– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Лин, – боюсь только, что такое предложение ему может выдвинуть лицо, облеченное высокими государственными полномочиями, вы, например. А никак не сотрудники спецслужб…

Москва, Кремль, Лубянка

Романов опять заработался допоздна – за окнами его кабинета, выходящего на Ивановскую площадь, давно стемнело, на кремлевских башнях загорелись яркие рубиновые звезды, а на синем московском небе зажглись не менее яркие натуральные звезды, сопровождаемые полной сиреневой Луной. Надо бы поменьше курить, подумал генсек, туша в пепельнице очередную сигарету, когда зазвонила черная вертушка с ярко-алым гербом СССР вместо наборного диска.

– Слушаю, – недовольно сказал Романов в трубку, – да, узнал… да, кое-что слышал… вот как?

– Ситуация весьма серьезная, Григорий Васильевич, – это был руководитель главной советской спецслужбы Примаков, – и угрожает перерасти в неконтролируемую.

– Приезжайте, обсудим, – ответил Романов, – по телефону не очень удобно.

– Боюсь, что это не совсем целесообразно, – ответил Примаков, – по ряду причин, которые я не хотел бы озвучивать.

– Тогда я к вам могу подъехать, давно на Лубянке не бывал…

– Боюсь, что и это не слишком разумно, – повторил свои сомнения Примаков. – У меня есть такое предложение…

И он вкратце изложил свое видение на предмет места встречи.

– Очень любопытно, – сразу заинтересовался Романов, – слышал про это много, но лично никогда там не бывал. Пожалуй я соглашусь.

– Тогда через полчаса на отметке 1250, – ответил Примаков, – что это такое, вам расскажет офицер охраны.

Романов положил трубку на аппарат АТС-1 и вызвал через секретаря офицера личной охраны. Тот вошел в кабинет молодцеватой походкой буквально через минуту.

– Ээээ… – начал генсек, силясь вспомнить, как его зовут, но тот тут же помог «капитан Пасулько», – капитан… тут такое дело… мне необходимо пройти по коммуникации номер два дробь одиннадцать до отметки 1250… прямо сейчас.

– Будет исполнено, товарищ Романов, – взял под козырек капитан, – следуйте за мной.

И он развернулся к выходу, генсек покорно последовал за ним, бросив секретарю в приемной «я ненадолго». В коридоре третьего этажа Сенатского корпуса к ним невидимой тенью присоединился еще один охранник, одетый в штатский костюм – здесь строго соблюдалось правило разделения, один армейский человек, второй из органов.

– Мы в коммуникацию номер два дробь одиннадцать, – сообщил ему Романов, тот кивнул, тогда генсек неожиданно спросил капитана, – вы с Украины, судя по фамилии?

– Родился там, – ответил тот, – город Ковель Волынской области, но уже двадцать лет, как живу в России.

– Ясно, – подумав, ответил Романов, – бывал я в этом Ковеле как-то раз, в войну еще дело было… синагога там огромная стояла, говорили, что самая большая в Европе.

– Синагога это в Любомле, сорок километров от Ковеля, – сообщил Пасулько, – ее после войны разобрали. Нам сюда, товарищ главнокомандующий, – указал он на лифт, расположенный в самом дальнем конце коридора третьего этажа.

– Странно, – пробормотал Романов, – сто раз мимо проходил, но не думал, что это дверь в лифт.

Капитан достал из кармана связку ключей, выбрал один и ловко открыл эту незаметную дверь в стене – за ней оказались стандартные автоматические створки стандартного советского лифта, которые открылись после нажатия на большую зеленую кнопку.

– А коммуникация номер один это что? – спросил Романов, когда они уже ехали вниз.

– Ход в Министерство обороны, – пояснил капитан, – в него на другом лифте надо спускаться.

– А третья-четвертая коммуникации имеются? – продолжил любопытствовать генсек.

– И даже пятая, товарищ главнокомандующий, – вступил в разговор непоименованный гражданский охранник, – но вход в них из другого кремлевского корпуса.

Но тут лифт остановился и раздвинул двери – все трое вышли в пустой и пыльный коридор с подслеповатыми лампочками под потолком. Каждая третья лампочка при этом не горела.

– Непорядок, – указал на этот недостаток Романов, капитан встал по стойке смирно и ответил что-то типа «виноваты, исправимся».

И они свернули куда-то направо. Через два десятка метров перед ними появилась новая дверь в стене, капитан погремел ключами и открыл ее.

– Вот, товарищ главнокомандующий, – сказал он, – это и есть искомая коммуникация номер два. Ведет от Сенатского корпуса Кремля к зданию КГБ на площади Дзержинского. Примерно посередине есть ответвление к ЦК КПСС на Старой площади. Там и находится отметка 1250, указанная вами.

– Идемте, – бросил генсек и первым вступил в этот длинный и очень экономно освещенный коридор.

Стены его были закрыты пластиковыми панелями, а пол с потолком остались в первозданном виде, грубо вырубленными из камня. Поверху еще шли какие-то дюралевые короба, очевидно вентиляция.

– А кто и когда сделал этот тоннель? – поинтересовался Романов.

– Начало положил, как это можно предположить, – ответил капитан, – царь Иван Грозный. Он очень опасался покушений на свою жизнь, поэтому подстраховался таким образом – чтобы в случае опасности можно было быстро эвакуироваться в безопасное место.

– И что, с шестнадцатого века все так и стоит?

– Нет, конечно, переустройств этого хода было множество, в 1812 году, например, таким образом покинули Кремль бояре Голицыны и Апраксины, когда Наполеон вошел в столицу. Потом Кремль, как известно, сгорел, и ход восстанавливали заново уже при Николае 1-м. А при товарище Сталине было принято решение обустроить все здесь заново… метростроевцы работали, насколько мне известно. А вот и отметка 1250…

От главного тоннеля справа наметилось небольшое ответвление без каких-либо опознавательных знаков, все трое и свернули в него. Буквально через десяток метров узкий коридор расширился, превратившись в приличных размеров зал. Капитан щелкнул выключателем на стене, под потолком вспыхнули штук пять мощных лампочек, залив мертвенно-белым светом все вокруг.

В дальнем конце зала было оборудовано что-то вроде места для собраний или даже конференций – три ряда стульев, трибуна для выступающего и темная классная доска на стенке.

– Как в школе, – вырвалось у Романова, – сейчас учитель выйдет и начнет писать мелом тему домашнего задания.

– Да, похоже, товарищ Романов, – согласился капитан, – в войну это было одно из мест, где высшее руководство укрывалось от немецких бомбежек.

– Я читал, что в метро Маяковская правительство укрывалось, – ответил Романов.

– Там тоже, но чаще здесь, – парировал капитан. – Сейчас должен подойти товарищ Примаков, и мы вас оставим наедине.

– А еще что-то говорилось про ход к зданию ЦК… – напомнил генсек.

– Это чуть дальше, отметка 1330, – ответил капитан Пасулько, и в этот момент из=за поворота появилась новая группа людей.

Впереди шел Примаков, за ним чуть отстав двое сопровождающих, оба в штатских костюмах.

– Добрый вечер, Евгений Максимович, – поздоровался Романов, – все это любопытно, конечно, но к чему такая конспирация.

Примаков кивком головы отпустил охрану, и она вместе Пасулько скрылась в проходе, тогда он продолжил.

– Присаживайтесь, Григорий Васильевич, – предложил он генсеку, – в ногах правды нет.

И они сели на два крайних стула прямо перед трибуной и школьной доской.

– Значит, объясняю про конспирацию, – начал Примаков, – сразу скажу, что ситуация более, чем серьезная…

– Серьезнее, чем в 41 году? – прищурился генсек.

– Ну может и не такая, как в 41-м… – на секунду смешался тот, но сразу взял себя в руки, – но отличается ненамного.

– Заинтриговали, Евгений Максимович, – Романов достал из кармана пачку сигарет и закурил, – слушаю со всем вниманием.

– Сегодня по двум разным каналам пришли практические одинаковые сведения о покушении на вас, Григорий Васильевич.

– И что это за каналы, расскажете?

– Почему нет… – Примаков тоже достал свои сигареты и закурил, – без излишних подробностей, конечно, но расскажу. Первое – на нашего человека в Вашингтоне неожиданно вышел кадровый сотрудник ЦРУ… имен называть не буду, но этот сотрудник выложил нам очень подробные материалы о совещании в Кишиневе…

– Да-да, про это я слышал, – подтвердил Романов, – там все руководители Союзных республик переговаривались насчет поправок в Конституцию.

– Скорее не переговаривались, – поправил его Примаков, – а договаривались. О смене политического руководства Союза, а если совсем конкретно, то про вас шла речь.

– И на кого же меня хотят менять? – прищурился Романов.

– Главных кандидатур две – Кунаев и Алиев. Но и Щербицкий тоже суетится неподалеку.

– У них не будет большинства на пленуме ЦК, – меланхолично продолжил Романов.

– А это, как выясняется, уже неважно, – продолжил Примаков, – потому что вы, Григорий Васильевич, согласно сведениям из второго источника, не должны дожить до этого пленума.

– Вот как, – даже развеселился Романов, – как у нас в деревне говорили «интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд». И что это за второй источник?

– Вы будет смеяться, но он из Пекина… там была встреча, аналогичная вашингтонской, и этот вот товарищ из министерства госбезопасности сообщил следующее…

И Примаков зачитал дословно все, что сказал китайский источник.

– А куда у меня поездка по железной дороге намечена, не подскажете? – сдвинул брови Романов.

– Подскажу… в Ярославль и Рыбинск – награждать область орденом и открывать новое производство на моторном заводе.

– И выезд намечен на завтра… – то ли спросил, то ли утвердительно сказал генсек.

– Абсолютно точно, в восемнадцать тридцать по Москве с Правительственного вокзала.

– Не слышал о таком, – задумался Романов, – расскажите.

– Это секретный десятый вокзал столицы, – поведал Примаков, – расположен недалеко от Ленинградского и Ярославского, рядом с платформой «Каланчевская».

– А какой глубокий смысл был в его создании? С обычных вокзалов разве нельзя отъезжать?

– Его построили по личному распоряжению Леонида Ильича в середине 70-х годов, – объяснил Примаков, – Брежнев любил ездить на поездах и отдал такое распоряжение, чтобы не мешать остальным гражданам – ведь при отъезде-приезде первых лиц вокзалы должны были перекрываться… однако, я не совсем понимаю ваши вопросы, Григорий Васильевич, – сменил он тему, – предстоящее покушение вас волнует меньше, чем история наших вокзалов?

– Почему, очень волнует, – тут же ответил генсек, – но я же вижу, что вы продумали все на десять ходов вперед – слушаю ваши предложения, Евгений Максимович.

– Ну может быть не на десять ходов, – немного смутился Примаков, – такое даже Карпову с Каспаровым не под силу. Но на 2-3 хода вполне…

– Кстати, – встрепенулся Романов, – напомните мне про Каспарова, когда вся эта катавасия закончится…

– Конечно напомню, – ответил Примаков, – а что не так с Каспаровым?

– Все с ним не так… но об этом мы попозже поговорим.

– Хорошо, про Каспарова я делаю пометку в ежедневнике, – Примаков достал из потертого портфеля, который принес с собой, толстую книжечку, открыл и оставил там короткую надпись, – а сейчас переходим к главному. Вот вкратце то, что удалось выяснить нашей службе относительно планов оппозиции…

И он развернул и положил на трибуну крупномасштабную карту столицы – Романов с большим интересом начал изучать пометки на ней.

– Судя по обилию красного цвета возле этой станции, все должно происходить где-то поблизости, – сообщил он Примакову.

– Все верно вы думаете, Григорий Васильевич, – ответил тот, – сразу после станции «Маленковская» на железнодорожных путях есть небольшой мост через Яузу… пятьдесят пять метров над водой, собран из стальных ферм, однопутный, – и он присовокупил к карте фотографии моста и прилегающей местности с разных ракурсов.

– Древний какой, – поразился Романов, – наверно еще при царе сделан.

– Все верно, – подтвердил Примаков, – при Николае Первом – тут было когда-то соединение с путями Савеловского направления, вот его и построили в 1910 году для этих целей. Идем далее… непосредственно под левобережной опорой моста наши сотрудники сегодня обнаружили десять мешков с белым сыпучим веществом, которое после лабораторного анализа оказалось гексогеном.

– Что-то я про него слышал, про этот гексоген… – наморщил лоб генсек.

– Гексоген, – начал говорить Примаков скучным голосом профессора в университете, – это белый кристаллический порошок, очень сильное взрывчатое вещество. Сильнее тротила-динамита примерно втрое. Синтезирован в конце 19-го века немецким химиком Ленце. Первоначально предполагалось его использовать, как лекарство для мочеполовой системы, но вскоре выяснилось, что гексоген сильно ядовит и в этих целях не может быть применим. Тогда другой химик. австриец Герц придумал ему более нужное применение, как аналог тринитротолуола… впервые гексоген в таком качестве использовали японцы в 1944 году на Окинаве.

– Это все очень интересно, – притормозил его Романов, – но хотелось бы приблизиться к сегодняшнему дню.

– Хорошо, приближаемся… в нашей стране гексоген производится на двух заводах, в Дзержинске Горьковской области и в Перми – в настоящее время мы выясняем, откуда произошла утечка. А что касается этого моста через Яузу, там устроена засада, и наши сотрудники ждут, кто и когда придет за этими мешками.

– А что, взрыв этого мостика может так сильно мне навредить? – поинтересовался генсек.

– Это второй интересный вопрос, почему заговорщики выбрали такой необычный способ, – ответил Примаков, – он тоже сейчас изучается. Однако давайте переходить к оргвыводам, как это практикуется на партийно-комсомольских собраниях.

– Давайте, – вздохнул Романов.

– Первое – поездку по железной дороге с Правительственного вокзала мы, конечно, отменять не будем, но задействуем там вашего дублера. Второе – никуда вы завтра из Москвы не уезжаете, даже и из этого тоннеля лучше не уходить… пока во всяком случае.

– А это почему же, позвольте узнать?

– Потому что у заговорщиков есть план Б, как это модно сейчас называть. В случае неуспеха основной операции они хотят задействовать своих людей из Девятого управления…

– Да что вы говорите? – изумился Романов, – у них и тут свои люди есть?

– К сожалению… – нервно усмехнулся Примаков, – один из них, кстати, провожал вас совсем недавно?

– Капитан Пасулько? – еще более изумился генсек.

– Нет, это было бы слишком очевидно… завербован второй ваш провожатый, капитан Анисимов.

– Аааа, это тот неприметный товарищ в гражданском костюме… и как же вы это установили?

– Давайте не будем углубляться в такие детали, – ответил Примаков и щелкнул пальцами.

По этому щелчку в проходе, который вел от главного хода, появились трое – в центре тот самый штатский охранник Романова в наручниках, а по бокам двое незнакомых. Охранник имел очень бледное лицо и прихрамывал на одну ногу.