Ад

 
Земля, сожжённая дотла,
И мёртвый небосвод.
Твое названье – символ зла,
Добро здесь не живёт.
Тут Сатана оставил след
Копыта своего,
Когда иегов яркий свет
С небес низверг его.
Здесь Лимб зияет чернотой,
Бездонный и пустой,
В нем души грешников чредой
Казнятся день-деньской.
Над Дитом мрачный реет стяг —
Чумной в нем правят пир…
Здесь Ад; оставь надежду всяк,
Входящий в этот мир.
 

Добро и Зло

 
Добро и Зло
плечом к плечу
скитались по земле.
И вдруг
увидели свечу,
зажжённую во мгле.
Добро сказало:
«Сей огонь
горит лишь для меня.
Там ждут добро.
Мою ладонь
там примут, не гоня.
Тебя же, Зло,
всего скорей,
не пустят на порог.
Не нужен им —
ты мне поверь —
извечный твой порок.
Ты, словно туча,
застишь свет,
в клочки ты рвешь сердца.
Тебя страшнее
в мире нет,
предвестница конца».
Зло улыбнулось,
головой
легонько покачав,
И тихо молвило:
«С тобой
нас вместе Бог зачал.
Мы день и ночь,
мы свет – и мрак,
мы пламя – и вода,
И наш разрушить
крепкий брак
не смогут никогда.
Коль ты так хочешь —
вот стезя,
иди туда одно.
Но помни:
люди без меня
не знали бы Добро».
 

Ангел

 
Ангел летит,
Осеняя крылом небосвод.
Смотрит на землю он,
Смотрит на блеск синих вод.
Тихо, как вздох,
Белоснежные перья шуршат,
И вслед за ним
Устремилась больная душа.
Много страдала она
В суете бытия,
Счастья ждала она, верила —
Только всё зря.
Ангел небесный,
Прими же её, пожалей,
Дай ей покоя,
Воды ей из Леты налей.
Пусть все печали её
Растворятся во тьме,
И воспарит она в небе
С тобой наравне.
 

Моисей

 
Служил он фараону долгий срок,
Но день настал – и он ушёл из рабства.
И воды моря путь открыли на восток,
В страну, что обещала мир и братство.
 
 
Он вёл народ свой следом за столбом,
Что днём как облако, а ночью был как пламень.
И забывался он тяжёлым сном,
Когда всё тело становилось, словно камень.
 
 
Но брата он родного погубил
И всех, кто идолу златому поклонялся.
Детей и женщин, стариков не пощадил:
Их кровью в вере и смиреньи он поклялся.
 

Иешуа

 
Блеск римских шлемов. Крест. И шум толпы.
Сегодня Пасха. Гвоздь программы – ты.
Народ глумится: шутки, смех кругом,
Как будто злейшим ты их был врагом.
Путь на Голгофу оказался так тяжёл,
Но ты, кусая губы, кое-как дошёл.
Твой тяжкий крест пригнул тебя к земле —
Такого ты не ждал и в самом страшном сне.
Растерянность и боль горят в твоих глазах.
«О, где Ты, Боже?!» – льдом застыло на устах.
Ты верил в то, что людям говорил.
Но Бог, как видно, про тебя забыл.
Ему доверил ты и жизнь свою, и честь,
А Он ушёл: дел поважней не счесть.
Остался ты один перед лицом толпы…
Сегодня Пасха. Гвоздь программы – ты.
 

Агасфер

 
Отлучённый от Неба скиталец,
Одиноко он бродит во тьме.
Ищет смерти, бессрочный страдалец,
Но нет смерти ему на земле.
Как не дал он покоя Мессии,
Так и сам он покой не найдёт.
Только вечером, в сумерках синих,
К нему отдых недолгий придет.
А на утро опять ждут дороги,
Словно ночью и не было сна.
За две тысячи лет стёрлись ноги,
Но присесть не пускает вина.
 

Понтий Пилат

«Элои, Элои! Ламма савахфани?»

«Боже мой, Боже мой! Для чего

Ты Меня оставил?»

Марк 15, 34

 
Уходит свет:
          гроза над миром
                    и мёртв Христос.
В глазах Пилата
          огнём гневливым
                     горит вопрос:
Где был Ты, Боже,
          когда Варавву
                    избрал народ?
Как будто солью
          посыпал рану —
                    так сердце жжёт.
Убийце, вору
          Ты дал свободу,
                     святому – нет.
И был отправлен
           он на Голгофу
                     держать ответ.
Крест неподъёмный
           тащил он гордо,
                      не взвидев свет.
Никем не понят,
           отвергнут, продан
                      за горсть монет.
Как мог Ты, Боже,
            смотреть бесстрастно
                       на боль Христа,
Когда он плакал
             и звал напрасно
                       Тебя с креста?
 

Армагеддон

 
Семь печатей упало,
Божьи ангелы в трубы трубят,
Собирая на Суд тех,
Что в могилах давно уже спят.
 
 
Запылали равнины,
Треть земли обратилась во прах,
И последнее слово
Стынет льдом на холодных устах.
 
 
Воды стали полынью
И все звезды померкли во мгле,
А навстречу рассвету
Скачет всадник на бледном коне.
 
 
Три шестёрки как клейма
На челе всех живущих в тот век.
Это есть Число Зверя;
В нём познай ты себя, Человек.
 

Облака

 
Разбежались облака – и в полёт
Устремились, словно клин белых птиц,
В ту страну, где тихо ветер поёт
И не видно человеческих лиц.
 
 
Там на ветках золотые цветы,
А в долинах звонко плещут ручьи.
И моря там неземной красоты,
И сады там зеленеют ничьи.
 
 
В той стране одни легенды живут,
Их драконы издревле берегут.
Солнце ясное рождается тут
И сюда все реки в мире текут.
 
 
Всем несчастьям путь заказан туда,
Нет дороги им в сей сказочный мир.
Облака лишь долетят без труда
До бескрайних тех волшебных равнин.
 
 
Только нам за ними уж не успеть,
Без следа они исчезнут во мгле.
Не позволит суета нам взлететь,
Груз грехов придавит всех нас к земле.
 

Где-то в синих небесах…

 
Где-то в синих небесах,
Позабыв о чудесах,
Со слезами на глазах
Бог томится.
 
 
Он не спит, не ест, не пьёт,
Всё который год уж ждёт,
Что к нему святой придёт,
Постучится.
 
 
Сядут рядышком они,
Позабыв про злые дни,
И зажгут вокруг огни —
Освятиться.
 
 
А потом затеют спор,
Только – чур! – без всяких ссор.
Ведь не будет лишний сор
Выноситься.
 
 
Кто герой, а кто дурак,
Кто влюблён за просто так,
Ну, а кто хитрить мастак —
Прояснится.
 
 
И уйдёт из сердца злость…
Всё узнают Бог и гость,
Перемоют, словно кость
Мёртвой птицы.
 
 
Только где же тот святой?
Рай стоит совсем пустой.
А в Геенне над мечтой
Чёрт глумится.
 

Нам с алтарей твердят…

 
Нам с алтарей твердят, что ангелы и бесы
Давно уж поделили пополам
Всю нашу жизнь. И автор этой пьесы
Давно уже воскликнул: «Аз воздам!»
 
 
Всё расписал по нотам и по строчкам:
Кто, как, зачем и сколько будет жить.
И даже жирную в конце поставил точку,
Решив нас всех Судом своим судить.
 
 
Он просчитал всё, взвесил и измерил
И – вроде бы – снабдил нас всех душой…
Но отчего ж тогда Он этот мир доверил
Тому, кого зовут тут Сатаной?
 

Смерть Цезаря

 
Пот и кровь – и ехидно оскалилась смерть,
Лёд и пламя – летящий кинжал.
И на свет уходящий так больно смотреть,
Вздох последний безжалостно мал.
 
 
Навзничь в пыль – и кармином зашлись небеса,
Расползлись прошлогодней листвой.
Тишина. Только ветер на разные голоса
Над погибшей заплакал судьбой.
 
 
А хотелось жить вечно… Не удалось,
Тень великая застила даль.
Все мечты и триумфы, всю ярость и злость
Пресекла безразличная сталь.
 

Крестоносцы

 
Бьют по щеке – подставь другую…
Нет, нам мораль подай иную.
За око – око, зуб – за зуб —
Вот сей Завет совсем неглуп.
Коль враг не верит во Христа,
То совесть рыцарей чиста.
Руби мечом и жги мерзавца!
Не отступать и не сдаваться —
Вот наш девиз. И будь что будет.
Деянья наши Бог рассудит.
Ведь мы вершим их в честь Него;
Самим не нужно ничего.
Лишь щепку от креста Христова
Да клык убитого дракона —
Вот всё, что мы иметь хотим
За взятый Иерусалим.
 

Джордано Бруно

 
Гордый духом, он догмы отринул,
Сбросил старый церковный запрет,
И границы Вселенной раздвинул,
Утверждая, что их вовсе нет.
 
 
Он увидел, что звёзды все – солнца,
Ну, а Солнце – всего лишь звезда.
И что жизнь всюду яростно бьётся,
Чтоб не сгинуть во тьме без следа.
 
 
Он ступил на порог Мирозданья
И вдохнул полной грудью простор…
Но суровы дороги познанья —
Получил он жестокий отпор.
 
 
Инквизиторы долго пытались
В лоно церкви вернуть гордеца,
Чтобы крылья мечты обломались
И признал он свой грех до конца.
 
 
Но напрасны их были старанья;
Смысла жизни своей не предав,
Он в костёр шагнул без покаянья,
Смертью правду свою доказав.
 

Джоконда

 
Полуулыбка, полувзгляд,
Вуаль, что полускрыла локон.
А за спиной увалы спят,
Туман – весь берег заволок он.
 
 
Как змей, ползёт разбитый тракт
И исчезает за скалою.
Вдали уж отгорел закат
И меркнет свет над головою.
 
 
Но тьмы всё нет; она бежит
От взора твоего, о, Мона!
Ведь ты как боги можешь жить,
Не зная времени закона.
 

Спит древний замок…

 
Спит древний замок, и кошмары
Всю ночь мерещатся ему.
И кажется: не нужно даром
Ему всё то, что наяву.
 
 
Толпой здесь привиденья бродят
По залам, пыльным и пустым.
Стеная, в комнаты заходят
И исчезают, словно дым.
 
 
Им больно видеть, что осталось
От славы и величья их.
Где пир гремел – там нынче старость,
И звон мечей давно уж стих.
 
 
Нет больше рыцарей, и дамы
Здесь кринолином не шуршат.
Забыли их. И лишь курганы
Над их могилами молчат.
 
 
Спит древний замок. Одинокий,
Века проводит он, как день.
И Вечность – властелин жестокий —
Над ним простёрла свою тень.
 

Там, где небо…

 
Там, где небо падает на землю,
Там, где моря необъятна ширь,
По волнам несутся каравеллы,
Постигая неизвестный мир.
 
 
Непокорные, несутся сквозь пространство,
Прошлое оставив за кормой.
Но смеётся Время: «Всё напрасно,
Сгинет всё, что было, вслед за мной.
 
 
Всё исчезнет, покрываясь мраком,
И замрёт в преддверье пустоты.
И, отмеченные смертным знаком,
Не уйдёте вы из этой темноты.
 
 
Растворятся в бесконечном тлене
Ваши чувства, мысли и мечты.
Миг свершений и года сомнений
Разобьются об утёс тщеты».
 
 
Но в ответ лишь волны словно скалы
Раздирают в клочья небеса.
И молчат седые капитаны,
Подставляя ветру паруса.
 
 
Смерти нет. И море будет вечно,
Небо будет вечно и земля.
Смерти нет. И мчатся каравеллы,
Открывая новые края.
 

Эльдорадо

 
Чинкуэда в руке да мушкет на плече,
А вокруг – лишь гнилые болота.
Где-то золото здесь, словно галька в ручье,
Но стрелу получать неохота.
 
 
Дикари по кустам, будто тени, скользят,
Оперённая смерть тихо свищет.
Нам вернуться бы… Только обратно нельзя —
Ни воды нам не хватит, ни пищи.
 
 
День за днём мы идём всё вперёд и вперёд:
Будь же проклята эта конкиста!
Наши лица черны; моет их только пот.
Мы забыли о Деве пречистой.
 
 
Мы не видим уже ничего, никого —
От усталости мы отупели…
Боже, как же Севилья теперь далеко!
Нас там, верно, отпеть уж успели.
 
 
Нам бы только найти этот город чудес,
Что сверкает под солнцем лучисто.
Нам бы только дойти… О, великий Кортес!
Будь же проклята эта конкиста!