В какой-то мере в данной работе можно совсем не рассматривать многочисленные невротические страхи, так мучавшие психически больных людей. Однако, на наш взгляд, стоит хотя бы вскользь упомянуть о тех формах страха, которые свойственны индивидам в пограничных состояниях, когда вы словно бы стоите на распутье, не зная, что произойдет в следующий момент: поглотит вас симптоматика невроза или отпустит.

Интересны для нашего исследования такие формы проявления страха как раз по причине искусственного вызывания их при манипулятивном воздействии. Когда словом, жестом, каким-либо знаком в индивиде (или в индивидах, заключенных в массы) вызывается (провоцируется) беспокойство. И для избавления от формы беспокойства подобный индивид должен выполнять установки (требования), выдвигаемые манипулятором. В противном случае возможны проявления невротизма от обсессивно-компульсивного невроза (невроза навязчивых состояний) до шизоидных состояний.

Прослеживая природу страха и отвечая на вопрос: «Какие формы проявления и отношения имеет страх у нервнобольных?», в 35-й «Лекции по Введению» в психоанализ, Фрейд отмечал^[6]: «Во-первых, мы находим общую боязливость, так сказать, свободный страх, готовый привязаться к любому более или менее подходящему содержанию представления, оказывающий влияние на суждение, выбирающий ожидания, подстерегая любой случай, чтобы найти себе оправдание. Мы называем это состояние «страхом ожидания», или «боязливым ожиданием». Лица, страдающие этим страхом, всегда предвидят из всех возможностей самую страшную, считают любую случайность предвестником несчастья, используют любую неуверенность в дурном смысле. Склонность к такому ожиданию несчастья как черта характера встречается у многих людей, которых нельзя назвать больными, их считают слишком боязливыми или пессимистичными; но необычная степень страха ожидания всегда имеет отношение к нервному заболеванию, которое я назвал «неврозом страха» и причисляю к актуальным неврозам.

Вторая форма страха, в противоположность только что описанной, психически более связана и соединена с определенными объектами или ситуациями. Это страх в форме чрезвычайно многообразных и часто очень странных «фобий»… Некоторые из объектов и ситуаций, внушающих страх, и для нас, нормальных людей, являются чем-то жутким, имеют отношение к опасности, и поэтому эти фобии кажутся нам понятными, хотя и преувеличенными по своей силе. Так, большинство из нас испытывает чувство отвращения при встрече со змеей. Фобия змей, можно сказать, общечеловеческая, и Ч. Дарвин очень ярко описал, как он не мог побороть страх перед приближающейся змеей, хотя знал, что защищен от нее толстым стеклом. Ко второй группе мы относим случаи, имеющие отношение к опасности, в которых, однако, мы привыкли не придавать ей значения и не выдвигать ее на первый план. Сюда относится большинство ситуативных фобий. Мы знаем, что при поездке по железной дороге возникает больше возможностей для несчастного случая, чем дома, а именно вероятность железнодорожного крушения; мы знаем также, что корабль может пойти ко дну, и при этом, как правило, люди тонут, но мы не думаем об этих опасностях и без страха путешествуем по железной дороге и по морю. Нельзя также отрицать возможность падения в реку, если мост рухнет в тот момент, когда его переходишь, но это случается так редко, что не принимается во внимание как опасность. И одиночество имеет свои опасности, и мы избегаем его при известных обстоятельствах; но не может быть и речи о том, чтобы мы не могли его вынести при каких-то условиях и всего лишь на некоторое время. То же самое относится к человеческой толпе, закрытому помещению, грозе и т. п. Что нас поражает в этих фобиях невротиков, так это вообще не столько их содержание, сколько интенсивность. Страх фобий прямо неописуем! И иной раз у нас складывается впечатление, будто невротики боятся вовсе не тех вещей и ситуаций, которые при известных обстоятельствах и у нас могут вызвать страх, а тех, которые они называют теми же именами.

Остается третья группа фобий, которые мы вообще не можем понять. Если крепкий взрослый мужчина не может от страха перейти улицу или площадь хорошо ему знакомого родного города, если здоровая, хорошо развитая женщина впадает в бессознательный страх, потому что кошка коснулась края ее платья или через комнату прошмыгнула мышь, то какую же мы можем здесь установить связь с опасностью, которая, очевидно, все-таки существует для страдающих фобиями? В относящихся сюда случаях фобии животных не может быть и речи об общечеловеческих антипатиях, потому что, как бы для демонстрации противоположного, встречается множество людей, которые не могут пройти мимо кошки, чтобы не поманить ее и не погладить. Мышь, которую так боятся женщины, в то же время служит лучшим ласкательным именем; иная девушка, с удовольствием слушая, как ее называет так любимый, с ужасом вскрикивает, когда видит милое маленькое существо с этим именем. В отношении мужчины, страдающего страхом улиц или площадей, мы можем дать единственное объяснение: что он ведет себя, как маленький ребенок. Благодаря воспитанию, ребенка непосредственно приучают избегать таких опасных ситуаций, и наш агорафобик действительно освобождается от страха, если его кто-нибудь сопровождает при переходе через площадь.

Обе описанные здесь формы страха, свободный страх ожидания и страх, связанный с фобиями, независимы друг от друга.

Один не является более высокой ступенью развития другого, они встречаются вместе только в виде исключения, и то как бы случайно. Самая сильная общая боязливость не обязательно проявляется в фобиях; лица, вся жизнь которых ограничена агорафобией, могут быть совершенно свободны от пессимистического страха ожидания. Некоторые фобии, например страх площадей, страх перед железной дорогой, приобретаются, бесспорно, лишь в зрелые годы, другие, как страх перед темнотой, грозой, животными, по-видимому, существовали с самого начала. Страхи первого рода похожи на тяжелые болезни; последние кажутся скорее странностями, капризами. У того, кто обнаруживает эти последние, как правило, можно предположить и другие, аналогичные. Должен прибавить, что все эти фобии мы относим к истерии страха, т. е. рассматриваем их как заболевание, родственное известной конверсионной истерии.

Третья из форм невротического страха ставит нас перед той загадкой, что мы полностью теряем из виду связь между страхом и угрожающей опасностью. Этот страх появляется, например, при истерии, сопровождая истерические симптомы, или в любых условиях возбуждения, когда мы, правда, могли бы ожидать аффективных проявлений, но только не аффекта страха, или в виде приступа свободного страха, независимого от каких-либо условий и одинаково непонятного как для нас, так и для больного. О какой-то опасности и каком-то поводе, который мог бы быть раздут до нее преувеличением, вовсе не может быть речи. Во время этих спонтанных приступов мы узнаем, что комплекс, называемый нами состоянием страха, способен расколоться на части. Весь припадок может быть представлен отдельным, интенсивно выраженным симптомом – дрожью, головокружением, сердцебиением, одышкой, – а обычное чувство, по которому мы узнаем страх, – отсутствовать или быть неясным, и все же эти состояния, описанные нами как «эквиваленты страха», во всех клинических и этиологических отношениях можно приравнять к страху».

Безусловно, благодаря воздействию на индивида с целью провоцирования в нем чувства страха (так же, впрочем, как и чувства вины, и проч.), возможно решать запланированные задачи по вовлечению индивидов в процессы, необходимые власти (если предположить что власть в данном случае и выступает в роли манипулятора). При этом можно использовать различные варианты воздействия на индивида (эффективнее в данном случае является воздействие на индивидов, объединенных в массу). Причем, как заключающееся в откровенном провоцировании чувства страха, так и в более изысканных и изощренных вариантах. И в том, и в другом случае воздействие разыгрывается практически в беспроигрышном варианте.

К формам провоцирования (вызывания) страха можно также отнести как откровенное провоцирование страха смерти или получения увечий, так и более изощренное – лишение свободы или, при попадании в СИЗО, – угроза поместить несговорчивого подследственного в камеру пыток («пресс-хату») или в камеру к опущенным («петухам»). Такое воздействие чаще всего и проще, и эффективнее (как говорится, «дешево и сердито»). А по способам выполнения может быть тоже без излишних изысков. Например, неожиданный арест на улице и помещение в КПЗ (камеру предварительного заключения) или СИЗО (следственный изолятор, тюрьму) способно вызвать в неподготовленном индивиде (не профессиональном преступнике) состояние беспомощности, резкого возрастания внутренней тревожности, беспокойства и, в конечном итоге, всего того, что в данном случае вполне можно было бы определить как страх. Потому как именно страх в данном случае будет выступать провокатором боязни того, что с индивидом может случиться нечто опасное. На вопрос, что такого опасного, большинство из тех, кто первый раз сталкивается с подобным, не ответит. В данном случае неким катализатором выступает ожидание опасности. То есть, если еще раз повторить, – ожидание страха. Ожидание, которое, воздействуя на психику индивида, способно забирать последние силы. Потому как организм, которому мозг не может дать должного количества информации для анализа действительности, попадает в некий ступор. Когда психика блокируется, наступает некая заторможенность реакций. Наступает чувство сродни ощущению усталости. А в состоянии усталости, утомленности, полусонном состоянии индивидом всегда легче управлять. Ведь психика не может так четко реагировать, как в состоянии четкого бодрствования, когда достаточно легко производится анализ ситуационной действительности. Мозг индивида способен отдавать приказы, а тело – их выполнять. Нет. В нашем случае это уже будет совсем не так. Не способен. Будет наблюдаться замедленность реакции, заторможенность. А значит, подобного индивида легче склонить к выполнению требований. Например, в обмен на свободу или значительное уменьшение срока (из СИЗО могут отпустить, например, под подписку о невыезде. А на суде реальный срок заменить условным. И прочее. При попадании на зону (в ИТУ – исправительно-трудовое учреждение, лагерь) могут быть поблажки по режиму в результате сотрудничества с «кумом»). До «подопытного» индивида доводится (хоть на сознательном, хоть на бессознательном уровне), что если он не пойдет на уступки следователя (СИЗО) или «хозяина» (зона), то к нему будут применены меры репрессивного воздействия. Причем как официальные (помещение в карцер за нарушение режима), так и неофициальные (от якобы случайного помещения в камеру к опущенным до инсценирования слухов о сотрудничестве данного лица с администрацией; ну или организация любой «подставы» с последующим обвинением в «крысятничестве».