– Вот ты говоришь по-английски, – произнес Егор, обращаясь к Меченому. Тот жестом успокоил товарищей, схватившихся за ножи.

– Я хочу сказать, – продолжал Егор, – что я не француз. Мой друг также ненавидят французов, потому что они хотели отправить его за Большую Соленую Воду. Мой брат-моряк выручил его из беды. И у нас, и у мохавков общий враг. Мы должны помогать друг другу… Вспомни своего белого друга, Питера Скайлера. Он советует ирокезам не причинять зла поселенцам Новой Англии.

Мускулистый высокий воин с карими глазами вскочил на ноги и вплотную подошел к Егору.

– Скайлер советовать мохавкам, – проговорил он, коверкая английский. – А я смотреть, какой цвет кровь у бледнолицый пес!

Он выхватил нож, но рука мохавка со шрамом тут же легла на его запястье. Состоялся короткий спор, который закончился тем, что кареглазый, нахмурившись, неохотно вернулся на свое место.

– Он – сенека, – вполголоса сказал Меченый Егору, – и редко прислушивается к словам брата Кидера, так мой народ называет Скайлера.

Он взял острую палку, насадил на нее рыбу и поднес к огню. Великан-сенека, угрюмо поглядывая на пламя, методично жевал. Егор во все глаза смотрел на Меченого. Он решил, что если кто и поможет ему спастись, то это он. Но мохавк больше не проявил к русскому никакого интереса.

Покончив с ужином, ирокезы разлеглись в удобных позах на траве и раскурили трубки. Слышались тихий говор да отрыжки. Когда было выкурено по две трубки, трое индейцев поднялись на ноги и тронулись к пленникам. Четвертый, мохавк со шрамом, присел на корточки и принялся что-то объяснять своим товарищам. По жестам и тем немногим словам, которым его научили индейцы Мокасина, Егор понял, что он пытается убедить спутников отложить пытки пленников до утра. Мы устали, говорил он, поели, нам бы вздремнуть. И какое удовольствие пытать в полутьме?.. Вот наступит утро, и тогда сенека и другие точно рассмотрят цвет крови бледнолицего и абенака!

Как ни странно, доводы мохавка подействовали. Сначала утихомирился единоплеменник Меченого, а затем и сенеки вернулись на свои места. Но кареглазый великан, не просидев и мгновения, вытащил нож из ножен и шагнул в сторону Егора. И снова Меченый остановил его, даже не поднимаясь с корточек. В ярости рубанув ножом воздух, западный ирокез прошипел белому:

– Твой пытка отсрочен, ингиз, но утром ты завидовать мертвым.

У Егора отлегло от сердца, когда он развернулся и зашагал к костру. На полпути он остановился, и внутренности русского обдало холодом. Однако индеец направился не к нему, а к негасегу. Плюнув ему в лицо, он сделал ножом несколько неглубоких надрезов на его груди. Кровь тонкими струйками потекла на набедренную повязку и леггины Рыси, и он затянул Песню Смерти. У Егора пересохло во рту… Неужели сенека покончит с негасегом сейчас?.. Он поглядел на Меченого. Тот сидел у костра и хмуро наблюдал за действиями товарища. Остальные ирокезы также не испытывали восторга. Видя это, сенека решил оставить Китче Пишу в покое. Но прежде чем отправиться к костру, он оттянул у него ухо и ударом ножа проткнул его насквозь!

У Егора перехватило дыхание и захолодело внутри. Негасег же только вздрогнул, но Песни Смерти не прервал. Меченый оторвал с набедренной повязки длинную полоску и перевязал раненное ухо, чтобы остановить кровотечение. Проделав это, он пояснил товарищам, что абенак еще пригодится им для утренних пыток.

Меченый и два ирокеза вскоре улеглись возле костра, протянув к огню ноги. Четвертый, кареглазый великан-сенека, остался сидеть на страже. Егор искоса поглядывал на угрюмого бойца, но тот, казалось, его не замечал. Просто сидел и, куря трубку, сосредоточно смотрел на угли костра. Тогда Егор стал с нарастающим страхом думать о том, что принесет с собой рассвет. Он считал себя слишком молодым, чтобы умереть. Никогда раньше он не подходил к смерти так близко. Сейчас она дышала ему в лицо, и ему становилось не по себе. Раньше он любил рассветы, теперь приближение зари наполняло его сердце ужасом. Ему казалось, что луна слишком быстро скользит по безоблачному ночному небу. И он ясно понимал, что никакая сила на свете не замедлит ее извечного хода.

Часовые сменились, и на посту оказался другой сенека. Время продолжало неумолимо лететь вперед. Произошла очередная смена часовых, и надежды Егора вновь обрели силу, поскольку сторожем стал Меченый. Тот, однако, задымил трубкой и не бросил на пленников ни единого взгляда.

Вскоре Луна коснулась верхушек высоких елей. В воздухе чувствовалась предутренняя прохлада, звезды одна за другой гасли в восточной части небосклона.

Мохавк шевельнуся, медленно поднялся на ноги и, осмотрев спавших товарищей, шагнул к ближней березе. В следующий момент Егор почувствовал, что его руки свободны.

– Вот твой нож, бледнолицый, – послышался шепот ирокеза. – Освобождай товарища и исчезай! Да-джо-джи, Пума, уважает брата Кидера и не допустит гибели тех, кого он защищает.

Егор бросился к ослабевшему негасегу и разрезал его путы. Спустя мгновение оба уже были в подлеске. Прежде чем пуститься дальше, Егор оглянулся: Меченый вернулся на место и с невозмутимым видом прикладывал тлеющий сучок к чаше трубки.

ГЛАВА 8

На пути к тростнику незадачливые разведчики столкнулись с рокамеком и вевеноком. Вместе они вернулись к лодкам и быстро выгребли на середину реки.

– Ясно, что вы попали в беду, – объяснил Сигаван. – Ещё вечером Дикий Гусь прокрался к поляне и слышал, что ирокезы отложили пытки до утра. Мы шли, чтобы перерезать их всех перед рассветом.

Егор прижал руку к сердцу и искренно проговорил:

– На такое могли решиться только храбрецы.

Как только раненое ухо негасега было обработано целебной мазью из магического мешочка Дикого Гуся, компания вновь заработала веслами.

Днем путешественники вошли в устье Себастикука и, проплыв по ней около пятнадцати миль, пристали к берегу в виду главной деревни негасегов. Она стояла на возвышенности, и была обнесена высоким частоколом, в котором виднелись двое ворот. Рядом располагались возделываемые участки земли для выращивания маиса и бобов.

Оставив абенаков охранять лодки, Егор с Рысью поднялись по тропе к восточным воротам. Раньше их заметили рыбаки на реке, и едва они вышли на территорию селения, как от толпы встречающих отделился высокий индеец и бросился к ним.

– Мой отец, – сказал Рысь. – Быстрый Змей.

Сагамор негасегов крепко обнял сына и с тревогой оглядел его.

– Хвала Китче Ниваску, ты жив и на свободе!.. Но ты ранен!.. Что случилось?

Рысь сначала познакомил отца с Егором, а потом вкратце рассказал обо всем произошедшем с ним в последнее время.

– Ирокезы! – воскликнул Быстрый Змей. – Подлые убийцы!.. Заключен Великий мир, а они продолжают сеять смерть на Кеннебеке.

– Один из них, мохавк по имени Пума, спас нам жизнь, – объяснил Рысь. – Пыток и нашей смерти желали сенеки.

– Почему он освободил вас?

– Мой белый друг назвал имя бледнолицего, которого уважают мохавки.

– Я запомню имя ирокеза… Но плачмоны!.. Как они посмели так обойтись с сыном военного сагамора абенаков?.. Пусть вожди и воины услышат рассказ моего сына.

Рысь поочередно побывал в объятиях матери и двух сестер. Отправив женщин готовить домашнее угощение, Быстрый Змей провел Егора с сыном к тому месту, где стояли самые уважаемые мужчины племени во главе с седовласым сагамором Вороном.

На голове старца был красивый убор из ястребиных перьев. Одежду его составляли длинная накидка, рубаха с цветочным орнаментом, набедренная повязка и леггины. На ногах красовались мокасины с узором из игл дикобраза. Вождь поднял руку, и шум постепенно смолк. Только дети, играя у жилищ с собаками, иногда нарушали тишину.

– Негасеги готовы выслушать Китче Пишу, – произнес он. – Пусть Китче Ниваску поможет сказать ему всю правду.

Пока Рысь говорил, Егор занялся осмотром деревни и ее жителей. Жилища располагались в ряд, и всего их было пятнадцать. Тут стояли обычные конические вигвамы, крытые берестой, навесы, крышей которым служили еловые ветви, и крупные прямоугольные хижины с основаниями из толстых бревен.

Мужчины негасегов были, в основном, среднего роста, женщины малорослы, но миловидны. В одежде преобладали изделия из выделанной оленьей и лосиной кожи, кое-кто был облачен в платье европейского покроя.

«Негасеги – маленькое, но сплоченное племя, – подумал Егор. – Тут почти не чувствуется влияния белых людей…».

Ход его мыслей прервали улюлюканье и боевые кличи. Егор понял, что Рысь рассказом о вероломстве белых людей вызвал у воинов негодование. Русскому показалось, что они готовы были действовать, и попадись им в руки француз, ему точно бы не поздоровилось.

Закончив свою речь, Рысь переговорил с отцом и встал подле Егора.

– Отец, сказал, что несколько дней назад посланец из Канады пытался убедить негасегов идти к верховьям Гудзона, к озеру, которое белые называют Джордж, чтобы помочь губернатору Монреаля де Рамзе нанести поражение ингизам Николсона. Вожди выслушали его, но твердо решили остаться в стороне. И не потому, что у ингизов в союзниках около трех сотен ирокезов. В последнее время негасеги подозревают канадцев в неискренности. Те хотят загребать жар чужими руками…

Рысь хотел сказать еще что-то, но Китчига Гаго, Ворон, возвысил голос:

– Негасеги недавно показали, что они за нейтралитет. Когда-то они и плачмоны вместе проливали кровь. Теперь они хотят, чтобы она струилась только из жил абенаков… Раньше они были щедры, теперь от них не дождешься обещанных по договорам подарков. Где ружья, порох, пули, медные котелки?.. Все оседает в деревнях алгонкинов, монтанье, микмаков и наскапи. Так пусть эти индейцы и сражаются в войнах, которые развязывают плачмоны!

– Плачмоны не достойны нашей дружбы!

– Негасеги не должны иметь с ними никаких дел!

Китчига Гаго хмуро кивал головой.

– Надругательство над Китче Пишу не останется неотмщеным, – выкрикнул он. – Первый же плачмон, который попадет в руки негасегов, почувствует на себе их ярость.

Отдельные возгласы недовольства слились в один мощный рев согласия. Когда шум стих, Рысь рассказал сахему про бледнолицего товарища, в одежде и внешнем виде которого было много индейского.

– Белый человек по имени Росомаха – желанный гость в селении негасегов, – сказал Китчига Гаго. – В любом вигваме с ним поделятся едой и табаком.

По знаку вождя народ стал расходиться с площади. Прежде чем отправиться к дому, Рысь попросил отца послать воинов за индейцами Мокасина и содержимым грузового каноэ.

Конический вигвам Быстрого Змея был покрыт большими пластами бересты. Под ней четко просматривался остов из четырех шестов с прикрепленным дымным клапаном. Кусок лосиной шкуры служил пологом или дверью.

После того как негасеги занесли в жилище мешки с дарами, Быстрый Змей пригласил гостей зайти внутрь. Егор, Вобтегуа и Сигаван удостоились чести сесть на почетное место – напротив входа за очагом. Как и у всех абенаков, лежанки негасегов из еловых веток, покрытых выделанными шкурами, располагались вдоль стенок жилища. С опоясывающего стенки обруча из шестов свисали многочисленные кожаные мешки с запасной одеждой и обувью, а так же снегоступы, капканы, сети, гарпуны и прочая утварь.

Хозяйка жилища подала каждому мужчине тарелку из бересты с горячим куском тушеной оленины. Затем последовали тушеные овощи и жареная форель. Во время курения Рысь во всех подробностях рассказал отцу о семье Хуков и ее намерении переселиться на Малый Медомак для ведения торговли с окрестными племенами. Объяснил также, что младший Хук послан на Себастикук с тем, чтобы раздать старейшинам подарки и заключить предварительный дружественный договор.

Когда Рысь закончил свою речь, Егор порылся в мешках и вручил Быстрому Змею новенький мушкет, пороховой рог, мешочек с пулями, томагавк, нож и полотно красного сукна.

– Такие же подарки получат и другие вожди, – пояснил он.

Военный сагамор негасегов склонил голову и приложил руку к сердцу. Видно было, что ценные дары произвели на него глубокое впечатление.

ГЛАВА 9

С тех пор, как Егор совершил опасное путешествие к Себастикуку, минуло три месяца. На излучину Малого Медомака из Уэллса переместились не только Юрьевы, но и Вескампы с Макдермотами. И почти сразу, не теряя времени, Денис с делегацией поселка заключил с негасегами подлинный договор. Старожилы из семейств шведов Юханссонов, норвежцев Соренсенов, ирландцев О’Лири и шотландцев Дугласов тепло встретили новоприбывших, помогли им и словом и делом – дома для голландцев и шотландцев были возведены совместными усилиями в кратчайшие сроки. Люди в тяжелых трудах и заботах сплотились, и поначалу изредка, а затем все чаще и чаще свой затерянный в дебрях поселок стали называть Хуктауном. В честь знавшего толк в кулачных боях и метании ножей хозяина торгового поста, который в сердцах мог наговорить грубостей, но был искренним и задушевным человеком. Очень скоро люди признали в нем лидера. Он давал дельные советы, оказывал всем посильную помощь и никогда не терял присутствия духа.

В один из дней конца сентября к торговому посту подошел, то и дело оглядываясь, ирландец О’Лири. На одутловатом лице любителя выпить мешались боль, надежда и отчаяние. Сидевший на лавке возле порога торгового поста Денис вынул изо рта трубку.

– Опять вчера плавал к побережью? – сурово спросил он. – Эх, Патрик?!.. Сопьешься ты к чертям собачьим!

Светловолосый ирландец, имевший в плечах две сажени, был кроток и незлобив. Поздоровавшись с Юрьевым, он пробасил:

– Налей, Дэннис!.. Башка трещит от горлодера Слизняка Богарта.

– Ты хоть слышал, что я сказал?

– Слышал… Ты умный, дельный человек, но налей, а не то помру у тебя на пороге… Налей!

– Пойми, ирландская твоя душа, никогда еще крепкая выпивка не доводила людей до добра!

Юрьев сходил к стойке в фактории и вернулся с кружкой рома. Ирландец вырвал ее у него из рук и в два глотка опустошил. Крякнув, он просипел:

– Спасибо!.. Запиши на мой счет.

– И не подумаю… Я отлично помню, как ты вкалывал на постройке второго этажа блокгауза… Только хватит шляться к этому скунсу, Богарту!

– Не буду, Дэннис.

– И чем же ты заплатил за его пойло?

– Вчера на яме поймал большущего сома…

– Глупец ты, Патрик. Снес бы рыбину в дом, порадовал бы семью.

– Та сомовья яма невдалеке от побережья. До Слизняка было рукой подать… Ладно, еще раз спасибо.

Он махнул рукой и заторопился к реке, где рыбачили мальчишки.

Юрьеву вспомнилось хитрое и острое, как у хорька, лицо Богарта. Тот раз за разом дурил в торговых делах индейцев и таких белых, как простак О’Лири, и изменяться не собирался. Запреты губернатора на продажу индейцам спиртного, оружия и боеприпасов для него были пустым звуком. Для отвода глаз он имел небольшой запас бус, зеркалец и другой чепухи, но главным его товаром был разведенные в речной воде виски и ром. Ходили также слухи, что он стал тайным агентом губернатора Сюберказа.

Сам Денис держал ром в фактории, однако шел он лишь на то, чтобы угощать краснокожих звероловов, приносивших ему меха. Славу честного торговца он заработал очень быстро. Казалось, Юрьевы только вчера обосновались в просторных помещениях фактории, а о щедрости и честности хозяина прознали и в вигвамах алгонкинов Канады, и в жилищах микмаков Акадии. Как следствие, он сбыл почти весь свой французский запас и планировал со дня на день отплыть к Бостону за английским товаром.

Юрьев, сидя на лавке, покуривал виргинский табак и предавался ленивым размышлениям. Время близилось к обеду, и ему было слышно, как Оливия гремела посудой на кухне. На втором этаже шумно играли двойняшки. Он улыбнулся, вспомнив желание Витюши стать «большим коммерсантом». А что?! Хоть и мал еще, а есть в нем стержень, есть… Павел – умница!.. Капитан провинциальной галеры не нарадуется на исполнительного и подающего большие надежды юнгу Хука!.. А вот Егор… Ох, уж этот младший!.. С окончанием отделки второго этажа фактории, которая была на самом деле укрепленным блокгаузом с узкими бойницами и тяжелой дубовой дверью, брат все чаще стал пропадать у переселившихся на Медомак индейцев Мокасина. Последние три недели он вообще от них не возвращался. Ходили слухи, что на общем сходе краснокожие избрали Воби Аланксу, так теперь называли Егора, военным предводителем маленького племени. Поспособствовала этому его победа над двумя пигвакетами вождя Адиавандо, напавшими на него во время сбора моллюсков на побережье.

Вслед за О’Лири к блокгаузу пожаловали два других жителя Хуктауна. Это были закадычные друзья, норвежец Лейф Соренсен и швед Харальд Юхансон. Первый отличался высоким ростом и худобой, второй – кряжистой основательностью. Поскольку оба несли берестяные короба, Юрьев понял, что они пожаловали за провизией, которая была приобретена в Уэллсе и теперь подходила к концу. Молва о том, что на малом Медомаке можно не только сбыть пушнину, но и закупить съестного, быстро облетела округу. Однажды в гости к Юрьеву пожаловала небольшая охотничья община монтанье. Смуглолицые и коренастые канадские индейцы произвели на него неприятное впечатление. Их одноглазый вождь к тому же без спросу полез к бочке с ромом, и хозяину фактории ничего не оставалось, как окоротить наглеца ударами кнута. Наскоро поторговавшись, монтанье с угрюмым видом оставили факторию и скрылись в чаще. Русский долго не мог забыть подозрительных визитеров.

Норвежец со шведом поздоровались с Юрьевым, уселись на лавку и закурили свои длинные тонкие трубки.

– Какие новости, друзья? – спросил хозяин торгового поста, морщась от зловония дешевого табака.

– Помаленьку начинаем готовиться к зиме, Дэннис, – сказал норвежец, шмыгнув острым длинным носом.