Школа запомнилась обилием солнца в классах и пёстрым многонациональным составом – кто только там не учился: русские, евреи, туркмены, татары, азербайджанцы… Бросилось в глаза отсутствие очкариков в классе, где я доучивался, в то время как в пасмурном Магадане, видимо из-за хронического дефицита витаминов и освещённости, их было процентов тридцать. То, что я был из Магадана, известного своей славой бандитского города, заставило местных пацанов относиться ко мне с уважением. Правда, Коля Кайсаров, симпатичный паренёк из нашего класса, рассказал, когда мы стояли с ним и ещё двумя пацанами на перемене, что они тоже не лыком шиты и недавно у них в городе прирезали троих, а двое ушли дворами.

Шоком для меня стала новость о том, что мне предстоит сдавать экзамен по туркменскому языку. В то время он был обязателен, начиная с седьмого или восьмого класса. Слава богу, а точнее, слава аллаху, поскольку тогда я находился в среднеазиатской республике, на подведомственной ему территории, руководство школы не стало издеваться надо мной и зачло мне экзамен даже без моей явки. Похоже всё же не зря, потому что много лет прошло с той поры, а я до сих пор могу выдать пару фраз на туркменском языке и помню с десяток-другой слов.

Станичная же школа отличалась уровнем бытового сервиса, а точнее – полным отсутствием каких бы то ни было удобств и качеством преподавания, явно не заточенным на поступление в Гарвард. Умывались и мыли руки мы на улице, где к доскам под навесом был прибит целый ряд алюминиевых рукомойников, а на занятиях по алгебре измеряли и затем вычисляли площадь футбольного поля. На географии я получил «отлично» за то, что показал на карте маршрут своего путешествия. Расстояние от Магадана до Москвы, затем Краснодар и ещё почти 100 километров до нашей станицы повергло пожилую учительницу в благоговейный трепет, будто я прилетел не с Крайнего Севера, а из самой отдалённой галактики, которую только смог увидеть космический телескоп Хаббл.

За партой я сидел с Колей Голубицким, шустрым, дочерна загоревшим, черноглазым пареньком, сильно смахивающим на гречонка. Он и минуты не мог усидеть спокойно, всё время ёрзал, крутился и живо интересовался всем происходящим в классе, кроме уроков. Постоянно делал ошибки по математике и русскому языку, но ничуть не переживал по этому поводу. Когда я указывал ему на них и предлагал исправить, то всегда получал один и тот же ответ:

– Учителя не заметят.

Он считал, что исправления только привлекут больше внимания к себе и снизят оценку за неряшливость.

Его, устремлённый на меня, чистый и наивный, как у котёнка, взгляд выражал искреннее непонимание, как может учитель заметить каких-то 10-20 ошибок на полностью исписанной тетрадной странице.

С таким же явлением, только наоборот, мы часто сталкиваемся в биржевой торговле. Начинающий инвестор искренне верит, что он заметил недооценённую акцию или облигацию, а представители инвестиционных компаний, вооружённые самыми современными программно-аппаратными средствами анализа, имеющие доступ к платным дорогостоящим информационным ресурсам и целый штат аналитиков, просмотрели.

Коля Голубицкий считал себя умнее учителей, а некоторые инвесторы считают себя умнее рынка. На самом деле рынок учитывает всё и если цена кажется низкой, то для этого есть все основания.

Большую часть занятий учеников использовали как бесплатную рабочую силу в местном колхозе, весной занимая, в основном, на прополке. Я от этой работы сразу закосил, сославшись на отсутствие навыков сельского труда и слабое здоровье. Пригрозил, что оттяпаю кому-нибудь пальцы на ногах или упаду в обморок от солнечного удара. Меня оставили в покое, и я валялся с книжкой под яблоней у бабушки в саду, катался на лошадях или ловил с пацанами раков в местном пруду.

– Интересное у тебя было детство, – вставила Наташа. – А я, с первого по десятый класс училась только в одной школе и, кроме пионерлагеря на Чёрном море после седьмого класса, нигде больше и не была. Но ты начинал про юмор…

– Да, – продолжил я. – Так вот, из-за частых переездов я почти постоянно был новичок в классе и приходил в уже сложившийся коллектив. Свежим взглядом мог наблюдать и сравнивать, как складываются отношения между детьми в разных классах.

Примерно за год до нашего отъезда на юг, отец получил новую квартиру в Магадане, на другом конце города и мне пришлось поменять школу. Там я обратил внимание на одного типа, Витю Губарева, который был в классе безусловным лидером. Но авторитет его держался не на силе, не на знаниях, не на уважении или умении коммуницировать, а на остром и злом языке. Юмор этого щуплого, едва ли не самого мелкого в классе, сморчка был злым и едким, как серная кислота. С ним предпочитали не связываться самые отъявленные хулиганы и здоровяки, хотя они могли вышибить ему мозги одним щелбаном.

Доставалось от него даже учителям.

Особенно невзлюбил он молодую, лет тридцати пяти учительницу физики, довольно крупного телосложения, симпатичную блондинку. Как-то, отвлекшись от темы урока, в разговоре на житейские темы, она имела неосторожность высказаться по поводу того, что ей нравятся высокие мужчины.

– Стропилой тоже плохо быть, – тут же откомментировал Губарев, демонстративно измерив взглядом рослую учительницу с головы до ног.

– Ну почему? – возразила учительница. – Для парня разве плохо? Далеко видно и женщина чувствует себя рядом с ним более защищённой. А если это намёк на меня, то я не обижаюсь…

– Шансов выжить меньше, – аргументировал Губарев. – Вот вы, например, сколько весите?

– Не знаю точно, – смутилась учительница. – Где-то около 75.

– Ну это ещё ладно. – продолжил, издеваясь, Губарев. – А представьте себе, что хлопнется в обморок какая-нибудь лошадь килограмм на 76. Такую до скорой дотащить не каждый здоровый мужик сможет. А меня даже слабая женщина с поля боя вынесет и спасёт.

В другой раз, когда учительница писала на доске формулы, он выдал громко, на весь класс:

– Ну ты и разожралась! Не видно же за тобой ничего…

А когда растерянная учительница, с мелом в руках, обернулась, ткнул в спину впереди сидящую полненькую девочку и добавил:

– Сивцова! Отклонись!

Любой, на кого он обращал своё внимание, мог за несколько минут стать посмешищем для всего класса.

Как новичок, я, естественно, не мог не попасть в поле его зрения. Я уже привык, что всегда, без исключения, на каждом новом месте меня "пробуют на зуб" и "проверяют на вшивость". Проявляется это всегда по-разному, но кто-то пробует словом или физическим действием, а остальные внимательно наблюдают. От этого в дальнейшем и будет зависеть твоё положение в классе и тут главное не оказаться в самом низу иерархии, говоря блатным языком, у параши.

Я изначально уступал ему в скорости мыслительной реакции и быстро отбить его атаку остроумным выпадом не мог. Позже я, конечно, всегда находил достойный ответ, размышляя об этом по пути из школы домой, или, бесконечно проигрывая ситуацию в постели перед сном, да только поезд, как говорится, уже ушёл.

Я понимал, что надо срочно что-то делать и медлить нельзя. Но что? В древнем Китае говорили, что легче отрубить голову, чем заткнуть рот. И тогда я решил: если он пользуется своим преимуществом мне во зло, то я имею полное право воспользоваться своим. До переезда я несколько лет прожил в довольно неблагополучном районе Магадана со всем вытекающим отсюда опытом и повидал достаточно "отморозков" в предыдущей школе. Там на перемене тебя, пробегая мимо, мог специально "задрать" какой-нибудь малец, на две головы и двумя классами ниже. Естественно, получал затрещину, а после уроков получал уже ты и с лихвой. На выходе из школы тебя ждала пара-тройка ПТУ-шников или вообще взрослых парней, наглых, безмозглых и, в силу этого, абсолютно лишённых, в своей жестокости, тормозов.

Поэтому, расспросив кое-кого из одноклассников, я сначала убедился, что за Губаревым никто не стоит и "вписываться" за него никто не станет. В крайнем случае, у меня оставались кое-какие "мутные" приблатнённые знакомые по старому двору, к которым я мог обратиться за помощью.

Я решил воспользовался своим преимуществом в росте, весе и спортивных навыках (ходил на секцию вольной борьбы). Как только поганец цеплял меня словом, незамедлительно следовала физическая реакция. Когда подопытной крысе хотят запретить какое-то действие, её бьют током. Если Губарев, или, как я его прозвал, Хорёк, отпускал издевательские комментарии во время моего ответа на уроке, то сразу по его окончанию, на перемене, "совершенно случайно" спотыкался об мою ногу и растягивался на полу во весь рост. Над такими моими "шутками" одноклассники смеялись не менее охотно, чем над его, потому что мало кому он не насолил. Кстати, он оказался очень легко обучаемым и сообразительным и, как и лабораторная крыса, быстро сделал правильные выводы.

Та ситуация впервые заставила меня задуматься о том, что юмор бывает разный, а люди больше физической боли боятся быть публично осмеянными.

– Да, наверно ты прав, – согласилась Наташа. – С чем-то подобным я тоже сталкивалась…

– Суть такого юмора в том, чтобы манипулировать людьми и причинять им моральную боль, -добавил я. – А в случае получения отпора или проявления ответной агрессии, всегда есть фраза: «Ну ты же знаешь, что я шучу…». – Кстати, один из ведущих шоу на нашем телевидении, исповедует подобный стиль юмора.

– Кажется, я поняла о ком ты, – сказала Наташа и, помолчав, добавила. – Сдаётся мне, что гостям в его шоу не столько нравятся его шутки, сколько они боятся попасть ему на язычок и от этого всячески демонстрируют свою лояльность.

В этот момент я увидел, что Кудрявый встал и, не торопясь, куда-то направился по длинному коридору.

– Пойду, прогуляюсь, – сказал я своей спутнице и пошёл за ним, на некотором отдалении, стараясь не потерять его в толпе.

Я не люблю бросать слов на ветер, но ветра в здании аэропорта не было, поэтому, когда расстояние между нами сократилось, выбрал пару наиболее подходящих и запустил ему вслед, пока он не успел повернуть за стойку справочного бюро:

– Дима! Кабанов! – Они полетели по воздуху со скоростью звука и ударили его в затылок так, что он вздрогнул и обернулся:

– Вы меня? – осторожно осведомился он, наткнувшись на мой распахнутый в улыбке ему навстречу взгляд. – Мы знакомы?

– Пока наполовину. Я вас знаю, а вы меня нет. – Я подошёл ближе. – Но это поправимо. Меня Егор зовут.

Я протянул руку для знакомства и, заперев его в углу между стенкой справки и колонной, встал так, чтобы меня непросто было обойти.

Спустя несколько минут дружеского общения, во время которого Кудрявый предпринял несколько безуспешных попыток спастись от меня бегством, я подвёл его к Наташе, как стреноженного коня. Только конское фырканье означает у этих благородных животных проявление удивления или положительных эмоций, а фырканье и брюзжание Кудрявого выражало с трудом сдерживаемое недовольство. Лишь его врождённая интеллигентность и моё преимущество в весе не позволяли ему послать меня по адресу, который не дом, и не улица, и даже не Советский Союз. Перед этим были мои слова про общественную миссию таких великих артистов, как он, про чистое и светлое существо, его фанатку, которая грустит сейчас неподалёку и которую нужно срочно спасать и его слова про то, как он скорее уже хочет попасть на необитаемый остров и как все его задолбали. Отдельно я добавил, что потратить на мою девушку пять минут, ему будет стоить гораздо меньше жизненных сил и энергии, чем общаться со мной до самого вылета.

– Вот, познакомься, Наташа, – это Дмитрий! – появившись из-за спины, мы предстали перед обалдевшей от неожиданности Натальей. – Представляешь, поймал меня у туалета и просто грудью перекрыл дорогу к кабинкам:

– Это с вами, спрашивает, летит бухгалтер второй категории Наталья Орлова? Не отстану, говорит и не пущу в туалет, пока не познакомите. Пришлось уступить…

Как пешку с Е2 на Е4, я чуть подвинул, криво улыбающегося Диму, вперёд, поближе к Наташе.

Она вскочила с места и, взволнованная, нерешительно протянула ему руку. На щеках её вспыхнул румянец, в глубине глаз будто включили подсветку и они засияли влажным светом, как отражённые в ночном пруду звёзды. Я невольно залюбовался ею и мне стало немного обидно, что эти огни святого Эльма зажглись не для меня. Зато Кудрявый заметно расслабился и, на мой взгляд, слишком долго не выпускал руку Наташи из своих шаловливых ручонок. Похоже, он уже не помнил, что спешит на необитаемый остров и мечтает о том, чтобы все от него отстали. Было заметно, что Наташино общество его угнетает значительно меньше, чем моё. Он даже забыл на время про свою подругу, которая стала уже оглядываться на нас.

– Вы после Мале куда? – поинтересовалась Наташа после короткого общения на тему его последнего выступления в славном городе Перми, которое она видела в интернете. – На какой остров?

– Не дай бог, – успел подумать я. – Не хватало ещё нам оказаться на одном острове. Я тактично стоял чуть в сторонке и не мешал их разговору.

Но на моё счастье на Мальдивах полно островов и Кудрявый с подругой направлялись на один из самых дорогих – «Хуравалхи». Видимо, шуточки его оплачиваются неплохо. Одной из особенностей этого люксового острова был ресторан, построенный под водой, где во время трапезы можно через прозрачные стеклянные стены наблюдать жизнь обитателей подводного мира.

– А мы на «Нику» дальше. Гидросамолётом.

– Жаль, – сказал Дима.– Могли бы продолжить общение.

– Дима, если бы вы знали, как нам жаль, – вмешался я. – Но вам, наверное, пора. Вас уже подруга заждалась.

– Будет желание, можно обменяться впечатлениями. Смотрите наши фотки в инстаграм. – Дима вручил Наташе визитку со своими контактами и отчалил.

– Это ты для меня сделал. Я знаю, – сказала Наташа, когда мы остались одни и посмотрела на меня особым женским взглядом, который любого мужчину превращает в покорного её воле идиота. – Спасибо.

Я сидел в кресле рядом с ней и она, в знак благодарности, легко коснулась рукой моего предплечья.

Я почувствовал такой прилив сил, что легко мог сейчас познакомить её не только с Кудрявым, но и с самим Дональдом Трампом. И никуда бы старик от меня не делся.

Когда самолёт оторвался от родной земли и взял курс на Мале, я перестал волноваться, что Наташа сойдёт с дистанции и стал вести себя более естественно. Нас ждал продолжительный, более восьми часов, прямой беспосадочный перелёт, затем пересадка на гидросамолёт и ещё примерно 30 минут полёта до нашего сказочного острова. 10 дней в раю в приватной обстановке с девушкой, от которой ты без ума и с которой ещё толком не целовался, что может быть более интригующим и волнующим кровь?

Знал бы я, что ждёт меня впереди…

В двухэтажном международном аэропорту Мале, на выходе из зала прилёта, нас встретила влажная атмосфера тропиков и оживлённая разноцветная и разноязычная, снующая туда-сюда толпа людей, но не встретил представитель отеля. Перед нами выстроилась целая шеренга встречающих с табличками в руках, но ни на одной из них я не увидел названия нашего отеля. Такое "гостеприимное" начало мне ни фига не понравилось и когда мы подошли к информационной стойке, я был уже слегка не в духе.

На языке, похожем на английский, я спросил у стоящего за стойкой, похожего на цыгана парня с фальшивой улыбкой, какого хера нас никто не встречает. Он разулыбался ещё пуще и, вытянув шею, принялся высматривать что-то в толпе за нашими спинами.