Цитаты из книги «Учитель Дымов»

Женя разглядела в Оленьке самое главное: какую-то неуловимую легкость, небрежность, умение принимать любые подарки судьбы как должное, будто ради них Оленька и появилась на свет.

Мораль в том, что в нашей стране честный человек не может избежать государства, но все время должен держать с ним дистанцию. – Это как костер, – согласился Андрей. – К нему надо быть не слишком близко, чтобы не сгореть, и не слишком далеко, чтобы не замерзнуть. – Вот именно! – кивнул Валера. – Ты все правильно понял. Андрей усмехнулся: – Только это не я, это еще Эзоп говорил. И, кстати, это значит, что не только у нас все так хреново устроено.

Валера не соврал Игорю: он в самом деле уволился из школы. Алла рассказала ему притчу про мастера боевых единоборств. Когда его спросили, что он будет делать, если враг за километр прицелится в него из ружья с оптическим прицелом, он ответил: я не появлюсь в этом прицеле. Так и надо жить, пояснила Алла, надо уметь просто исчезать.

Знаешь, когда читаешь русскую классику, волей-неволей думаешь, как устроены разные семьи. Не в том смысле, что все несчастны по-своему, – нет, я не о том. Просто понимаешь, что есть разные семьи. Есть семьи, которые преследует злой рок, такие про́клятые семьи, как у Гофмана и прочих романтиков. Или, я не знаю, Атрей, Фиест, Эдип, все такое. Есть семьи, погруженные в забвение, которые не знают и не хотят знать, что с ними происходит, – ну, там, где память семьи даже не дотягивается до бабушек и дедушек. Таких семей очень много в России – наверно, из-за репрессий и войн, вообще из-за травм истории. Еще есть семьи, лелеющие свои несчастья, из-за тех же травм. Разные, то есть, бывают семьи.

одной весенней ночью 2009 года он исследовал онлайн-сообщество «Литература в школе». Здесь родители замученных учителями подростков пытались хоть как-то разобраться, чего же требует от их детей школьная программа: они выкладывали сканы сочинений, израненных красной учительской ручкой, сравнивали списки дополнительной литературы и обсуждали сравнительные характеристики литературных героев. Андрей не мог оторваться, это было очень страстное чтение: родительские посты сочились кровью, желчью и слезами. «Как запомнить все стихотворные размеры русского стиха?», «Неужели нужно прочесть все книги, упомянутые в “Евгении Онегине”, чтобы получить пятерку?», «Что означает Расставьте главы “Героя нашего времени” в хронологическом порядке? А в каком порядке они стоят у Лермонтова?» – и, наконец, вопль матерей всех времен: «Кто-нибудь может объяснить, что она хочет от моего сына?» Так прошла вся ночь, наступил холодный весенний рассвет, а Андрей все еще яростно выстукивал комментарии. Выяснилось, что он не просто знал почти все ответы, – он понимал внутреннюю логику вопросов. Временами логика эта казалась Андрею странной и дикой, временами чем-то напоминала пресловутый журналистский «формат», но она была прозрачной, как воздух за окном. В шесть утра, с трудом оторвавшись от компьютера, Андрей вышел на балкон. Щелкала и клекотала неизвестная птица. Пустой двор был залит призрачным утренним светом. Андрей, перевозбужденный и не спавший всю ночь, увидел повешенную на толстой ветви тополя женскую фигуру. Она была закутана в белый саван, покрытый черным бисером слов, и струйки крови – или красных учительских чернил? – стекали по ее голым мертвым ногам. Это был труп русской классики, до смерти замученной на школьных уроках.

Не отгораживайся от хаоса и не сливайся с ним – постарайся структурировать хаос, постарайся построить из него что-то.

Пожалуй, золотая осень – самое любимое время года в Москве, этом бессмысленном городе без моря

– Уйти надо не для того, чтобы не участвовать, – перебивает его Алла, – а чтобы идти своей личной дорогой. Главное только знать – куда.

think global, act local. То есть думай о глобальном, а действуй на местном уровне.

Когда-то будущего было много; собственно – вся жизнь, но с каждым годом оно сжималось, как высыхающая губка, забытая в темном углу кухни, скукоживалось, как осенний кленовый лист, засушенный между страниц книги, пряталось в свою раковину, как испуганная улитка-высуни-рога, только тронешь, и – хоп! – уже нет,