе надо молоть вручную. Электрокофемолка пережигает зерна.

Он сидел, тупо отхлебывая горячий напиток. Ночное происшествие казалось ему сейчас виденным когда-то фильмом. Ему даже иногда казалось, что это плод разыгравшегося воображения. Но хруст разбитого стекла под подошвой быстро приводил в чувство.

Есть не хотелось. Он сварил себе вторую чашку кофе.

Хорошо, что на сегодня не запланировано никаких дел. Он был не в состоянии куда-то идти. С другой стороны, и в квартире он ощущал себя не лучшим образом. «Моя квартира – моя крепость» – этот тезис все больше затирался. Какая уж тут крепость, если сюда шастают все, кому не лень?

Наконец, очухавшись, дозвонился до РЭУ, выяснил, что стекольщика ему ждать долго. Поэтому по газете «Экстра-М» обзвонил пару фирм. Брали там дорого, зато были готовы приехать хоть сейчас. Он сделал заказ. Они появились через час – деловитые, назойливо вежливые и, главное, трезвые работяги. Все обмерили. Еще через полтора часа притащили стекла. Установили их. Получили деньги. Оставили визитку, предложив обращаться еще.