Жизнь для всех разная, может именно в этом и есть её непредсказуемость? Кому-то она преподносит яхты, а кого-то, наоборот, швыряет лицом в дерьмо. Нет, мне, конечно, не так плохо, как другим. У меня нет долгов, раковых опухолей и прочей подобной дряни, но вместе с этим ещё нет работы и, если так пойдет и дальше, не будет и средств к существованию. Я не отношусь к той категории людей, которые во всех своих бедах винят Бога и всех святых, какие только есть. Судите сами, ведь не Господь вас уволил с работы, наградил болезнью и прочими несчастьями? Человек во всем и всегда виноват сам, и не нужно поминать Господа, когда наступаете в очередную кучу известной субстанции. Господь тут совершенно не при чем. Вот и я, находясь в этой самой субстанции почти по уши не поминал Бога. Все равно он бы ничем не смог мне помочь. Чудес, как известно, не бывает. И когда наступит моя очередь, я так и скажу там, на страшном суде, или что там, на том свете. А я, пока еще нахожусь на этом, так что не время думать о грехах. Самое время сейчас думать о собеседовании для приема на очередную работу, которая почти наверняка окажется такая же паршивая, как и предыдущая. Завтрак не лез в горло, поэтому я не стал утруждать организм перевариванием жиров, белков и углеводов. Успею ещё перекусить. Я шел в людском потоке, думая о том, с какого момента в моей жизни все пошло наперекосяк. Может, ещё со школы? Вполне вероятно. Ведь благодаря одноклассникам мои школьные годы были сущим адом, безо всяких преувеличений. Все они были редкостными говнюками, ну, почти все. Что уж кривить душой, я так и не стал частью коллектива, как не старался. Я был слабее их, я был один, их было много. Толпа, стадо. Они все мыслили одинаково, я готов поклясться в этом. И я вынужден был все время терпеть насмешки, пинки и все те гадости, которые толпа сильных учиняет над слабым. Если вы думайте, что в один прекрасный миг я собрал все силы и дал отпор, то я повторюсь – чудес не бывает. Жизнь, это увы не сказка. Так что я терпел все это, годами копя в душе сильное желание мести. С годами это чувство только лишь крепло, хотя, казалось бы – время всё должно было похоронить. Но этого не случилось, чувство мести выросло в огромного монстра, имя которому – ненависть. Я жил день ото дня тем, что представлял себе, как заставлю их отплатить за все. Отплатить их всех, этих говнюков. Все они говнюки. И когда я думал об этом, так тепло становилось на душе! Следовало бы проявить великодушие, простить их всех, стать сильнее этого. Но тут монстр по имени Ненависть был со мной категорически несогласен. Он требовал страданий, крови и смерти. Он до того окреп в моем сознании, что жил там уже отдельной, самостоятельной личностью. И иногда говорил мне, как бы он с ними со всеми расправился. И я боюсь того дня, когда это чудовище вырвется из клетки, и обрушится на всех тех, кто когда-то заставлял меня страдать. Сейчас Ненависть молчала, дремля где-то в глубине сознания. Сейчас я шел на собеседование в безмолвном людском потоке. Люди вокруг меня шли, уткнувшись в телефоны и ничего вокруг совершенно не замечая. Стадо. Все они тоже стадо. И телефон их пастух. Они так и будут брести, ничего вокруг не видя, и так и проморгают даже собственную смерть, увидев её лишь в самый последний момент, когда уже ничего нельзя будет изменить. Хотя, что мне до этого? Правильно, совершенно ничего. Так, я и шел вместе со всеми, и хоть я и не был в отличие от остальных порабощен телефоном, я тоже будто бы отключился от этого мира, совершенно ничего вокруг не видя. Я на автопилоте шагнул на проезжую часть, и шел по ней. И когда тишину вспорол визг тормозов автомобиля, я успел подумать только об одном – кажется, я влип. И после этой последней мысли для меня всё закончилось.
Детектив Аливия Вудс решила сегодня задержаться на работе. Она и раньше задерживалась, но сегодня – особый случай. Она чувствовала это. А интуиция её ещё никогда не подводила. Благодаря опять же интуиции она раскрывала порой такие запутанные дела, за которые боялись браться профессионалы и ветераны полиции. Она привыкла называть это интуицией, но это было нечто другое – она слышала голоса. Разные голоса. Они рассказывали ей всё. В детстве было страшно, родители списывали всё на её воображаемых подруг, но со временем, по мере взросления, страх проходил. Она не только могла слышать, она могла видеть людей. Буквально, видеть их помыслы, их сущность. Может поэтому у неё до сих пор не было друзей и подруг – она видела их, словно изнутри. И эта изнанка была порой черная, как уголь. Столько там порой у человека накапливалось грехов. И так почти со всеми. Она ждала и думала – что увидит в людях на этот раз? Это были друзья того самого самоубийцы, выбросившегося из окна. И она боялась того, что может увидеть в них. Боялась того непонятного и страшного. Поскольку, когда она осматривала место трагедии, с ней случилось то, чего раньше не случалось никогда – зайдя в комнату она почувствовала такой лютый холод, что все её мышцы разом свело судорогой. Но, судя по всему, никто этого больше не почувствовал, только она. И голоса в её голове молчали. Она сразу поняла, что ночью здесь было нечто, настолько нехорошее, что даже призраки боялись ей об этом сказать. Осмотр тела тоже не добавил ясности – самоубийца выбросился из окна, словно пытался сбежать от кого-то. Но от кого? Что же так напугало Джона Бакстера этой ночью? Она надеялась, что его друзья прольют свет на эту тайну.
– Добрый вечер, разрешите войти? – в дверном проеме стоял человек с рыжими волосами, в костюме и очках в тонкой золотой оправе.
– Да-да,– кивнула Аливия. – Проходите, присаживайтесь!
Он зашел, устроился поудобнее на стуле, который едва слышно затрещал под ним. Идеально выстиранная белоснежная рубашка обтягивала солидных размеров живот, казалось, пуговицы не выдержат и вот-вот разлетятся во все стороны. В руках его был явно недешевый портфель. Вообще он являл собой классического представителя офисного или конторского служащего, зад которого лишь изредка расстается с любимым креслом, а желудок привык к гамбургерам из ближайшего «Макдональдса», поскольку из-за плотной загруженности на нормальный обед попросту нет времени. Такие люди почти всегда страдают одышкой, поскольку передвигаться они привыкли за рулем собственного авто. Впрочем, отдельные экземпляры зашли ещё дальше, отдав предпочтение личному водителю. Вот и этот лысеющий рыжеволосый человек в очках был из таких.
– Меня зовут Грегори Вайнс, я по поводу самоубийства Джона Бакстера, вы звонили Баки Винсенту.
– Да,– кивнула Аливия. – Я хотела бы знать, что могло послужить причиной такого поступка?
– Пока мы сами ничего не можем понять! – Грегори откинулся на спинку стула. Стул снова едва слышно затрещал. – Перед визитом к Вам я проверил его счета, и прочие бумаги. Никаких кредитов и долгов!
– А вы кем ему приходились? – спросила Аливия.
– Мы учились вместе,– пояснил Грегори. – В одном классе.
– И после окончания школы вы связь не поддерживали?
– Нет,– кивнул Грегори. – Нас недавно собрал другой наш одноклассник, потому что среди нашего выпуска появились первые, так сказать, потери.
– Потери? – насторожилась Аливия. – Какие потери?
– Один из нашего класса попал под машину,– сказал Грегори.
Детектив Вудс почувствовала себя словно гончая, взявшая наконец след зайца.
– Когда это случилось? – спросила она.
– За пару дней до самоубийства Джонни,– ответил Грегори, удивленный столь неожиданной сменой эмоций Аливии. – А что, вы думайте, между этими случаями есть какая-то связь?
– Всё может быть,– сказала Алисия Вудс. – Кто был этот парень? Который погиб незадолго до самоубийства Джона Бакстера?
– Мы с ним почти не общались в школе,– смущенно ответил Грегори. – Вы не поверите, но я даже не помню, как его звали.
– Как я понимаю, вы не очень его любили? – уточнила Аливия. Она сразу заметила то смущение Грегори Вайнса, даже не смущение, а стыд.
«Да уж, эмоции скрывать он умеет не очень-то хорошо»,– подумала Аливия.
– Да, вы правильно всё поняли,– ответил Грегори. – Сейчас, повзрослев, мы бы иначе отнеслись к нему, но мы ведь были детьми.
– Почему вы невзлюбили его? – спросила Аливия.
– А это имеет отношение к делу? – удивился Грегори.
Детектив Вудс замечала всё, и этот толстяк, сидевший перед ней, не пытался что-либо скрыть. Он действительно не понимал, какое отношение трагическая гибель одного имеет к самоубийству другого. Но она чувствовала странную, пока ещё необъяснимую связь между этими двумя смертями. Связь едва ощутимую, словно тонкая нить паутины, которая может порваться от одного нечаянного дуновения ветерка.
– Это может иметь прямое отношение к делу,– Аливия прямо взглянула в глаза Грегори.
– Понимаете,– начал Грегори, пытаясь выдержать её взгляд. – Он был не такой, как мы. Держался особняком. Я и сейчас не могу понять, почему у нашей компании с ним не сложилась дружба.
– Понятно,– кивнула детектив Вудс. – Относиться иначе к тому, кто не похож на других. А что у вас была за компания?
– Его все в классе не любили, но особо с ним конфликтовала наша компания, Джон Бакстер, Винни Кент, Гарри Остин и я.
– И один из этой компании по непонятной причине свел счеты с жизнью,– Аливия Вудс задумчиво барабанила пальцами по столу. – Почти сразу после смерти того, кого вы в школьные годы недолюбливали. Мистика какая-то.
– Детектив, вы серьезно? – вновь удивился Грегори Вайнс. – Нет в данном случае никакой мистики, мистики вообще нет! И никогда не было!
Детектив Вудс не стала с ним спорить по этому поводу, потому что в мистику она верила, она видела и слышала. Видела внутренний мир людей и слышала голоса. Голоса убитых жертв, который говорили ей, как и кто их убил. Она чувствовала всю жизнь присутствие рядом чего-то необъяснимого, потустороннего, другого мира.
– Мистер Вайнс, не могли бы вы мне дать контактные данные тех людей, кто мог бы хорошо знать Джона Бакстера или того вашего одноклассника, с которым у вас не заладились взаимоотношения? – спросила Аливия.
– Да-да,– кивнул Грегори, доставая из кармана листок и записывая на нём номера своих одноклассников. – А номер Баки Винсента, у вас уже имеется, как я полагаю?
– Баки Винсент хорошо знал того вашего одноклассника? – спросила детектив Вудс.
– О, он единственный кто дружил с ним в школе и после неё! – подтвердил Грегори. – Он и собрал нас, когда всё это случилось, не думал я, что повод для встречи окажется именно такой.
– Я нашла его номер в мобильном телефоне Джона Бакстера,– сказала Аливия. – Баки звонил ему в последнее время очень много раз, и я решила узнать, зачем.
– Да, он просил вам передать, что сам свяжется с вами позже,– Грегори Вайнс встал со стула, и Аливия даже подумала, что будь стул предметом одушевленным, то он бы вздохнул от облегчения. – Мне уже можно идти, или у вас ещё есть вопросы?
– Нет, можете быть свободны,– ответила Аливия. – В случае чего, я позвоню Вам.
После ухода Грегори Вайнса детектив Вудс устало откинулась на спинку своего кресла. Ну и что она узнала? Компания подростков в школьные годы невзлюбила одного из всего класса, классическая история. И тут, по прошествии стольких лет, та самая жертва школьной травли трагически погибает под колесами автомобиля! И через несколько дней один из этой школьной компании выбрасывается из окна. Случайность, всего лишь случайность, и так скажут абсолютно все, не станут даже заводить дело. Да и у неё нет никаких оснований для этого! Для всех это случайность, самоубийство, но не для неё. Но доказать это она никак не могла, в самом деле, что бы она сказала? То, что, прибыв на место происшествия, ощутила дикий страх, который принадлежал вовсе не ей? Это был страх самоубийцы, последняя испытанная им эмоция, эмоция настолько сильная, что описать её словами было выше сил Аливии Вудс. Самоубийца испугался, вот только чего? Но этого недостаточно, такие слова никто всерьез не воспримет. Нужны факты, вот только какие у неё в данном случае были факты? Никаких! Только лишь последние эмоции потерпевшего и этот жуткий холод. Холод! Неспроста она вспомнила о нём, поскольку это случилось снова! Но как? Почему именно здесь, именно сейчас?! Странно, что это началось именно сейчас. Как уже известно, Аливия всегда доверяла своей интуиции. Она оглядела кабинет – всё, как всегда. Рабочий стол, кресло, пара стульев. Она взглянула даже на кондиционер, но сейчас нужды в нем не было абсолютно никакой, поэтому он был выключен. Да и этот внезапный приступ сильного холода явно не из-за кондиционера. Она взглянула в зеркало буквально на мгновение и этого оказалось достаточно для того, чтобы холод вновь сковал её. Но это был не недавний пробирающий морозящий душу озноб, это было совершенно другое чувство, это был страх. Она готова была поклясться, что в зеркале буквально на мгновение промелькнуло что-то ещё помимо её отражения! Что-то похожее на человеческий силуэт! Она привыкла уже к тому, что слышит голоса жертв преступлений и совершенно этого не боялась. Но теперь было что-то новое, то, чего раньше никогда не было и это пугало. Она ещё раз посмотрела в зеркало – ничего, кроме её отражения. Стройная фигура, черный пиджак, галстук, юбка-карандаш, туфли. Одним словом, строгий черный костюм. Длинные черные волосы, лицо с тонкими чертами, всё как обычно. Может, померещилось? Нет, в это ей с трудом верилось. Её руки едва заметно дрожали, когда она надевала плащ. Начиналось что-то очень и очень нехорошее, она это чувствовала. Хотя, может это нечто плохое уже началось? Она вышла на улицу, холодный вечерний воздух немного успокоил её. Она хотела по дороге домой подумать над всем этим, но ход её мыслей был внезапно нарушен.
– Аливия, тебя подвезти? – к стоявшей неподалеку полицейской патрульной машине приблизился человек, который единственный во всем участке был ей симпатичен. Аливия была одинока и с мужчинами вела себя весьма прохладно и пресекала всякие попытки противоположного пола свести с ней знакомство. Она боялась того, что, узнав её поближе, узнав про её особенность видеть и слышать то, что не дано увидеть и услышать другим, мужчины будут её бояться и отношений не получится. Но этот патрульный, Роберт Хопс, по-видимому, не терял надежды. Он, в отличие от других, не был назойлив и не докучал ей, но она всё равно боялась открыться ему, подпустить ближе к себе. Она после того памятного случая вообще дала себе слово не связываться с мужчинами и особенно – с коллегами по работе. Она боялась, что всё может повториться. О том, что именно может повториться, она не хотела даже вспоминать. А вдруг это случится снова? Тогда им обоим просто невероятно повезло, такое стечение обстоятельств можно было смело заносить в категорию невероятных чудес. Но это не прошло для него бесследно – остался шрам на щеке, которую буквально разорвало от попадания вскользь шальной пули, и кличка Робокоп, которой Роберта Хопса наградили после этого.
– Нет, спасибо, я сама дойду,– Аливия решительно прошла мимо него.
– В такое время девушке опасно одной гулять по улицам,– резонно заметил Робокоп.
– Благодарю, но я хочу пройтись и побыть одна, подумать о деле,– твердо сказала она.
– Ну, как знаешь! – кивнул Роберт.
Что-то быстро он сдал позицию. Аливия прекрасно знала, что Роберт не относится к той категории людей, которые так легко сдаются. Но сейчас ей было совсем не до Хопса. Она шла и строила планы на завтрашний день – нужно связаться с Баки Винсентом, поговорить обо всем этом, в том числе и о том трагически погибшем парне, узнать, как его звали. Заодно и навести справки в той школе, где они все учились. Для всех это было простое самоубийство с неустановленными причинами, но интуиция Аливии настойчиво требовала провести своё собственное расследование.
– А так ли всё это нужно, детектив? – раздался шепот из темноты.
Реакция не заставила себя ждать – рука с пистолетом моментально взметнулась в направлении источника звука.
– Кто здесь? – спросила она.
Она шла домой по полутемной парковой аллее, куда слабо доходил свет от фонарей, поэтому разглядеть говорившего в полумраке было почти невозможно.
– А какое это имеет значение? – при этих словах Аливию вновь сковал этот ледяной озноб, и она сразу всё поняла. Рука с пистолетом безвольно опустилась.
– Тебя ведь нет,– сказала она. – Кто ты?
– Теперь это неважно,– раздался шепот из темноты. – Теперь это совсем не важно.
– Что ты хочешь сказать? Кто-то еще умрет? Кто? Что случилось с Джоном Бакстером?
Но загадочный собеседник исчез, только едва ощутимый, но очень холодный мимолетный ветерок – и всё, зловещая тишина. Детектив Вудс с чувством выругалась и огляделась по сторонам, ища причину, которая заставила призрака ретироваться. Заметив, она вновь захотела выругаться, но сдержалась.
– Аливия, я же говорил, что в такое время опасно ходить одной, тем более по таким местам! – Роберт Хопс улыбался, стоя у патрульной машины.
– Ты следил за мной! – возмутилась Аливия.
– Во-первых, не следил, а переживал, во-вторых, как оказалось, переживал не зря, в-третьих, мой маршрут проходит здесь, и я в ночную смену. И пистолет уже можно убрать,– Робокоп кивнул на оружие, которое Аливия по-прежнему держала в руке.
– Кто там был? – спросил Хопс.
– Никого,– ответила Аливия. – Я услышала шорох, но это оказалась всего лишь бродячая собака.
– Я отвезу тебя домой, возражения не принимаются и точка! – заявил Хопс, гостеприимно распахивая дверь своей машины. – Я не отстану, Ливи, даже если ты меня возненавидишь!
Аливия поняла – не отстанет. Да и внезапно на неё навалилась вся усталость сегодняшнего дня и последние события окончательно её вымотали. Она почувствовала внезапную слабость в ногах и кивнула. Думать над этим всем ей сегодня уже не хотелось, хотелось только одного – добраться поскорее домой и лечь спать. А завтра будет новый день, и она разберется со всем этим, всенепременно разберется.
О проекте
О подписке