– Нет, просто под жареное красное мясо необходимо красное вино.

– Ты разбираешься в винах? Хотя да, ты же учился в столице.

– Хороший ответ, – сказал Савва, – я именно учился в столице, а не ходил по кабакам. И учился я в советские времена, да еще в эпоху тотального дефицита. Но кое-что усвоил, например, красные терпкие вина подаются к красному мясу. Белые – к курице и рыбе.

– Я уже удивлялась тому, что твой отец, технарь по образованию, позволил тебе учиться не по профилю… Это был твой выбор или акция протеста?

– Нет, все иначе, у меня в школе был классный преподаватель русского языка и литературы. Он меня этим и заразил. И я уже ничего больше не видел вокруг себя, да и в себе я видел только это.

Официант принес приборы, открыл бутылку вина, расставил бокалы, наполнил их.

Бордо действительно было терпким и сразу возбуждало аппетит. Приятное состояние опьянения охватило Савву. Тут принесли салат и жаркое по-татарски.

– Приятного аппетита, – сказал Савва. – Ас болсын, – по-казахски ответила Шолпан, – привыкай к будущему государственному языку.

Начали есть. Вскоре Шолпан поинтересовалась:

– А вино мы будем пить вслед за тостами или как приложение к мясу?

– А как Бог на душу положит, – сказал Савва, – но если второй вариант приятнее желудку, то первый – душе. Итак, тост за вами.

– Мы снова вернулись к официозу.

– Прости, автоматически получилось.

Шолпан подняла бокал на уровень глаз и произнесла:

– За элиту маленького, но гордого государства Елактау.

Она чокнулась с бокалом Саввы, а затем отпила немного вина из своего бокала. Оркестр, который появился в десять вечера и долго настраивал инструменты, наконец-то заиграл вальс.

– Кавалер, вы могли бы пригласить даму на тур вальса.

– Шолпан, – Савва впервые назвал ее по имени, – я не танцую вальс, а также быстрые танцы.

– Почему?

– Потому, что в детстве меня этому не научили.

– А танго?

– Ну, если оно будет белым, тогда все как в кино о гангстерах.

– При чем тут гангстеры?

– При том, что от такого предложения я не могу отказаться.

– Ну, тогда я подожду танго.

Шолпан поднялась из-за стола, подошла к музыкантам и что-то им сказала. И следующим танцем было танго. Савва топтался с Шолпан посередине зала, в месте, которое называется танцполом.

Закончился танец, Савва проводил девушку к столику. И только тут обратил внимание, что их фотографируют.

Внутренне выругавшись, Савва сел за стол. Настроение было испорчено. Он начал понимать, что фотографированием этот вечер не закончится.

К столику подошел официант и сказал на ухо Савве:

– Вас ждут в мужской комнате.

– Я сейчас, – произнес Савва и поднялся со стула.

Он пересек зал и вошел в коридор, в конце которого увидел того же человека с фотоаппаратом в руках. Сбоку шевельнулась портьера, и он почувствовал, что кто-то стремительно движется к нему. Савва едва успел поднять руки на уровень головы и тем смягчил удар. Но с ног его сбили. Затем он получил удар ногой по ребрам.

Опыт детдомовской жизни мгновенно вернулся к нему, и Савва свернулся калачиком, прикрывая голову руками. Но его больше не били, а вверху продолжалось какое-то движение, потом кто-то очень сильный поставил его на ноги. Савва открыл глаза. Перед ним на полу лежали молодой казах и фотограф, а Баян вытаскивал у последнего из аппарата пленку. После того как пленка была извлечена, Баян одной рукой поставил фотографа на ноги и наладил ему такого пинка, что тот пролетел коридором и скрылся за портьерой.

– А этого, – раздался голос Нуртая сзади Саввы, – мы возьмем с собой.

– Как вы здесь оказались? – спросил Савва.

– Стреляли, – произнес Баян.

– Завтра объясню, – ответил Нуртай, – а сейчас садись со своей дамой в машину, разъезжайтесь по домам – и не сопротивляйся, это приказ Ата-аги.

13

Утром сквозь сон он услышал фразу, которую никто не мог произнести в его квартире:

– Обстановка у тебя более чем скромная.

Савва не сразу сообразил, что это говорит Шолпан. Он открыл глаза и увидел ее рядом с собой. Но не это поразило его в большей степени, а то, что на ней был роскошный розовый пеньюар.

– Где ты это взяла? – спросил он.

– В сумочке, – ответила она, – там у меня еще зубная щетка и некоторые принадлежности, о которых тебе знать не надо. А вообще воспитанные мальчики, когда проснутся, говорят своим невестам: доброе утро.

– Доброе утро, – произнес Савва.

– Ну вот и прекрасно, этим ты показал, что ты воспитанный мальчик, а я твоя невеста. Чего молчишь?

– Неожиданно как-то.

– Ничего привыкай, – бесцеремонно заявила она, – я по утрам пью кофе.

– А я утром не завтракаю, – сказал Савва, окончательно проснувшись и разозлившись.

Он сходил в ванную, побрился, почистил зубы. Вернувшись в комнату, не нашел Шолпан, однако по звяканью приборов на кухне понял, что она там уже хозяйничает. Одевшись, прошел на кухню.

Шолпан в своем вечернем платье разливала чай в две пиалы.

– К чаю ничего не будет, – сказала она, – холодильник у тебя пустой.

Она села за стол и по-хозяйски предложила ему место напротив. В это время с улицы раздался клаксон автомобиля.

– Это меня, – сказал она, – мне еще переодеться и на службу.

– У тебя служебный автомобиль?

– Это автомобиль моего папы. Не провожай меня, – сказала она, понимая, что он не намерен ее провожать. – Когда мы с тобой снова встретимся?

Ему очень хотелось сказать: никогда. Но он произнес:

– После выборов.

Когда она ушла, он взглянул на часы, вылил обе пиалы в раковину, оставил их там немытыми и, закрыв квартиру на ключ, вышел во двор. Водитель уже ждал его. Начинался новый день беспокойной кампании по выборам президента Елактау, или Республики Белых Гор.

По дороге и в офисе Савве очень хотелось позвонить Нуртаю и спросить, что же вчера приключилось в ресторане и где корни сего происшествия. Но он сдержался, звонить не стал и начал, как обычно, с политтехнологического ликбеза.

– Какие ассоциации у вас вызывает позднее Средневековье? – спросил Савва.

– Просвещение, – коротко резюмировал Наиль.

– Логично, – похвалил Савва, – с него и начнем.

– Какую оценку вы можете дать такому явлению, как Просвещение?

– Разумеется, положительную, – сказал Рубен.

– Не было бы Просвещения, не было бы нас, – добавил Аблай.

– А вот некто Хабермас по имени Юрген, довольно известный в Европе социолог, заявил, что Просвещение – главная проблема современности. Нацистские лагеря – это следствие и закономерный итог Просвещения.

– Круто, – заметил Рубен.

– Наверное, круто, – продолжил Савва, – а далее еще интересней. Единомышленники Хабермаса полагают, что Просвещение выступает в качестве сопроводительной стратегии некой инстанции, преследующей свои экономические и политические цели.

– Тут поподробнее, – сказал Аблай и даже потряс головой, чтобы понять, о чем говорил Савва.

– Когда разворачивается определенная стратегия, субъекты должны быть приведены к некоему общему знаменателю или включены в определенную страту, в которой должны играть свою роль. Они должны освоить определенную модель поведения со своими параметрами, внутри которых субъект якобы свободен и активен. Для того чтобы такое включение стало возможным, с субъектом необходимо вступить в контакт.

– А-а, – произнес Аблай, – понял наконец.

– Правильно понял. Для этого нужен общий язык, общая знаковая система. Обучение этому языку само по себе предварительная работа. Вступление в контакт и навязывание определенной модели поведения строится через систему вызовов. Субъект ставится перед чем-то (факт, информация, вопрос, действие), на что он не может не отреагировать.

– То есть он должен действовать.

– Не всегда, иногда достаточно реакции в нереакции.

– Это как? – спросил Аблай.

– Если человек знает язык, на котором к нему «обратились», он не может не понять, о чем ему говорят… Он вынужден что-то предпринять в ответ на вызов. Но вся гамма реакций учтена и поддается контролю. Главное, чтобы субъект не повел себя непредсказуемо. Но на это способен тот, кто вообще не знает языка и не понимает вызова-сообщения. Такого человека нельзя поставить в ситуацию выбора. У него не задействуются решимость и воля и он не испытывает вины за невыбор. – Он просто не понимает, что происходит, – констатировал Рубен.

– Сообщение не касается ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Человек живет так же, как жил. Подтверждая формулу Винштейна: «То, чего я не знаю, меня не интересует».

Чтобы быть способным ответить на вызов, провокацию, человек должен принадлежать к единому символическому полю, в нем должно быть то, на что может быть направлена провокация. Даже неответ со стороны субъекта – это тоже реакция, оставляющая в нем шрам, вину при условии, если провокация достигла цели.

Классический идеализм предполагает, что символическое всегда присутствует в субъекте виртуально, поэтому обучение и строится на провокациях, на вытягивании этого виртуального, на развертывании его из «в себе» в «для себя».

Таково искусство маевтики Сократа.

– Что такое? – спросил Аблай.

– Повивальное искусство, – шепотом пояснил ему Рубен.

– Сократ сравнивал себя с повивальной бабкой, помогающей внутреннему появиться вовне. И именно Сократ использовал для этого метод вызовов – вопросов – провокаций. Что тут главное? – Савва сделал паузу.

– Способ, которым организуется провокация? – предположил Рубен.

– Не совсем. Педагог, который ведет ребенка, организуя систему вызовов и провокаций, должен иметь некий ориентир, цель, заранее заданный образ.

– А, я понял, – заявил Аблай, – и достигший такого образа считался образованным.

– Да, – подтвердил Савва, – например, римляне, которые не преклонялись перед греческой ученостью, просто брали за образец ученых греков. Разумеется, феномен образованного человека должен предполагать перечень непременных атрибутов.

При подражании и дрессировке человек просто должен копировать модель. «Всякий образованный человек должен знать, уметь, увидеть, прочитать то-то и то-то». Такова формула этой педагогики.

Быть необразованным немодно, непрестижно и даже стыдно. Но, чтобы включить эту мотивацию, предварительно должны быть уяснены символические различия между тем, что можно и не можно, что является высоким, а что низким. И, конечно, должна быть хорошо просматриваемая политическая властная иерархия, а в ней должны быть не хорошие и плохие, а властные, сверхвластные и особо властные. Шло время, появилось христианство, и оно потребовало, чтобы человек соответствовал «образу и подобию Бога».

Когда арабы принесли в Европу греческую ученость, то сформировался новый образ ученого, его ковали университеты с их зубрежкой… В Средневековье образец культурного человека несколько изменился. Он должен был знать античных поэтов.

Власть каждый раз делала «социальный заказ на нужный ей образ». Причем светская власть. Стратегия светских монархов сводилась к требованию: «Все должны уметь читать, чтобы никто не мог сказать, что он не знает законов».

Вот так постепенно мы приблизились к тому, что политическое господство тут главное, а просвещение – сопутствующая вспомогательная стратегия.

Лютер перевел Библию на немецкий. Гус – на чешский. Это способствовало взрыву протестантизма. Но без предыдущей просветительской программы протестантизм не смог бы получить такого распространения.

Эпоха Просвещения была важным этапом в формировании современной системы тоталитарного государства. Когда сформировалась концепция свободы и представительной демократии с ее выборами, тогда и родились тюрьмы, клиники, родилась система физической и интеллектуальной эксплуатации. Тогда же родился образ современного человека.

– И что же он из себя представляет? – спросил Рубен.

В это время раздался звонок. Елена сняла трубку, послушала и кивнула Савве. Савва уже понял, что ликбез на этом закончился. Он поднялся со стула, пошел к телефону. На ходу бросил:

– Продолжим завтра.

14

Звонил Нуртай:

– Нужно поговорить.

– Говори.

– Не получится, Ата-ага потребовал тебя.

– Еду.

Через полчаса он был уже в офисе Чингизова-старшего. В кабинет к нему Савва вошел вместе с Нуртаем.

Чингизов кивнул вошедшим на стулья. Савва и Нуртай сели.

– Что произошло вчера в «Жемчужине»? – спросил Чингизов.

Савва понял, что Ата-ага решил по одному допросить каждого участника вчерашнего происшествия. И, возможно, уже допросил Нуртая.

– Я ужинал вчера в «Жемчужине».

– С кем?

– Со следователем прокуратуры Шолпан Загитовной Исимбаевой.

– В этом была деловая потребность?

– Нет, просто я принял приглашение Шолпан как женщины.

– Да, – произнес Чингизов-старший, – сидит лягушка в луже, ее спрашивает проходящий мимо Чебурашка: теплая ли вода? А лягушка отвечает, что сидит в луже как женщина, а не как термометр.

Савва увидел, как повеселели глаза Нуртая, да и он сам почувствовал некоторое облегчение. Если Ата-ага шутит или пытается шутить, то проступок, по его мнению, не такой уж страшный.

– Вот и я клюнул на то, что она не следователь, а женщина, – сказал Савва.

– А ты посмотрел, что это за женщина?

– В каком смысле?

– Савва, не юли, ты прекрасно знаешь, в каком. Меня не интересуют ее женские качества.

– Ну, конечно, – неосторожно сказал Савва, – они интересуют меня.

Недобрый огонек мелькнул в глазах Чингизова-старшего. Савва понял, что переборщил.

– Ты прекрасно понимаешь, она дочь самого Исимбаева.

– Кто такой Исимбаев?

– Исимбаев – заместитель республиканского прокурора.

– Отец, – сказал Савва, – где он и где я?

– Это так, – произнес Чингизов-старший, – но ты не можешь не знать как начальник команды официальной поддержки меня в качестве кандидата в президенты, что Исимбаев – друг и неофициальная поддержка Касымбаева.

– Но откуда я мог это знать?

– Очень плохо, что ты ухитрился этого не знать. Ты должен был это знать. Нуртай!

– Я получил информацию, что Савву пригласили на какую-то встречу в ресторан. Меня насторожило…

– Его насторожило, – сказал Чингизов-старший, обращаясь к Савве, – а должно было насторожить тебя.

Савва молчал, понимая, что это лучшая тактика в беседе с отцом.

– Меня насторожило, что это была Исимбаева. И я решил подстраховать Савву, – продолжил Нуртай.

– И что было дальше? – спросил Чингизов-старший, хотя он уже знал, что было дальше, и спектакль продолжался для Саввы, который должен был прочувствовать свою вину.

– Дальше я увидел некую суету вокруг Саввы и Шолпан. И понял, что в отношении Саввы готовится провокация. Мы с Баяном ее пресекли…

– Так, – произнес Чингизов-старший, обращаясь к Савве, – теперь ты…

– Меня пригласили пройти в мужскую комнату.

– Кто пригласил? – грозно спросил Чингизов-старший.

– Официант.

– Савва, – еще более грозно произнес Чингизов-старший, – тобой уже командуют официанты.

– Ну, это обычное дело.

– Ни хрена себе, обычное дело. Помнишь, ты озвучивал мне рекомендации твоего психолога. Там был любопытный пункт: чтобы стать президентом нужно быть президентом. Так вот, чтобы стать сыном президента, нужно быть сыном президента. Почему ты повелся на предложение официанта?

– Не знаю, так получилось.

– Ты попался на удочку как последний лох, Так, кажется, это звучит на вашем молодежном сленге?

– Так, – согласился Савва.

– Вот видишь, сейчас ты это понимаешь, а что мешало тебе так же сориентироваться в обстановке вчера?

– Не знаю.

– А должен! Если твои спецы дают мне рекомендации, как себя вести, то и ты должен вести себя так же. – Чингизов повернулся к Нуртаю: – Ну, а теперь твоя версия.

– Я же сказал, – начал Нуртай, – что мы пресекли эту провокацию.

– Как? – спросил Чингизов.

– У фотографа изъяли пленку, а исполнителя вывезли за город и поговорили.

– И что он вам сказал?

– Он выдал нам заказчика.

– И кто он?

– Коллега Исимбаевой по службе.

– Он делал это в рамках служебной деятельности?

– Нет, он поклонник Шолпан и решил убить двух зайцев.

– Так, про зайцев предметней.

– Ну, первый заяц – это чувства, отнюдь не безответные, к Шолпан Загитовне.

– Что значит небезответные?

– У них были отношения, и говорят, что они собирались заключить брак.

– Нуртай, мы живем в мусульманской стране, здесь не выходят замуж и не женятся по любви. Кто решил их поженить? Исимбаев?

– Не знаю.

– А должен знать… А второй заяц?

– Второй заяц заключался в том, что некто из команды Касымбаева, увидев интерес Шолпан к нашему Савве, решил дискредитировать Савву, а заодно и вас. И в качестве орудия использовал отвергнутого коллегу-жениха, а тот нанял исполнителя.

– Кстати, а где этот исполнитель? Я надеюсь, вы его не закопали в…

– Нет, мы понимали ситуацию и после разговора передали его милиции.

– Хорошо, ты сказал, что отправил Шолпан и Савву домой.

– Да.

– Здесь давай точно, что ты сказал Савве?

– Я сказал… сейчас садись со своей дамой в машину, и разъезжайтесь по домам, и не сопротивляйся, это приказ… – Нуртай чуть было не сказал: Ата-ага, но вовремя спохватился и произнес: – отца.

Чингизов-старший повернулся к Савве.

– И ты не выполнил мой приказ?

– Почему? Мы сразу ушли из ресторана.

– Нуртай велел вам разъехаться, а вы съехались… на твоей квартире.

– Отец, так получилось.

– Савва, если бы ты не был моим сыном, я бы тут расстался с тобой как руководителем группы поддержки. Но у тебя особое положение, с тебя особый спрос…

– Отец, с меня всю жизнь был особый спрос.

– Не только был, но и будет… Я думаю, ты сделаешь выводы из происшедшего. Савва кивнул.

– Идите. – Чингизов махнул рукой в сторону дверей.

Оказавшись в приемной, Нуртай сказал Савве:

– Понимаешь, он знает намного больше, чем мы…

– Да понял я это.

– Так что ты все же будь внимательнее со своими… женщинами.

– Лады.

15

Следующий день начался обычным образом с технологического ликбеза.

– Всю ночь не спал, – сказал Рубен, – представлял себе образ современного человека…

– Ага, – произнес Аблай, – чувствовал себя необразованным, понимал, что это «не модно, не престижно и даже стыдно», и просыпался в холодном поту.

– Знает кошка, – задумчиво протянул Наиль.

Все поняли, в чью сторону был укол, но Савва не дал развить эту тему:

– Не знает, а чует, это первое. И второе, Наиль, не отвлекай нас от темы. Итак, образ современного человека. Поступим так. Каждый выскажется на эту тему, а потом я подведу итоги. Начнем с Аблая.

– Он должен быть образованным, – сказал Аблай.

– Верно, – констатировал Савва, хотя и заметил, как скривил губы Наиль.

– Он должен быть технарем, – добавил Рубен.

– Категорически не согласен, – заметил Наиль, – грядет время гуманитариев.

– Грядет, грядет, – повторил Савва слова Наиля с его интонациями, – но до него еще далеко. Кто у нас по образованию кандидаты в президенты?

– Инженеры, – чуть ли не хором откликнулись все присутствующие, кроме Елены.

– Да, но это эхо советских времен. Там вся управленческая элита должна была быть технарями. Но, чтобы нам определиться с образом современного человека, пойдем от противного. Зададим себе вопрос: что представляет собой современное образование?

– Это риторический вопрос или… – спросил Наиль.

– Реальный, – ответил Савва.