– И как она звучала?

– Сарра готова изменить…

– У вас есть знакомые по имени Сарра? – спросил издатель.

– Конечно, нет. Именно потому, что фраза не имела ко мне никакого отношения, я ее и запомнил. Сложилось ощущение, что она из чужого сна…

– Это верное ощущение, такое бывает, когда некая нематериальная субстанция, окружающая нас, меняется.

– Это…

– Это предвестник того, что вскоре изменится и реальность, то есть мы сможем увидеть, услышать, пощупать… – сказал собеседник.

– Вы полагаете?

– Да, иначе я бы сюда не пришел.

– Ну, хорошо, хватит ходить вокруг да около. Вы хотите меня издавать?

– Да, если примете мое предложение.

– И что бы вы хотели издать из моих опусов?

– Еще раз повторяю: если вы дадите положительный ответ.

– И все же…

– Из того, что есть – ничего, – произнес посетитель.

– Значит, вы готовы сделать заказ?

– И здесь не угадали.

– Ну, тогда…

– Я буду печатать вас массовыми тиражами и с хорошим гонораром.

– Сие в настоящее время невозможно. До свидания.

– Ну что ж, до свидания, – произнес издатель, поднялся, подошел к дверям и постучал в них ногой. Дверь тотчас открылась, словно охранник ждал сигнала. – Буду печатать вас массовыми тиражами, но через несколько лет, когда станете нобелевским лауреатом, – сказал издатель, и дверь за ним захлопнулась.

ТРОГЛЫ

Торо родился в одном из родов племени хашей. Это было сорок зим назад. Хаши, как и троглы, считали годы не летами, а зимами. Потому что это самая тяжелая пора для жителей племен, хотя они по-разному переживали ее. Троглы предпочитали зимовать в пещерах, а хаши – в хижинах из хвороста, утепленных соломой.

У Торо было самое обычное детство. Он вместе с другими собирал ягоды и коренья, присматривался к жизни взрослых охотников и рыбаков. Слушал рассказы стариков о том, как они много раз сражались с враждебными племенами, которые пытались вытеснить их с охотничьих угодий.

Однажды произошло событие, которое изменило жизнь не только Торо, но и всего племени.

А было так. Рядом со стойбищем рода хашей приземлилась железная птица.

Все хаши упали ниц и не смели поднять головы. А когда подняли, то увидели, что железная птица улетела, а в стойбище недоставало десятка мальчиков, которым от рождения было по семь зим.

Торо помнит, как его, друга Топо и еще нескольких мальчиков поместили в хижину, стены которой были тверды, как скала, и холодны, как лед. Они догадались, что находятся в чреве страшной птицы. Потом чрево открылось, и высокие люди в черном одеянии, совсем не похожем на шкуры животных, стали вытаскивать их из чрева птицы, потому что сами от страха идти не могли.

Всех поместили в большую клетку, где было много мальчишек из разных племен.

Человек в черном одеянии произнес на разных наречиях, что завтра их будут кормить, а кто попытается убежать, будет отдан на съедение ему. Указал рукой вверх, и мальчики заверещали от ужаса. Над клеткой возвышалось чудище, размерами во много раз превосходящее взрослого человека племени хашей, но с одним глазом.

Чудище свирепо смотрело на детей, и все пленники без слов поняли, чего оно хочет.

Потом Торо узнал, что эти существа были созданы теми, кто их украл у родителей, для охраны своих домов и храмов. Кормили их животными с маленькой головой и густой шерстью, но лакомством считалась человечина.

Наступила ночь, но мало кто спал в огромной клетке.

Утром снова прилетела железная птица. Из нее вышли люди в темных одеждах, и самый крупный, наверное, вождь, что-то произнес. Тут же двое других открыли двери клетки, вытащили одного из пленников и поставили перед ним.

Вождь указал пальцем на себя и произнес: «Бог».

Однако на мальчика это не произвело никакого эффекта. Тогда вождь кивнул тем, кто держали ребенка. В руках одного из них появился предмет, похожий на полную луну, в углублении которой находилось что-то вкусно пахнувшее. Мальчика опустили на колени, и он стал жадно, рискуя подавиться, есть.

Через некоторое время один из помощников отшвырнул мальчика от луны, а откуда-то сверху возникла огромная лапа чудовища. Схватила мальчика и унесла наверх.

Вождь снова кивнул помощникам, и они вытащили из клетки очередную жертву.

Семь мальчиков взлетели вверх, когда очередь дошла до Торо. Оцепенев от ужаса, он стоял перед вождем, и вдруг что-то открылось перед ним, понял, что нужно сделать, чтобы не попасть в лапы одноглазого. И когда вождь стукнул себя по груди и произнес: «Бог». Торо повторил это слово.

Главный долго смотрел на него, словно оценивал, но предлагать еду не стал. Помощники увели мальчика в чрево железной птицы. Дверь была открыта, и Торо мог видеть, что происходит.

Следующий мальчик не обладал сообразительностью, и его тоже съело чудовище.

Настала очередь Топо. Он стоял перед вождем. А Торо повторял шепотом: «Делай как я, делай как я».

Топо, словно услышав, произнес: «Бог». И оказался в чреве железной птицы, вместе с теми, кто прошел тест на выживание.

Когда детей вели к птице, видели, что одноглазых чудовищ несколько. Они стояли позади клетки, там, где была глухая стена, и по очереди хватали выбракованных черными людьми жертв. На их мордах не было эмоций, но Торо почему-то подумал, что они испытывают дикое удовольствие не столько от поедания человечины, сколько от самой процедуры.

Потом был полет в чреве железной птицы. Он длился долго. Всех, кто прошел отбор, высадили вечером в огромное стойбище, где было множество других клеток, в которых находились мальчики возраста Торо и Топо и старше.

Вновь прибывших поместили в одной из клеток и не заперли, так как дверей не было. Подросток, гораздо старше вновь прибывших, сказал на нескольких наречиях фразу, из которой стало ясно, что из клеток без команды выходить не следует.

В руках у него была палка. При помощи ее построил новеньких перед собой, подошел к первому и, указав на стоявшую в отдалении железную птицу, произнес: «Бог».

Мальчишка замешкался и получил удар палкой. Но тут же нашелся и закричал: «Бог, Бог»…

Подросток подошел к следующему, и тот, уже без запинки, произнес то, что от него требовали.

Но подросток с палкой не удовлетворился, поэтому еще раз повторил процедуру со всеми вновь прибывшими. Довольный, неожиданно закричал: «Циклоп».

Мальчики упали на пол от страха, потому что перед дверьми клетки показались ноги одноглазого чудовища.

Подросток с палкой ухмыльнулся и жестом показал, что нужно лечь на пол и закрыть глаза.

НОБЕЛИАТ

Последняя фраза издателя потрясла Крамора не меньше, чем задержание на митинге. Он впал в ступор и какое- то время не мог пошевелиться. Затем стал медленно отходить от очередного за день шока.

Окончательно пришел в себя, когда открылась кормушка и подали чашку каши, кусок хлеба и чай в помятой алюминиевой кружке.

– Помоешь и вернешь посуду, – сказал охранник.

Крамор выпил чай, съел хлеб, а кашу выбросил в унитаз, потом помыл под краником посуду, вытер руки носовым платком и сел на нары, обдумывая не столько предложение издателя, сколько финал разговора.

Так он думал до того момента, пока снова не открылась кормушка и охранник не произнес:

– Отбой, – а потом пояснил, – можно лечь…

Утро следующего дня началось с того, что его вывели сначала на прогулку, а потом поместили в бокс, где невозможно было сесть и приходилось только стоять. Правда, там он пробыл недолго, минут через пятнадцать посадили в автозак, где находилось пять вчерашних задержанных. Среди них был и парень в желтой куртке, с которым он сидел рядом в омоновском автобусе.

Парень сразу же протянул руку и представился:

– Алесь.

– Крамор, – ответил он.

– Тот самый? – удивился парень.

– Что значит – тот самый?

– Значит, что тот самый Крамор с нами.

– С кем это с вами?

– С правильными пацанами, – не то в шутку, не то всерьез вставил свои пять копеек в разговор мужик, сидевший на лавочке рядом с Крамором.

Автобус тронулся, и все в салоне покачнулись.

– Куда нас? – спросил Крамор.

– В суд, – на правах старожила ответил парень.

– А я вот расскажу быль, – сказал еще один задержанный, – она вызвана выражением «тот самый».

Это был пожилой мужчина с академической бородкой. Правда, за минувшие сутки он зарос щетиной и не выглядел академиком, который следит за своим внешним видом.

– Он историк, – пояснил Крамору Алесь, – и набит фактами…

– Так вот, – продолжил историк, – в советские времена главный редактор «Известий» работал над какой-то статьей. Было далеко за полночь, он так увлекся, что весьма раздраженно отреагировал на телефонный звонок, раздавшийся среди ночи.

В негодовании он не просто снял, сорвал трубку и только открыл рот, чтобы отбрить наглеца, посмевшего побеспокоить ночью, как из трубки раздался голос:

– Это Сталин говорит…

Еще не вполне осмыслив сказанное, редактор, словно спущенный курок, уже не мог остановиться.

– Какой такой Сталин? – заорал он.

– Тот самый, тот самый, – тихо ответил голос, и в трубке послышались частые гудки.

– И что было потом? – спросил его сосед.

– После этого он много дней ждал продолжения разговора, но так и не дождался.

– Поседел, наверное, за это время? – уточнил сосед.

– Он поседел в ту же ночь, – подтвердил историк.

– А давайте предположим, о чем думал главный редактор, после того как вождь не стал с ним разговаривать? – заметил сосед.

– Наверное, подумал, что надо как-то разъяснить ситуацию… – произнес Алесь.

– Вы плохо знаете историю, – сказал историк, – не ощущаете накала страстей того времени. Чтобы все это понять, расскажу про один случай. Он произошел с известным белорусским писателем, который после войны учился в Литинституте. Правда, принят был как партизан условно…

– То есть кандидатом? – спросил Алесь.

– Нет, что вы, его приняли именно условно, потому что не имел среднего образования и параллельно учился в одной из вечерних школ Москвы. А руководителем семинара у него был литературный критик и специалист по творчеству Гоголя. И вот однажды ИМЛИ^[2] выпустил книгу к юбилею Гоголя.

Мастер ознакомился с ней, увидел множество ляпсусов, главным из которых стал тот, что из Гоголя сделали почти пролетарского писателя. Пройдя с карандашом по книге, мастер написал письмо в отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) и отослал туда книгу и письмо. И вдруг к нему приезжает глава советских писателей Александр Фадеев.

– Ты что там написал? – спросил он у мастера.

Тот начал было объяснять, но Фадеев прервал:

– Нас с тобой к Хозяину вызывают…

– А что я там должен говорить? – спросил мастер.

Фадеев на него посмотрел и сказал медленно с каким-то тайным смыслом:

– Говорить будешь, когда я скажу…

Автобус качнуло, и он остановился. Все стали подниматься со своих мест.

– Это надолго? – спросил Крамор у Алеся.

– По-разному, – ответил тот.

Пассажиров провели и разместили в помещении, больше похожем на камеру.

– И что было потом? – спросил Крамор историка.

– Погоди, – ответил тот жестко, – я на процесс настроиться должен, да и вам стоит сделать то же самое.

– Так я оказался там случайно.

– Я тоже… – сказал историк и подмигнул Крамору.

– Понял, – ответил Крамор. Хотя, честно говоря, не понял вообще ничего. Дверь комнаты открылась, и омоновец произнес:

– Буцкий.

Парень в желтой куртке поднялся и пошел к выходу.

Пробыл он вне комнаты минут тридцать… Когда вернулся, то молча показал присутствующим десять растопыренных пальцев. Затем настала очередь историка, а потом вызвали Крамора.

ТРОГЛЫ

Следующий день начался с того, что подросток с палкой разбудил детей, построил и повторил обучение. Показывал палкой на железную птицу, и все правильно ответили на вопрос. А вот с одноглазым чудовищем так не получилось, и каждый из тех, кто ошибся, получил удар палкой.

После этого подросток показал пальцем на свою грудь и произнес: «Хло».

И каждый в клетке повторил его имя.

А потом Хло подходил к мальчику, показывал пальцем на себя. Ребенок говорил: «Хло». После этого Хло показывал пальцем на грудь мальчика, и тот произносил свое имя.

Так продолжалось долго, и мальчики стали ошибаться. За каждую ошибку Хло бил их палкой один раз, если кто-то ошибался дважды, то и удар был двойным. К концу обучения дети поняли, что количество ошибок равно количеству ударов.

Позже Торо сообразил, что Хло готовил их по указанию Богов к восприятию счета.

Когда солнце поднялось высоко, Хло отвел всех в угол клетки, где была тень, и стал обучать сидеть в позе, которую потомки будут называть позой лотоса. Затем к клетке принесли бурдюк и желтые луны. Хло налил из бурдюка в каждую емкость жидкость, сел на корточки и поставил свою луну между бедрами. Посидев немного, поднял луну двумя ладонями ко рту, отхлебнул немного, потом поставил ее на прежнее место. Повторил несколько раз, а затем протянул одну из лун Топо.

Топо попытался сделать все то, что показывал Хло, но руки не слушались, и он расплескал жидкость, за что получил удар палкой. Никто из прибывших не выполнил задание с первого раза, кроме Торо. Тогда Хло посадил его возле себя, и Торо стал выступать толмачем и помощником для Хло в последующем обучении прибывших.

Несколько раз в день Хло водил своих подопечных на оправку к большой яме с отвратительным запахом. Те, кто пытался делать это неорганизованно, были нещадно биты.

Сколько продолжалось обучение, Торо не запомнил. Но однажды появились двое помощников Бога. Хло представил им свою группу, и те экзаменовали каждого. После они дали команду Хло построить группу по успешности обучения. Первым в ней оказался Торо, Топо был третьим.

Хло повел группу в соседнюю клетку, оставив в старой того, кто оказался последним в строю. Мальчики уже разместилась в новой клетке, когда раздался ужасающий вой. Это кричал тот, кто не смог оказаться предпоследним. Его отдали циклопу.

Хло передал группу взрослому человеку, которого звали Тло. Он так же, как его предшественник, нещадно бил учеников палкой за малейшие провинности и ошибки. Начал обучать счету, используя в качестве костяшек фаланги пальцев.

Тло, закончив свой курс, передал группу следующему преподавателю. Всех, кроме последнего. Так продолжалось двенадцать раз. Правда, переход в шестую клетку прошел без жертвы циклопу. Именно с этой клетки воспитанников перестали бить палкой, каждый день окатывали водой из бурдюка, и выдали те же одежды, что носили помощники Богов.

В шестой клетке учитель стимулировал учеников плеткой и большей порцией пищи. Но если второе было понятно обучающимся, то первое – нет.

И только потом преподаватели объяснили, что по мере обучения ценность каждого ученика возрастает, поэтому лучше не причинять ему повреждений, которые может сделать палка.

В седьмой клетке они уже писали на языке Богов деревянными палочками на глиняных табличках. В одиннадцатой могли переводить на язык Богов наречия тех, кто жил вокруг горы Каа. В двенадцатой узнали, что это предварительный курс обучения, а после экзамена, который у них должны принять представители Богов, их определят в страну Шумер, где будут учиться десять лет.

После обучения два десятка учеников оказались в чреве железной птицы и почти целый день летели в неизвестном направлении. Когда приземлились, Торо понял, что их вернули к тому месту, откуда год назад увезли Боги. Мальчиков разместили в пещере с плоскими стенами, где на полу лежали циновки, на которых днем сидели, а ночью спали ученики. Обучение продолжалось, но как-то вяло, лишь для того, чтобы было чем занять подростков перед экзаменом.

К этому моменту Торо не только владел языком Богов, умел писать, считать, но и знал, какие имена носят крупные звезды. А еще четко усвоил принцип, без знания которого невозможно попасть в страну Шумер: если ты пишешь Богу, то делать это нужно снизу вверх. Если пишущий находится справа от звезды Сириус, то писать надо справа налево. А если наоборот, то слева направо.

Вечером мальчикам разрешалось гулять среди деревьев, которые окружали пещеру по прямым, как копье, дорожкам.

Из десятка мальчишек племени хашей остались только Торо и Топо. И именно их манила к себе гора Каа. Гора, в подножии которой жил род, откуда их забрали Боги.

План побега возник у них почти одновременно.

– Мы найдем их, – сказал Торо, – ориентиром нам будет гора Каа.

– Мы станем модо, – ответил на это Топо.

– Да, – подтвердил Торо.

НОБЕЛИАТ

Крамора привели в зал судебных заседаний и усадили на деревянную скамью.

Судьей была женщина чуть за сорок, и ему показалось, что она не сможет вынести неправомерный приговор.

Рядом с судейским располагался маленький стол. За ним восседала девушка лет двадцати. Как он догадался, секретарь. Вчерашний омоновец сидел на скамье для зрителей. Какая роль отведена ему, было непонятно: то ли охраны, то ли свидетеля.

– Крамор Виталий Сергеевич? – спросила судья, заглянув в папку, такую тонкую, что, казалось, там, кроме картонных корочек, ничего нет.

– Да, – ответил он.

– Откуда у вас такая странная фамилия?

«Вот же… – подумал Крамор, – стоит задать такой вопрос, и сразу становится понятно, что перед тобой не судья, беспристрастно исследующий ситуацию, а любопытная баба».

Ему хотелось ответить колкостью, но сдержался, не хватало еще настроить ее против себя. Крамор все еще надеялся на объективность.

– Досталась от родителей, – корректно ответил он.

– Изменить не пробовали?

– Нет.

– Почему?

– Папа бы меня не простил…

– Понятно, – произнесла она и сверила другие данные.

– Где вы работаете?

– Свободный художник.

– Художник, – повторила судья, – от слова «худо»?

– Нет, от другого, – ответил Крамор, все более заводясь от столь явной беспардонности.

– И что же вы нарисовали?

– Вообще-то художник пишет, – произнес Крамор.

– И сколько картин вы написали?

– Я художник слова и свои картины создаю не кистью и красками, – заметил Крамор, обратив внимание, что омоновец и секретарша посмотрели на него с интересом.

– То есть вы – литератор?

– Писатель.

– А чем отличается писатель от литератора?

– Вы точно хотите это знать?

– Я же задала вопрос.

– Пожалуйста. Литератор – это тот, кто пишет, а писатель – это тот, кого читают…

– Интересное различие, вы сами это придумали?

– Нет, это придумали классики литературы.

– И что же вы написали читаемого?

– Об этом можно узнать, если заглянуть в интернет или каталоги библиотек.

– Я такой фамилии никогда не встречала, хотя читаю много…