Отзывы на книги автора «Сергей Шаргунов»

Рассказы скорее про взрослых через призму детства. О том, какие мы с детьми и благодаря детям. О том, как рядом с ними оживает в нас наше детство. Какие мы, когда не просто абстрактные взрослые, а вполне определённые мамы, папы, дяди, тети... воспитатели, учителя, психологи... - свидетели таинства детства.
Отцы и отцовство. Очень ценный взгляд "изнутри". Особенно полезно почитать тем, кто считает, что "отец не так важен в жизни ребёнка" или "отцу не так важен ребёнок, как матери". Приверженцам подобных "теорий" почитать стоит, вдруг поможет...
К тому же под обложкой собраны рассказы современных писателей и эта книга хорошая возможность с ними познакомится.
Пиши-читай. Е. Российская

И вот, в очередной раз купившись на обещания, прочитал. Мне вот интересно, те кто составляет, в рамках разного рода конкурсов-марафонов списки "мастрид", они сами это читают? В рекламе - заманчивые переоцененные обещания, в реальности - посредственная графомания. И пеняю себя, как обычно, такой, мол, большой а в сказки верю. Все таки совет о том, что если можешь не писать - не пиши - актуален для очень и очень многих. Но, сволочи, пишут. По сути - поток мыслей, невнятный, как пьяные разговоры бича на остановке, какие - то воспоминания, придумки, и все это - средним, очень средним языком.

«Проникшись красотой положительного... с раннего детства ощущая в себе тягу к правильному» Сергій Шаргунов вирішив шукати сучасного героя. Найочевиднішим кандидатом виявився він сам. А що? Поважає старих, любить жінок, із зневагою ставиться до гомосексуалізму, кинув пити, не курить, вже певний час не приймає наркотикiв, родом з хорошоï сiм'ï, начитаний, проте любить просту īжу - сироїжкi i чорний хлiб з сiллю. Чим не герой? Подорож по позитивній біографії Шаргунова з усіма незліченими "це я люблю, а це я не люблю", була б, напевно, нуднуватою і сухою, як будь-яка автобіографія, якби не авторське природнє почуття гумору. Рятує книжку лише отакі от самоіронічні пасажі:

«Пролетят ближайшие годы, Шаргунов въедет в Кремль, и простая будет участь у врагов. Мне достаточно будет знать: приговор приведен в исполнение. Последние их минуты врядли меня заинтересуют»

на редкость удачный сборник! Обычно сборники неоднородны: хороши пара-тройка, а остальные "в нагрузку", как перловка, макароны и морская капуста в советских продуктовых наборах (см. ссылку 1), в данном случае уместно такое сравнение, как мне кажется. Но тут понравилось всё, в большей или чуть меньшей степени, но всё. Это редкий случай.

В этом сборнике собраны рассказы-воспоминания об СССР разных авторов, и каждый рассказ хорош по-своему! Например, рассказ Ивана Цыбина "Секретный конструктор" или Елены Колиной "Свои – чужие, или Папины дочки", или Шамиля Идиатуллина "Стране нужна бумага". или Алексея Сальникова "Лагерь и поход", или... да все они хороши!

трогателен первый рассказ, "Райцентр" Михаила Шишкина, поэтичный и грустный

С утра, как обещали, снегопад пристал к глазам, как прирастает вата к порезам. Точит об асфальт лопаты, сгребая снег в сугробы, взвод солдат. На постаменте замер адвокат, под ласку вьюг подставив лоб Сократа. Кругом, набросив белые халаты, прохожие с авоськами спешат. Свистком и жезлом правит всей зимой в заснеженной ушанке постовой. И кажется, фигурному портрету стоять века с протянутой рукой. Но в рыхлый наст упавшую монету так иль иначе прикарманит лето.

очарователен рассказ Драгунского о стеклотаре (отличное решение, кстати, и такое экологичное с этими стеклянными бутылками). Интересные факты в рассказе Александра Васильева "Перелицовка" про одежду и моду: почему все были такими рукодельницами в СССР (спойлер: по нужде)

В Советском Союзе существовало понятие дефицита, который мы испытывали повсеместно – в приобретении ткани, обуви, косметики, парфюмерии, аксессуаров… чего угодно. Модницы, не имевшие возможности пользоваться услугами портних-надомниц или мастеров из ателье по пошиву одежды, были вынуждены самостоятельно кроить, шить, вязать и вышивать в домашних условиях. Именно дефицит заставил огромное количество советских женщин самозабвенно заниматься рукоделием.
Не являлись исключением и знаменитые актрисы. К примеру, прекрасно умела шить Любовь Петровна Орлова. Она никогда не покупала ничего ни в каких домах моды, потому что все делала на живую нитку. Об этом мне рассказала дружившая с ней актриса Клара Лучко. Они вместе ездили на фестиваль в Канны. Однажды Клара Степановна заглянула в номер к Любови Петровне и увидела, как та дошивает на руках кружевное платье, чтобы выглядеть в Каннах королевой. Орлова отлично кроила, была настоящей рукодельницей. У нее дома даже стоял манекен-болванка, на котором она накалывала и создавала шляпки.

а вот ещё:

Сейчас трудно даже вообразить, каких трудов стоило советским звездам поддерживать образ элегантных модниц и вызывать желание подражать их стилю у миллионов женщин. Свои образы они собирали по крохам. Даже из поездки за границу не всегда удавалось привезти целое платье. Маленьких суточных на шопинг решительно не хватало. Привозили отрезы ткани или даже лоскуты. К примеру, в моей коллекции хранится платье блистательной Натальи Фатеевой, выполненное из кусочков парчи, привезенных актрисой из Египта.

перекликаются с ним и рассказы Ольги Вельчинской "Пиджачок и курточка" и Людмилы Улицкой "Лоскуток"

Общая схема жизни была такова: изношенное бабушкино пальто, зимнее или летнее, называемое “пыльник” или “макинтош”, распарывали, стирали и утюжили. Получались прекрасные куски очень качественной ткани, которую иногда перелицовывали, то есть шили из нее совершенно новую вещь, но уже изнаночной, менее выгоревшей стороной наружу. Обычно эта условно новая вещь, если речь идет о пальто, переходила к моей маме, которая ростом сильно уступала бабушке, так что кроить из большого маленькое не составляло проблемы. Проблема заключалась в другом: как ловко и незаметно заменить, скажем, изношенный локоть или борт. Нет, нет, я не буду рассказывать о тонкостях кроя. Скорее, это о судьбе бабушкиного пальто, которое становилось маминым, и это не было последней точкой его биографии. Этому пальто предстояло еще послужить и мне. Вещи, из которых я вырастала, посылали в город Ленинград, где жила одинокая родственница с дочкой, которая была года на три меня моложе. Так что окончательно донашивала вещь, видимо, она.
...
Во времена моей юности одевались люди трудно, интересно и гораздо беднее. Пальто “строили” годами, постепенно, покупая отрез, через год – подкладку, затем – воротник, и, в конце концов поднакопив денег на работу портному, получали готовое изделие, которое носили потом по двадцать лет. Не шучу! Именно так. Эта “долгая носка” мне очень нравится. И в моем гардеробе есть вещи, которым двадцать и более лет.

У меня даже есть подозрение, что с вещами, которые человек носит, образуется некоторая мистическая связь: они тебя любят, если ты любишь их. Есть такие вещи у меня, которые я надеваю, когда что-то идет не так. Есть особенно надежные, которые я надеваю, когда иду на сложную для меня встречу. “Счастливые” вещи, в которых девочки идут сдавать экзамены…

а про мебель-то как интересно (рассказ Александра Кабакова "Деталь интерьера")

... первые два десятилетия после войны мебель в советском жилье если и существовала, то какая-то самозародившаяся.

Жили все в одной комнате – нормальная семья в три- четыре-пять человек, или в двух – но это уж человек семь- восемь. При этом никакого деления на спальни и гостиные, кабинеты и столовые даже в том случае, если семья занимала больше одной комнаты, не бывало – всюду и спали, и ели, и писали статьи “Банкротство империалистической псевдокультуры”…

Посередине комнаты стоял круглый стол на стянутых рамой четырех толстых ножках из грубого квадратного бруса. Стол был раздвижной, два его полукруга перед приходом гостей растягивались на деревянных полозьях, и стол делался овальным, занимая при этом всю комнату, а сидячие места вокруг него образовывались откуда-то извлекаемыми грубыми досками, положенными на кухонные раскоряченные табуретки. Время от времени занозы из досок впивались в натянутые дамскими фигурами трофейные шелка…

А в обычное время стол был круглый, покрытый так называемой гобеленовой скатертью черно-золотого крупного плетения, изображавшего драконов. Как и большая часть социалистического шика, скатерти эти делались в Восточной Германии. Я любил залезать под стол и долго там сидеть, скрытый гэдээровским “гобеленом”.

и про матерчатый абажур над столом, и про знаменитый славянский шкаф из анекдота про шпиона, упомянутый Ильфом и Петровым... В этом шкафу главный герой рассказа находит письмо из прошлого, которое он, глав.герой, по малолетству не понял. Грустная история...

а рассказ Сергея Николаевича про ГУМ!

Во времена моего детства (как и сейчас) в ГУМе бил фонтан и продавали вкусное мороженое в вафельных стаканчиках. Помню, всегда выбирал себе сливочное, и совсем не помню, чтобы мне в ГУМе что-нибудь покупали. К прилавкам было не подступиться. Толпы москвичей и гостей столицы с вдохновенными лицами носились по бесконечным переходам, лестницам, галереям. Они что-то искали, где-то отмечались, что-то выкрикивали требовательными голосами. Половину их слов я не понимал, как, впрочем, и логику перемещений по сложному, запутанному пространству, спроектированному Шуховым. Но больше всего я боялся потерять родителей. Это почему-то я запомнил очень точно, как и мамины слова: “Если потеряешься, иди к фонтану и жди нас там”.

всё сразу - история, ностальгия...

Сегодняшнее время упорно насаждает ретростиль в духе 60–70-х годов прошлого века. И в этом нет ничего удивительного. Ностальгия – самый устойчивый тренд двух последних десятилетий. Мы перебираем былые моды, роемся в подшивках старых журналов, узнаем неизвестные подробности из жизни кумиров детства и юности. В этом контексте ГУМ по-прежнему воспринимается как вечный символ благоденствия и несбыточного счастья.

И никаких очередей. И вкус у сливочного мороженого такой же, как в детстве. Только вот к фонтану бежать необязательно. Все равно там никто уже не ждет.

отдельное удовольствие - рассказ Татьяны Толстой "Несуны"! Ехидно, хлёстко, безжалостно, но так наблюдательно. И удивительно милый и забавный рассказ Евгения Бунимовича "Татьянин день", с замечательными стихами

что-то многое стал забывать
но помню
когда великий глюк
явился
и открыл нам новые
глюки
не бросил ли я
всё
заявление
прошу предоставить мне
нервно-паралитическое убежище
по месту жительства

забавный в своей обыденности безумия рассказ Андрея Филимонова "Стихи абсурдного содержания" (его книга Андрей Филимонов - Из жизни ёлупней , - то ли продолжение, то ли дополнение "Стихов абсурдного содержания", но уже не только про дурдом, а и про другие места и события)

безумные диалоги в рассказе Владимира Паперного "Письма лондонскому другу о поездке в Торжок" (где описывается путешествие, предпринятое с целью найти строения архитектора Львов) невольно вызвал в памяти Аркадий и Борис Стругацкие - Улитка на склоне

– Пойдете вон к тому лесу, – сказал он, – перейдете ручей, там будет тропинка. Одна тропинка пойдет правее, другая левее, третья прямее.

– А какая нам нужна?

– Вам-то? Сами увидите. Которая на Малые Вишенья.

Больше ничего мы от него добиться не смогли. Вообще мы заметили, что мы с местными жителями не понимаем друг друга. Для них тропинка на Малые Вишенья отличается от всех остальных именно тем, что она ведет на Малые Вишенья, а остальные – совсем в другие места. Но что же делать нам, если мы никогда не ходили по этой тропинке и не знаем, ведет ли она в Малые Вишенья? Вот этого “никогда” и не желали понимать наши житковские (как, впрочем, и прутенковские, а впоследствии и вишенские, и пудышевские, и сосенские, и дедковские, и никольские, и арпачеевские, и якшинские, и фоминские, и красненские, и волосовские, и астратовские, и щербовские, и прямухинские, и скрылевские, из другого Скрылева, и русоские, и рясненские, и луковниковские, и, наконец, старицкие) мужики, упорно твердившие свое:

– Как ручей перейдете, так сразу и увидите тропинку на Малые Вишенья. Только вы не идите по той, что в Киселевку ведет, вам туда не надо. Да вы ее сразу узнаете, тропинку, ее сразу видать, она на Вишенья ведет, а та – на Киселевку.

о путешествия в сборнике есть и другие рассказы. Например, Елены Холмогоровой "Планета Юшино, или Сталк по заброшкам" про лето в деревне

Больше всего меня поразило, что хаты были крыты соломой и что в деревне не было электричества. Потом я узнала, что до войны свет там был, но то ли фашисты, то ли наши взорвали плотину, и за двадцать лет, прошедших после Победы, так ничего и не было восстановлено. Поселили нас в освобожденном от хлама чуланчике. В нем не было потолка. Над головой – стропила и скат крыши. Во время сильных дождей то и дело на мой набитый сеном тюфяк сочилась капель.

Зато украшен к нашему приезду он был едва ли не лучше избы. Стены побелили, пол застелили домоткаными половичками. А над лежанками цветные репродукции, наверное, из “Огонька” – помню как сейчас: непременная “Золотая осень” Левитана и почему-то врубелевский “Демон”. Пахнет свежим сеном – им набиты матрасы.

не пытайтесь вернуться в места своего детства, оставьте прошлое в прошлом, советует автор. Хороший совет.

и следом за ним (какой контраст!) рассказ Натальи Зимяниной "Десять лет при коммунизме" о жизни семьи партийного функционера из ЦК. А если вам не довелось побывать в пионерском лагере, то рассказ Евгения Водолазкина "Трудности существуют для того, чтобы их преодолевать" даст представление о том, как оно было... или могло бы быть. Память - странная штука. Об этом отличный рассказ Дмитрия Захарова "Внутренняя Мордовия"

Будущее стерлось. И вместо него тут же началась битва за прошлое.

Если у нас не получается представить, как будет хорошо завтра, то можно представить, что хорошо было уже вчера. Так Владимир Георгиевич Сорокин стал главным русским певцом будущего. Просто это будущее оказалось как у раков – сзади.

Идея все переиграть, все переделать, все перестрелять год за годом оглаживала свою армию отаку, желавших косплеить теплый ламповый Советский Союз – в основном из лучезарного советского кино.
...

... мой родной город – советский мираж и изнутри, и снаружи. Постоянно работающий аттракцион-баталия по защите (славного) прошлого.

Щит родины, атомный наукоград, закрытый “ящик”, по кисельным берегам которого текут молочные реки. Для “большой земли” в советское время он выглядел как заповедник сытости и спокойствия: в нем нет дефицита и очередей, преступность изничтожена – двери квартир никто и не думает запирать, и даже дворники здесь с высшим образованием.

После того как СССР растаял, этот миф остался жить, только теперь он воспроизводился уже самими жителями города, которые ретроспективно всё лучше обустраивали свой потерянный рай. Старая шутка про Советский Союз, который не распался, а тайно существует в Мордовии, оказалась пророческой. И Внутренняя Мордовия начала рыть всё новые катакомбы памяти.

пожалуй, чтобы не завязнуть в этой Внутренней Мордовии выдуманной страны, а попытаться представить как оно было более или менее правдоподобно (ну, или почти правдоподобно) и стоит прочитать этот сборник.