«Будто царапает…» – подумал вдруг Третьяков. Жанна вдруг встала из-за стола и обойдя его, подошла к Филиппу.

– У вас свободно? – спросила она.

– Да, садитесь… – ответил он. Краем глаза он заметил досаду Семена, который обхаживал Жанну, эта досада была ему приятна.

– Ребята рассказали, что вы написали какую-то удивительную книжку… – проговорила Жанна, с интересом на него глядя.

– Ну… – протянул Филипп. – Кому интересная, кому нет. Штук двадцать всего продалось через магазин. Подарить вам?

– Буду рада.

Он достал книжку из пакета и подал ей.

– А надпись? – хитро спросила она.

Он хмыкнул – никак не мог привыкнуть к этим автографам, к необходимости придумывать каждому что-то свое. Открыл книжку, на короткое время задумался, потом написал: «Жанне Мироновой – от автора. В канун Нового года – с пожеланиями прожить новую жизнь!».

Когда она прочитала надпись, глаза ее странно блеснули, но Филипп почти сразу об этом забыл.

У Жанны было фарфоровое, светящееся изнутри, лицо с правильными чертами. Все – уши, нос, губы, – было словно рассчитано специально для этого лица. Она заметила, что он внимательно ее разглядывает и откинулась на стуле, давая рассмотреть себя получше.

– Ну как? – с усмешкой спросила она.

– Я ослеп… – развел руками Филипп.

Было видно, что она довольна.

– А про что ваша книжка? – спросила вдруг она.

– Ну… – он попытался собраться с мыслями, но еще секунду назад они были так далеки от книжки и от судеб человечества, что это было нелегко. – Ну… Я просто подумал: вдруг наши предки были не дурнее нас? Посмотрел с этой точки зрения на прошлое и увидел очень много тому подтверждений.

– Каких? – с любопытством спросила она.

– А вот читайте книжку – я там все написал… – ответил он.

– Непременно прочту. Но все же – каких подтверждений? – спросила Жанна.

– Ну вот есть, например, в Индии столб из чистого железа. Ему 1600 лет. Наши стройки через пятьдесят лет начинают разваливаться – металл устал, – а этот столб до сих пор не ржавеет. Хотя сделан из чистого железа и по всем прикидкам давно должен бы рассыпаться в пыль.

– А еще? – с интересом спросила его Жанна.

Филипп оглянулся – Каменевы и Громовы галдели о чем-то своем, морпеховском, явно вспоминали Чечню. Филипп хмыкнул, повернулся к Жанне и спросил:

– Так это вы что ли мой неизвестный читатель? Громовым-то явно моя книжка побоку…

Какая-то тень пробежала по лицу Жанны, и тут же пропала.

– В интернете налетела на вашу книжку, а тут Яков говорит – поехали с нами на родину новый год встречать. Я думаю – почему нет? – ответила Жанна.

Филипп подумал – где Жанна и где Яков Громов, при всем его обаянии – простой солдафон? Но тут же подумал – любовь зла, да и какое ему, Филиппу, до этого дело?

– Так что еще? – спросила Жанна.

Филипп удивился – настойчивая. Но ответил:

– В 1925 году под Москвой в пласте каменного угля нашли окаменевший человеческий мозг.

– И что? – спросила она.

– А то, что угольный пласт относился к тем временам, когда не то что человека – динозавров на земле еще не было. Если, конечно, придерживаться нынешнего, официально признанного, взгляда на историю.

– А вы, как я понимаю, придерживаетесь какого-то другого взгляда? – спросила Жанна, внимательно глядя ему прямо в глаза.

– Я просто складываю два и два, и если получается четыре, я принимаю ответ… – сказал Филипп, вспомнив недавно сказанные слова Фомина.

Жанна хмыкнула.

– И в чем же этот ваш ответ состоит?

– Да все просто… – пожал плечами Филипп. – Мы на земле не одни и не первые. Были люди и до нас.

– Ну, с этим-то никто и не спорит… – сказала Жанна.

– Да, не спорит… – согласился Филипп. – Но обычно неандертальцев, кроманьонцев, древних египтян, греков и римлян рассматривают как часть общей последовательности, ступени одной лестницы, которая ведет к вершине – к нам.

– А вы как рассматриваете? – поинтересовалась Жанна.

– А я считаю, что лестниц могло быть несколько. И некоторые могли быть и побольше нашей. И вовсе не обязательно те же древние греки и египтяне – звенья одной с нами цепи.

– Хм… – Жанна задумалась, потом засмеялась и сказала: – Без бутылки не поймешь…

Филипп кивнул – понял, потянулся за бутылкой – это оказалось вино – налил и они выпили, отдельно ото всех. Громовы и Каменевы шумели о чем-то своем. Филиппу казалось все же, что один из Громовых время от времени косится на него. Филипп с некоторым беспокойством подумал – не его ли подруга эта Жанна? Не поедет ведь такая женщина абы с кем в такую даль. «А с другой стороны – она спросила, я ответил, что тут такого?» – подумал Филипп.

– Ну ладно, лестниц было несколько и другие по ним могли забраться повыше нас… – напомнила Жанна.

– Вот именно! – подхватил Филипп. – Мы держим тех же египтян за дураков, мол, ездили они в телегах на лошадях. Но египетская цивилизация была пять тысяч лет, а наша – только две тысячи, и мы уже ездим вон на каких авто.

– То есть, вы хотите сказать, все уже было – и самолеты, и ракеты, и машины?

– с любопытством спросила Жанна.

– Да, все уже было! – кивнул Филипп.

– Но тогда куда же все делось? – поддела его Жанна с таким видом, будто поставила мат.

Филипп, однако, только вздохнул. Этим аргументом его пытались опровергнуть многие, и он уже давно даже не смешил Филиппа.

– Понимаете, Жанна… – начал Филипп. – На высших этапах развития цивилизация не оставляет следов – ни предметов, ни информации. Вот даже сейчас: машины, самолеты, компы, телефоны и прочие вещи изготовляются из материалов, рассчитанных на быструю утилизацию. Проще говоря, чтобы, когда сломается, через год-два само превратилось в пыль. Иначе лет за сто мы превратим землю в одну большую свалку.

– Ишь ты… – Жанна откинулась на стуле. – Это довод. – Но тут мысль мелькнула в ее глазах: – Ну а железобетон?

Куда делось все, что построили прежние цивилизации?

– Американцы в 2008 году выпустили фильм «Жизнь после людей». По их расчетам, если человечество вдруг единовременно исчезнет, то уже через сто лет обрушится и Биг-Бен, и самые знаменитые и прочные мосты и здания. Через триста лет то, что останется от человечества, вряд ли можно будет отличить от других камней и холмов. И эти расчеты сделаны без учета разных пыльных бурь, ураганов, и других катаклизмов, которые шутя меняют лицо мира даже сейчас.

Жанна задумалась. Филипп смотрел на нее молча.

– В этом и есть ваше открытие? В том, что мы не первые? – спросила, наконец, она. – Но что же тогда из этого всего следует?

– Не знаю, открытие ли это – то, что мы не первые… – проговорил Филипп. – Да и не это для меня главное.

– А что?

– А вот тут читайте… – он открыл книжку, нашел главу «Аликуам эрат» и подал Жанне.

– Ого! – сказала она. – По каковски это?

– По латыни… – ответил он. – Али-куам эрат – носитель информации. Я предположил, что предки должны были захотеть оставить своим потомкам пламенный привет…

Он хотел продолжать, но тут кто-то откуда-то сбоку закричал:

– Ну хватит, Филя, совсем ты нашу гостью заговорил!

Филипп, стряхивая с себя остатки умной беседы, оглянулся – это был Семен Каменев. Глаза его блестели пьяно и зло. «Ревнует…» – не без удовольствия подумал Филипп.

– Жанна Вадимовна, вы не обращайте внимания, Филя наш как что придумает, так хоть стой, хоть падай! – кричал Семен. Однако Жанна не поднимала от книжки головы. Филипп усмехнулся. Ему еще приятно стало от того, что ему Жанна представилась без отчества.

Один из Громовых схватил Семена за плечо и сделал пальцами знак – молчи. Семен, хоть и перекосило его, сделал в ответ выражение лица «Все – молчу, молчу», и отошел. Но тут в коридоре из кухни послышался шум. В комнату, с огромным противнем в руках, вошел темноволосый и смуглый старичок. Филипп знал его – это был Оскар Осинцев, сосед Каменевых, то ли сверху, то ли снизу, а то ли через стенку. Чем Осинцев зарабатывал себе на жизнь, Филипп не знал (и не он один). Зато всем было известно, что Осинцев виртуозный повар и в особо торжественных случаях Каменевы упрашивали его что-нибудь приготовить.

– Утка по-пекински! – провозгласил Осинцев.

– Дичь! – тут же закричал основательно захмелевший Семен. – Федя – дичь!

Андрей Каменев только всплеснул руками.

– Оскар Иванович, ну я же говорил – без размаха, скромно… – проговорил он.

– Неудобно же так вас утруждать…

– Без размаха – это ты будешь себе яичницу жарить! – назидательно ответил старик, ожидая, пока на столе разгребут посуду и освободят под противень место. – Или ты думал, я тебе картошки сварю и открою банку селедки?

Все засмеялись, и Осинцев засмеялся. Но Филипп заметил, что глаза у старика при этом грустные. «Чего это он?» – удивился Филипп, но особо задумываться над этим было некогда: из серванта уже доставали посуду, раздавали тарелки, Каменевы снова наливали, то и дело громко спрашивая «У всех налито?! Налито у всех?!».

Выпили под дичь. Потом – еще. Филипп чувствовал, что голова тяжелеет. Он заметил, что Жанна отложила книжку, и это расстроило его. Все бурно хвалили повара, Осинцев только кивал в ответ, глаза его, показалось Филиппу, делались все тоскливее. Андрей Каменев принес гитару, и они вместе с Громовыми запели про Чечню.

– Вот скажи, Филя, как ты встретил новый 1995 год? – Семен Каменев опять перебрался со своего края стола к сидевшим рядом Филиппу и Жанне.

– Да я разве помню? – пожал плечами Филипп. – В общаге скорее всего, с ребятами и девчатами.

– В общаге… – Семен пьяно помотал головой и захохотал. – В общаге! Слышь, Андрей, в общаге!

Тут он наклонился к Филиппу и Жанне почти вплотную и тихо сказал:

– А Рождество? Где ты встретил в 95-м Рождество Господа нашего Иисуса Христа?

– Ну это уж я точно не помню… – ответил Филипп, удивляясь – первый раз видел Семена таким пьяным. – Не отмечали мы тогда Рождества.

– Да и мы не отмечали… – хохотнул Семен. – А кто-то вот решил отметить. Да ведь, Андрюха? Да?

– Чего тебе? – недовольно спросил со своей стороны стола Андрей.

– Помнишь 7 января 1995 года? – спросил его Семен. – Все помнят?!

– Да уж… – сказал один из Громовых, что постарше (Яков – вспомнил Третьяков).

– А что было, мальчики, расскажите… – проговорила Жанна.

– А нас, Жанна Вадимовна, в этот день подняли по тревоге и двинули в Чечню! – ответил Яков Громов.

– И уже через несколько дней мы брали вокзал… – торжественно сказал Семен Каменев. – Все помнят?

Филипп почувствовал себя неуютно – Семен смотрел на него свысока, да и остальные косились на него как-то так, будто он сбежал из боя, оставив кого-то погибать. Филипп удивился – с чего это Семена и Якова разнесло на воспоминания, никогда с ними такого не было. Но тут же ответил себе, что, видать, из-за однополчан. «А Семен еще и перед Жанной хвост распушил…» – подумал вдруг он и понял – угадал. Жанна при этом вела себя так, будто фронтовые воспоминания захватили ее. «Ишь, курица… – недовольно подумал Филипп. – Уже переметнулась!». Ему стало обидно, он налил себе полстакана водки и выпил, надеясь, что так будет легче переждать фронтовые были Семена.

– За ребят! За ребят надо выпить! – проговорил тяжело Семен и встал. Встали и остальные. Жанна потянулась было своей рюмкой к другим, но Андрей Каменев предупредительно сказал:

– Не чокаясь!

Все выпили. Мужики поморщились и не закусили. Сели. За столом настала тишина.

– Ну, ладно… – мотнул головой Семен, взявший, видимо, на себя обязанности тамады. – Выпили за мертвых, надо бы выпить и за живых, а?

Он оглянулся на Громовых и провозгласил:

– За спецназ ГРУ!

– Тише, тише, Сема… – поморщился Яков. – Чего ты на весь дом? Тебя сейчас уже консьерж услышит…

– А чего? – удивился, скорчив пьяную гримасу, Семен. – Я не думал, что это военная тайна. Да и здесь все свои. Кстати, Иван, а какими все-таки судьбами? Какими ветром-то вас к нам?!

– Попутным, Сема! Попутным! – хохоча, ответил Яков Громов.