2

У вокзала Саша поймал такси, чтобы добраться до своего городка. Еще в Москве он прочитал в интернете, что ничего особо примечательного там нет, разве что полуразрушенная генуэзская крепость иногда привлекает туристов. На нескольких сайтах также говорилось, что мимо этих мест когда-то проезжал Лермонтов и даже останавливался в путевой гостинице неподалеку от центра города, съел в одном из здешних ресторанов рябчиков, выпил бутылку вина, после чего много скандалил, – и уехал расстроенным дальше на Кавказ. Понятное дело, такие выдумки не слишком влияют на имидж города, но это уже и не важно – Сочи совсем скоро поглотит, переварит, прирастит к себе все поселки и крохотные городки, рассыпанные вокруг него.

Перед глазами потянулись леса и горы, близко подобравшиеся к воде, и эта палитра – синяя, зеленая, голубая – смешивалась от быстрого движения, и ветер обдавал лицо соленым воздухом. Водитель включил радио, и салон утонул в этнической музыке: печальные трубы, короткие переливы флейты, текст на плохом русском языке. В какой-то момент машина слегка подскочила, как будто проехалась по насыпи. Саша посмотрел в заднее окно и сказал остановиться. Выйдя из автомобиля, он увидел окровавленный труп кошки – голова и передняя часть туловища были раздавлены, только задняя лапа судорожно тряслась мелкой дрожью.

– Ну, зато умерла быстро, жаловаться не на что, – сказал водитель и сплюнул на асфальт.

Саша отошел в сторону и закурил. Он посмотрел вниз – они остановились далеко от Сочи, у самого начала горной дороги: перед ним раскинулась пустошь с редкими белыми и розовыми домами высотой в несколько этажей, а чуть дальше сверкало море. Саша скучал по нему – когда он долго не отдыхал, то посреди дня прямо в офисе или дома мог начать представлять, будто за окном блестят волны, а в небе кружат чайки, перекрикивая друг друга. Теплый воздух медленно наполнял легкие. От этого убедительного миража на секунду ему становилось спокойно, словно он переносился в укромный мир, недосягаемый для всех остальных.

Становилось по-настоящему жарко. Он представил, как через какое-то время на теле кошки появятся мухи, черви, и оно окончательно перестанет напоминать само себя – живое существо, которым было недавно. Стоило убрать ее с дороги, но при мысли, что нужно будет дотронуться до мертвого тела, у него скрутило живот.

Через несколько часов таксист привез Сашу по нужному адресу – он высадил его у трехэтажного старого дома. Судя по колоннам и остаткам лепнины, дом был построен еще до революции. Лифта в нем не было, однако полукруглая каменная лестница впечатляла. Закрыв за собой тяжелую музейную дверь, Саша сразу услышал эхо от колес чемодана и собственных шагов. Во всем доме насчитывалось не более двух десятков квартир, и, если верить окружающей тишине, здесь мало кто жил. Дойдя до третьего этажа, он прошел по небольшому коридору, выложенному рассыпающимся деревянным паркетом, и уткнулся в железную дверь – девятнадцатый номер, его.

В большой трехкомнатной квартире с высокими потолками было мало мебели, и от этого она казалась еще просторнее. Оставив чемодан в холле, Саша бегло осмотрел комнаты: везде мягко скрипели полы, везде были поклеены светлые бежевые обои с тонким цветочным узором. Как раз перед отъездом Саши мама рассказала ему, как получилось, что Валя, сестра бабушки, осела здесь, недалеко от Сочи, а не осталась в Москве. В середине тридцатых они переехали в столицу из деревни под Кемеровом: девушки были совсем молодыми, когда у них умерли отец с матерью, и родственники посоветовали им отправиться в Москву. По приезде в город они работали кем придется, на заводах и швейных фабриках, и быстро вышли замуж перед самой войной. Мужей отправили на фронт, но оба чудом выжили и вернулись обратно: один целым и невредимым, а второй – без ноги. Это был Валин муж.

Едва ли не прямиком из Германии благодарное руководство страны хотело отправить его умирать то ли на Соловки, то ли на Валаам, но в последний момент как будто бы кто-то его пожалел и отпустил на время домой. До Москвы он добирался долго и через силу, ему было стыдно показаться жене в таком виде. Он был красивым вихрастым парнем, крепким, а теперь что? Через неделю после того, как он появился дома – и как счастливая Валя усадила его за стол, и накормила супом, и обняла, целуя в ухо, в нос, в щеку, – за ним пришли из НКВД и забрали. Из разных источников до Вали доходили слухи, что его обвиняли то ли в разбое на немецкой территории, то ли в мужеложстве, то ли в попытках побега с фронта – ей это было все равно, будь даже каждый из названных пунктов правдой. Мало кто ждал возвращения мужа так, как ждала она – с войны, а потом из лагерей, откуда он вернулся только в 1954 году, уже после смерти Сталина.

Она не знала и никогда не спрашивала, как ему удалось продержаться все эти годы и выжить и что из обвинений было реальностью, если было. Когда он вернулся домой, уже навсегда, она неделю не отходила от него ни на шаг, боясь, что его снова заберут или он просто исчезнет, растворится в воздухе. Она обнимала его, гладила волосы. А однажды в почтовом ящике нашла записку с одним только словом, написанным угловатым мужским почерком: «Прости». И еще лежали ключи и напечатанная инструкция, к кому и где нужно обратиться, чтобы переехать из Москвы поближе к морю. Собрав вещи, она наспех попрощалась с друзьями и вместе с мужем отправилась в путь. Потом она редко связывалась с сестрой, переехавшей в Подмосковье, – только после смерти супруга Валя стала отправлять ей длинные письма, в которых рассказывала о своей повседневной жизни, о тоске, о болезнях, о море: сегодня оно было синим, а вчера – бирюзовым. Потом умерла и сестра, и она несколько раз писала Сашиной матери, но та отвечала ей скупо – не столько из равнодушия, сколько из-за вечной нехватки времени. Последнюю весточку Валя отправила ей уже из больницы: она знала, что не выйдет оттуда, и потому в конверт положила ключи от квартиры.

На кухне почему-то была открыта форточка. На столе сидел воробей, и когда Саша вошел, он принялся клевать выцветшую скатерть: тук-тук, тук-тук. Потом он посмотрел на Сашу удивленным взглядом – как у всех воробьев – и улетел. Спустя пару секунд раздался звонок в дверь: пришел риелтор, к которому мама еще в Москве посоветовала ему обратиться.

– Добрый день, Сашенька, добрый день! – сказал Петр Николаевич, плотный старичок в белых широких брюках и полурасстегнутой рубашке. Он сразу пошел на кухню. – Вы уж простите, Сашенька, что я обувь не снимаю: наклоняться очень тяжело в мои семьдесят два года! Эту энергию я лучше в какое-то полезное дело пущу, да, – он пододвинул к себе табуретку и достал из сумки папку с бумагами. – Ну что же вы стоите, Сашенька, берите стул, присаживайтесь, сейчас быстренько поговорим, да я пойду – день такой хороший, чего зря в квартире киснуть.

– Может, вам чаю или… – Саша в растерянности вспомнил, что еще даже не распаковал вещи. – А впрочем, я пока не притрагивался к чемодану.

– Ничего-ничего, это нормально, все хорошо. Ну присаживайтесь, присаживайтесь уже. Вот, так-то лучше, – кивнул он одобрительно, когда Саша наконец сел напротив него. – Значит, спешу вас обрадовать: квартиру мы вашу продадим в короткие сроки, я уверен в этом абсолютно.

– Это хорошо, это хорошо… – ответил он и посмотрел в окно, где виднелась пустая набережная. – Правда, я не очень понимаю, каким образом: кажется, денег здесь у людей нет.

– Ну, денег у простых людей в нашей стране нигде нет, как вы знаете, но мы же с вами не планируем продать квартиру за бешеные миллионы, правда? А за приемлемую сумму у меня уже есть несколько покупателей. Дом, на секундочку, действительно очень хорош, отлично сохранился с начала XX века, а это редкость. Так что если сделать в квартире минимальный ремонт и выбросить весь хлам к чертовой матери, здесь можно вполне уютно обустроиться. Как думаете?

– Да, конечно. Только не называйте эту мебель хламом. Не то чтобы мне обидно, просто как-то не слишком вежливо, знаете, – сказал Саша, закурив. – Все же здесь жила моя родственница.

– Ах да, Валенька, помню-помню ее, – он засмеялся неприятным рыхлым смехом, как будто хлюпал мокротой, – чудесная была женщина, безотказная, если вы понимаете, о чем я говорю. Как-то раз я с ней даже… – Старичок игриво поерзал на стуле. – Ох, а у вас и правда непростой характер, Сашенька, что же вы на меня так тяжело смотрите? Прямо-таки, знаете, айсберг в океане! – Он снова прыснул со смеху и хлопнул себя по коленкам.

– Когда ждать первых покупателей? – спросил Саша.

– Да я на этой неделе всех к вам перевожу, если захотите. Но вы меня перебили, а я ведь не сказал еще кое-что важное – может быть, даже самое главное. Дело в том, что здесь, в городе, планируется начать сразу несколько крупных строек, чтобы привлечь туристов и разгрузить Сочи. Я видел предполагаемые планы строительства. На месте этого дома, в том числе, хотят возвести что-то вроде «Хилтона» или «Ритца» – вы уж простите, я не сведущ в этих брендах, но зато я знаю застройщиков, и как только решение утвердится, они будут готовы тут же заплатить хорошие деньги налом, если обойдется без шума, конечно.

– То есть дом снесут?

– О, да! – Старичок подпрыгнул. – Снесут-снесут: в щепки, в пыль. Все здесь сровняют с землей, как будто и не было ничего. Вот-вот уже должны решить застройщики этот вопрос с властями, и… Вам даже дадут вывезти куда-нибудь всю эту рухлядь. – Риелтор достал из Сашиной пачки сигарету и тоже закурил. – Ах, простите, я снова невежливо разговариваю.

– О чем-то еще мне нужно знать?

– В общем, это все. На вашем месте я бы пока не торопился приглашать сюда обычных покупателей – больше мороки, больше бумаг. Если стройку утвердят, не отказывайтесь от предложения компании – сожгут дом, сами понимаете, сожгут. Прямо вместе с мебелью и жильцами. Казалось бы, мне должно быть это безразлично, а у меня отчего-то сердце болит, ничего не могу с собой поделать. Ну ладно, я пойду, а вы располагайтесь. Кстати, пока я не ушел: этажом ниже живет сын моих давних знакомых, он наверняка к вам заглянет. Пожалуйста, вы уж не отказывайте человеку в общении: меня знакомые попросили приглядеть за ним. Он славный парень, хоть и немного издерганный, нервный. Но с кем этого не бывает! Вы поболтайте с ним, сходите куда-нибудь: и вам весело, и ему хорошо. К тому же он тоже продает квартиру, так что у вас будет общая тема, да и сможете не продешевить в цене, если что.

– Странная просьба.

– Ничего странного – обычная человеческая просьба, – сказал старик, собравшись уходить. – И да, все хотел спросить: как там ваша мама поживает, у нее все в порядке? Когда мы с ней общались по телефону, у нее был как будто взволнованный голос.

– Все нормально, не переживайте.

– Переживать не буду, но вы уж поберегите ее, будьте с ней поласковее. А то, знаете, у нас в городе так много стариков живет, что каждый день у каких-нибудь знакомых обязательно умирает очередной родственник. Тут уж волей-неволей начнешь пристальней следить за здоровьем.

Разобрав чемоданы, Саша решил прогуляться и заодно купить продукты. Как и в любом не особо крупном приморском городке, оживленными здесь были только набережная и центральная улица: как раз между ней и морем находился его дом. От своих собратьев город отличался лишь редкими дорогими бутиками и свежими, только возведенными зданиями из стекла и бетона, которые контрастировали с ветхими советскими постройками. Проходя мимо кирпичных облупившихся зданий, где ютились универсамы, копеечные парикмахерские, магазины «французской одежды», Саша жалел этот исчезающий мир, который готовился кануть в небытие, подобно Атлантиде. Рядом с ним он особенно остро ощущал, как быстро сжимается время, как бойко оно проскальзывает сквозь щели в земле, как уходит в ее недра. Это чувство испытывала и его мама, которая лет с сорока постоянно говорила о старости, о том, что ее лицо и тело меняются, теряют красоту. С недавнего времени к этому добавились и другие страхи – она боялась лишиться рассудка, боялась стать инвалидом: «Лучше уж умереть, чем проходить через такое унижение, чем это жалкое зрелище: ни сесть, ни встать, ни сходить в туалет без чужой помощи», – говорила она, когда плохо себя чувствовала. Вспомнив об этом, Саша решил позвонить маме, но в трубке услышал только длинные гудки – она не отвечала.

В магазине на Сашу напало желание покупать все подряд: овощи, десерты, вино. В итоге, когда он уже под вечер возвращался домой, пакеты едва не лопались от содержимого. Распаковав продукты, он стал готовить курицу с овощами. Через несколько минут в дверь громко постучали. Выйдя в прихожую, Саша увидел молодого человека с полупустой бутылкой коньяка. Опираясь на дверной косяк, он улыбнулся в ответ на его удивленный взгляд и, покачиваясь, ввалился в квартиру.

– Ну здравствуй, сосед! – сказал он и рассмеялся – весело, совсем без зла. – Не удивляйся, я живу в этом же доме и зашел познакомиться, выпить по стаканчику – коньяк захватил, ну. Думаю, наконец-то тут кто-то поселился, будет с кем выпить. Судя по виду, ты нормальный мужик, с тобой должно быть о чем поболтать, а? Давай, давай, кивни в ответ и иди скорее выключай плиту, – дым уже пошел, а ты и не чуешь, эй!