Середина 1920-х гг. открыла новый этап в жизни русской военной эмиграции в Китае. С одной стороны, в Китае существенно возросла активность Советского Союза, стремившегося восстановить на северо-востоке страны позиции царской России и одновременно развернуть в Поднебесной антиимпериалистическое революционное движение, реализуя на Востоке проект мировой революции. В рамках реализации этой стратегии предполагалось окончательно ликвидировать на китайской территории остатки белой эмиграции, что вынуждало эмиграцию бороться за свое выживание. С другой стороны, начавшийся на Западе процесс консолидации военной эмиграции с целью продолжения антибольшевистской борьбы подталкивал аналогичный процесс в Китае, инициируя новый этап противостояния между большевиками и антибольшевистскими силами, что особенно актуализировалось наличием протяженной совместной границы между Китаем и СССР.
1924 год ознаменовался распадом почти повсеместно на территории Китая крупных воинских групп и резким снижением белопартизанской активности. Продолжался процесс репатриации и реэмиграции части военных беженцев. Значительная часть бывших военных перешла к мирной деятельности, стремясь приспособиться к новым условиям существования. Большинство действовавших в это время организаций, объединявших бывших военных, являлись фактически союзами взаимопомощи, ориентировавшими своих членов на социальную адаптацию, а не на политическую борьбу. Продолжение противостояния советской власти было уделом немногих, в основном тех, кого мы в нашей типологии отнесли к активным антибольшевикам и людям войны.
Советская сторона, разрабатывая планы расширения своего присутствия в Китае, стремилась к окончательной ликвидации на этой территории «белогвардейского гнезда». Как отмечалось ранее, в 1924 г. советское правительство предприняло немало усилий, включая военно-политический шантаж, для установления дипломатических отношений с Китаем и восстановления совместного управления КВЖД [Переписка Сталина, 2008, с. 74, 77]. В мае 1924 г. было подписано долгожданное соглашение между Москвой и Пекином, подкрепленное сентябрьским договором с Мукденом. Согласно договору 1924 г. в Китае учреждались советские консульства, сменившие существовавшие с 1920 г. в местах наиболее массового расселения русских эмигрантов русские представительства, отстаивавшие права эмигрантов. «Вселение» советских дипломатических представительств на территории бывших консульств Российской империи не обошлось без инцидентов. В Шанхае более тридцати офицеров и солдат группы генерала Глебова ночью 13 июля 1924 г. захватили здание бывшего Российского консульства, протестуя против его передачи советской стороне. Пришлось использовать для их выдворения полицию [Ван, 2008, с. 156].
С приходом в руководство КВЖД советских представителей был поставлен вопрос об увольнении с железной дороги белоэмигрантов [Переписка Сталина, 2008, с. 179–181]. С 1925 г. в составе Управления и различных служб КВЖД разрешалось работать только лицам, имевшим советское или китайское подданство. Начались увольнения. В частности, были уволены все русские сотрудники внутренней охраны железнодорожной полиции [ГАРФ, ф. Р-6081, оп. 1, д. 153, л. 171].
Желая сохранить свое стабильное положение, обеспечивавшееся службой на КВЖД, многие военные эмигранты приняли китайское[219], а в отдельных случаях и советское гражданство. Эта ситуация хорошо представлена в дневнике полковника И.С. Ильина: «Боже, как изменились вокруг лица! Глаза бегают, вид напуганный, разговаривать боятся, некоторые сторонятся! Говорят, что у многих давным-давно припасены совпаспорта. И, главным образом, среди тех, кто больше всего кричал о “непримиримости”… Берут паспорта генерал Касаткин, Бутов, Богданов, Зефиров – все омичи… Китайских подданных, дай Бог, чтобы набралось до двух тысяч, вся же масса спешит осоветится» [Там же, ф. Р-6599, оп. 1, д. 8, л. 226, 237]. Кстати, сам Ильин, не желая становиться ни китайским, ни советским гражданином, был вынужден оставить Службу сборов Управления КВЖД, где в это время работал. Из предложенной нами классификации типов военных эмигрантов на компромисс с советской властью шли главным образом «перерожденцы» и «шкурники», имея при этом различную мотивацию.
Начиная с 1925 г., русские в Китае разделились на советских и эмигрантов (ко второй категории нужно отнести и русских, принявших китайское подданство), борьба между которыми, особенно в среде молодежи, имела порой ожесточенный характер. Противодействуя разложению эмиграции, антибольшевистские круги организовывали антисоветские акции, клеймили «перелетов» – бывших белых, перешедших в советское подданство, преследовали «ренегатов» – эмигрантов, в той или иной мере контактировавших с советскими учреждениями или советскими гражданами. На страницах «белых» газет, как, например, «Русское слово» в Харбине или «Мукденский вестник» в Мукдене, регулярно давалась информация о подрывной деятельности «перелетов» и неблаговидных поступках отдельных эмигрантов, имевших связи с советскими. В «Мукденском вестнике» существовал специальный отдел «Галерея предателей», где размещались фамилии неустойчивых эмигрантов [Мукденский вестник, 1928]. С большим недоверием эмиграция относилась к бывшим белым, оставшимся в России после Гражданской войны или репатриировавшимся из Китая, а позднее возвратившимся обратно с намерением продолжить борьбу против советской власти[220].
Усилилось советское давление на организации бывших военных. Даже такие безобидные мероприятия, как увеселительные вечеринки, организуемые военными объединениями, подвергались нападкам и бойкотам со стороны служащих ресторанов, являвшихся членами профсоюзов. По воспоминаниям лейтенанта Д.П. Жемчужина известно, что первый открытый Морской вечер, организованный Харбинской Кают-компанией по случаю Пасхи в мае 1926 г. в зале гостиницы «Новый мир», едва не был сорван отказом работников ресторана, имевших санкцию со стороны профсоюзов, обслуживать данное мероприятие. Морякам пришлось все обеспечивать самим [Жемчужин, 2005, с. 153].
«Советизация» бывшей полосы отчуждения КВЖД, а также части русских колоний в городах Южной Маньчжурии, Северного и Восточного Китая способствовала дальнейшему разложению военной эмиграции. Значительная часть бывших военнослужащих Белой армии, особенно из прибывших в Маньчжурию до 1922 г., сторонились организаций, объединявших бывших военных, старались скрыть свое прошлое и даже внутренне отказывались от своей прежней идентичности в качестве военных и участников Белого движения.
Вместе с тем, на протяжении 1924 года возникли условия для консолидации военной эмиграции в Китае на антисоветской основе. Анализируя сам процесс консолидации, необходимо отметить два важных обстоятельства. Во-первых, инициатива объединения во многом принадлежала европейским центрам военной эмиграции. В 1924 г. в Европе сформировались две крупнейшие организации, претендовавшие на объединение бывших военнослужащих Русской армии и флота за рубежом, – Корпус офицеров Императорской Армии и Флота (позднее Корпус Императорской Армии и Флота – КИАФ) и Русский Обще-Воинский Союз. Эти организации втянули в свою орбиту большинство военных объединений, практически лишив влияния на военных эмигрантов Высший Монархический Совет, ранее претендовавший на руководство Русской армией в изгнании. КИАФ был создан по приказу объявившего себя Императором Всероссийским в. кн. Кирилла Владимировича для возглавления им Русской армии и флота, оказавшихся за рубежом. РОВС, руководимый генералом П.Н. Врангелем, признавал в качестве главы русского воинства в эмиграции в. кн. Николая Николаевича-младшего, бывшего Главнокомандующего Русской Императорской армии. На Николая Николаевича ориентировалось и большинство монархических организаций, руководимых ВМС и стоявших на позициях непредрешенчества. С самого начала появления КИАФ и РОВС между ними разгорелась ожесточенная борьба [Подробнее см.: Серегин, 2014].
Во-вторых, в отличие от Европы, где военные организации пытались держаться в стороне от общественных и политических объединений, в Китае организации бывших военных сразу оказались тесно связанными с общественно-политической жизнью эмиграции. Тем самым нарушался принцип «армия вне политики», которого особенно последовательно старался придерживаться РОВС. Как писал в начале 1930 г. генерал Дитерихс, офицерство во многом и стало той «общественностью», которая погрязла в бесплодной политической борьбе [BAR. ROVS Papers, box 69, f. Far East to Central Office (1932–1937)].
В Харбине представители военной эмиграции активно участвовали в организации и работе Беженского комитета, претендовавшего на общеэмигранскую роль. В середине 1920-х гг. в составе Правления ХКПРБ работали генералы Бордзиловский, Шильников, Андогский, Вишневский, Крамаренко, полковник Аргунов [ГАХК, ф. Р-1128, оп. 1, д. 2. Отчет о деятельности ХКПРБ с 1923 по 1938 г., с. 32об – 34об. ][221], и др. Отдельные генералы и офицеры, входившие в состав Правления Беженского комитета, выступали представителями возглавляемых ими военных организаций, что давало объединениям военных некоторую «законность» своего существования в условиях запрета со стороны китайских властей Маньчжурии на работу «белых» политических организаций, в то время как Беженский комитет имел официальную регистрацию. У некоторых членов Правления ХКПРБ, в частности, генерала Шильникова, несколько раз являвшегося председателем Правления, даже возникал соблазн использовать часть его сумм для организации работы по политической линии, что вызывало недовольство у гражданской части руководителей Беженского комитета [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 309].
В Шанхае, также как в Харбине, организации военных приняли активное участие в работе объединений, претендовавших на положение общеэмигрантских. Это касалось, в частности, созданного в 1924 г. Комитета защиты прав и интересов русских в Шанхае, который возглавлял бывший российский консул В.Ф. Гроссе. В руководство Комитета входили представители ССАРФ и Казачьего союза, а также Дальневосточной казачьей группы генерала Глебова. Однако вскоре после создания комитета начались трения между военными и Гроссе, который стремился держать организацию вне политики и к тому же сотрудничал с Комитетом по репатриации русских из Шанхая. Особенно жестким было противостояние между Гроссе и генералом Глебовым. В ноябре 1925 г. Гроссе сложил с себя полномочия председателя Комитета защиты прав. Новым председателем организации был избран Н.А. Иванов, бывший асессор Смешанного суда в Шанхае, вице-председателем – генерал Вальтер, глава ССРАФ. В состав Правления вошли Шендриков и генерал Глебов [Ван, 2008, с. 355, 356]. Конфликт этим не был исчерпан. В противовес Комитету защиты прав Гроссе создал общество «Помощь», на базе которого в июне 1926 г. был сформирован Русский эмигрантский комитет (РЭК). Наличие двух противоборствующих организаций, претендовавших на защиту прав и интересов русского эмигрантского населения в Шанхае, мало способствовало делу объединения эмиграции. В этом противостоянии был заметен и политический подтекст – в состав Комитета защиты прав входили в основном «николаевцы», а в работе РЭК участвовало несколько «кирилловцев».
Отдельные организации бывших военных были представлены в составе некоторых политических объединений. Например, Комитет Монархических организаций Дальнего Востока в 1925 г. включал в себя целый ряд организаций бывших военных, в том числе казаков. В Шанхае в Комитете состояли Общество Забайкальский и Амурских казаков, Союз пограничников Приамурского края, Союз бывших военнослужащих Приволжья и Урала, Союз бывших питомцев Российских кадетских корпусов, а также Союз Архистратига Михаила, якобы имевший отделения в Тяньцзине, Мукдене и на ст. Пограничная[222]. В руководящие структуры Комитета входили полковник П.П. Унтербергер, заместитель председателя Общества Кадровых Офицеров Императорских Гвардии, Армии и Флота, генерал-майор А.М. Хрущев, Генерального штаба полковник И.А. Бафталовский, полковник Г.Н. Еременко [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 137, л. 109]. В дальнейшем, с созданием в конце 1926 г. подчиненного ВМС Дальневосточного отдела Русского Зарубежного Патриотического Объединения под руководством М.Я. Домрачева[223], отдельные организации бывших военных вошли в его состав. К таким организациям в Шанхае относились учрежденный в середине 1926 г. Союз Георгиевских кавалеров (председатель – полковник К.Н. Арцыбашев), Общество офицеров 8-го Камского полка (председатель – полковник Арцыбашев), Русское Военно-Научное общество «Армия и Флот» (председатель – полковник Колесников), Казачье Объединение (председатель – генерал-майор П.П. Оглоблин) [Там же, д. 146, л. 85].
Участие военных организаций в деятельности общественно-политических объединений препятствовала процессу их консолидации, усиливая внутренние противоречия и способствуя дроблению и расщеплению военных групп.
К наиболее ранним попыткам создать на территории Китая объединение бывших русских военных на антисоветской основе относилась инициатива генерала Глебова по консолидации казачества. В апреле 1924 г. по предложению Глебова, вышедшего из подчинения атаману Семенову, в Шанхае был создан Совет войсковых атаманов Казачьих войск. Глебов занял пост председателя Совета, его заместителем являлся генерал Анисимов, заместитель атамана Оренбургского казачьего войска. В состав Совета вошли генерал-майор И.Н. Потанин, заместитель атамана Енисейского казачьего войска, генерал-майор Л.Ф. Власьевский, заместитель атамана Забайкальского казачьего войска, войсковой старшина Ушаков, заместитель атамана Семиреченского казачьего войска, а также к работе были привлечены с правом совещательного голоса генерал Савельев, заместитель атамана Уссурийского казачьего войска, генерал Оглоблин, заместитель атамана Иркутского городового казачества, князь И. Долгоруков, почетный казак Дальневосточной казачьей группы, и генерал-лейтенант М.И. Афанасьев, представитель Донского казачьего войска [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 711, 712]. Совет не занял антисеменовской позиции, но признал Семенова лишь атаманом Забайкальского казачьего войска.
Члены Совета приняли план, очень напоминавший проект, разработанный областниками, который предполагал захват побережья Приморья от Николаевска-на-Амуре до Камчатки и Сахалина. Для реализации плана предлагалось использовать ушедшую на Филиппины флотилию адмирала Старка. В дальнейшие планы заговорщиков входило создание буферного государственного образования под руководством уполномоченного в. кн. Николая Николаевича или лица, выдвинутого Советом [ГАРФ, ф. Р-5963, оп. 1, д. 14, л. 21].
Считая необходимым наличие у Совета печатного органа, Глебов финансировал учреждение в Шанхае газеты «Россия» под редакцией полковника Н.В. Колесникова. Однако из-за многочисленных проволочек первый номер газеты вышел только в декабре 1924 г. Деятельность шанхайского Совета войсковых атаманов к этому времени провалилась, поскольку его полномочия отказались признать Восточный казачий союз в Харбине и легитимисты [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 712], а отношения генерала Глебова с атаманом Семеновым стали откровенно враждебными. Кроме того, произошел раскол между Глебовым и Анисимовым. Весной 1925 г. Анисимов с группой своих сторонников вернулся в Советский Союз, угнав из Шанхая пароход «Монгутай».
Высокая степень территориальной разобщенности и сильные внутренние противоречия в русской военной среде Китая не давали серьезных импульсов к объединению, поэтому роль инициаторов консолидации военных кругов взяли на себя европейские военно-эмигрантские центры.
К середине 1920-х гг. на Дальнем Востоке имелись как сторонники в. кн. Кирилла Владимировича, так и в. кн. Николая Николаевича. Объединение легитимистов возникло в Маньчжурии еще в 1922 г. и долгое время возглавлялось полковником (с 1924 г. – генерал-майором) Н.Л. Жадвойном. По одной из версий, до начала 1924 г. права уполномоченного от легитимистского центра имел и генерал-майор В.Д. Косьмин. Но, не сумев «подвинуть» Жадвойна в должности главного уполномоченного великого князя, генерал Косьмин порвал с легитимистами [Там же, с. 69, 70]. В первое время существования легитимистской организации человеком, близким к Жадвойну, его порученцем, являлся капитан Т.П. Москалев[224], личность довольно темная и давно связанная с японской разведкой. Однако в дальнейшем из-за махинаций, в которых Москалев был замешан вместе с капитаном Закржевским, Жадвойн от его услуг отказался [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 15158, л. 12].
В 1924 г. полковник Жадвойн, опасаясь преследования со стороны советских спецслужб, перебрался из Харбина в более спокойный Мукден, оставив своим заместителем в Харбине полковника А.В. Эглау. В 1925 г. в состав легитимистской организации вошел генерал Акинтиевский, являвшийся членом харбинского Офицерского союза. Акинтиевский вместе с полковниками Я.Я. Смирновым и В.Н. Федоровым входил в т. н. оперативный отдел союза, поддерживавший связи с партизанами. Уход Акинтиевского к легитимистам вызвал его удаление из рядов Офицерского союза, ориентировавшегося на в. кн. Николая Николаевича [Там же, д. 4922, л. 97]. В то же время переход в ряды оппонентов «николаевцев» человека, тесно связанного с работой боевого подполья, не мог не нанести ущерба деятельности последних. В дальнейшем Акинтиевский будет одной из ключевых фигур в легитимистской организации Маньчжурии, работая до 1930 г. нелегально, поскольку являлся официальным сотрудником Коммерческого отдела Управления КВЖД и имел китайское подданство.
О проекте
О подписке