Цитаты из книги «Говорю от имени мёртвых»

Справедливость, демократия, право выбора, законы – это на потеху тем, кто наивно полагает, что всё выше перечисленное реально существует. Нас постоянно разводят, подсовывая нам возможность за что-то бороться, чему-то противостоять, чувствовать собственную значимость или наоборот никчёмность. Нас наполняют чувствами, как воздушный шарик гелием, чтобы мы могли оторваться от тех материй, которые действительно важны для жизни. Занимая нас различного рода шоу, маскируют истинную природу событий и вещей, заставляют нас верить, что мы можем что-то изменить, объединившись, организовавшись, решившись. И нам подсовывают возможности изменения, создают для нас объединения, придумывают нам решения, за которые мы отчаянно бьёмся, не понимая, что всё давным-давно решено и поделено. А скажи нам кто-то это прямо в глаза, мы на него обидимся, отвернёмся и продолжим делать то же самое, свято веря, что творим добро и поступаем по совести. Мы нуждаемся в смысле жизни, без него нам не выжить, не принять окружающую действительность, как норму, как заведённый издавна порядок вещей. И нам дают духовные скрепы, пинками гонят в церкви и мечети, заманивают на многочисленные тренинги и выступления гуру, однозначно прикоснувшихся к истокам истины. Ничего этого не было в сознании кандидата на замещение, он представлял из себя обычного наивного агнца на заклание, верящего, что вот-вот наступит его звёздный час, и он пойдёт под светом прожекторов и вспышками сотен блицев по красной ковровой дорожке, исполняя роль самого могущественного человека в государстве. Он каждый день репетировал его манеру говорить, походку, наклон головы во время беседы, много ходил в таких же костюмах и такой же обуви, чтобы тело привыкало к ним, как ко второй коже. Он даже не подозревал, что хозяин, заменивший его в ближайшем будущем, будет всё это знать досконально и ему не потребуется долго привыкать носить новое, более молодое тело. Мы работаем, чтобы у вас был смысл жить! Не помню, кто так сказал, но он явно говорил о чем-то другом! И финальная точка в этом победном ралли по пересадке душ будет жирной и красной. Никуда мы отсюда не выйдем, и деньги нам совершенно точно никогда не понадобятся, сколько бы их не «перечисляли» на наш «счёт». * * * Вернувшись в номер, я наскоро перекусил и потащил супругу в ванну. – Миша, ну, мне сегодня нельзя, – упиралась она изо всех сил. – У меня эти, ну, красные дни… – Да хоть зелёные, – устало отозвался я, открывая воду на всю катушку. – Очень надеюсь, что камер они тут не навтыкали! – Так ты не за этим? – разочарованно протянула Светка. Вот и пойми после этого женщин, то ей нельзя, а сейчас обидится, что я как раз этим и не собирался заниматься. Ладно, не до лирики.

души – то, чего я и опасался, она приняла весь опыт тела, как идеальная копировочная матрица. У этого тела теперь есть душа, но она целиком и полностью принадлежит этому телу! В принципе, можно так и оставить, ведь я ничего не теряю, да и пациенту не на что жаловаться – он совершенно бесплатно получил возможность жить вечно, передавая опыт своей личной жизни через поколения. Ему ничем не грозит предыдущий опыт импортированной души, ведь она пришла совершенно чистой, стерильной. Поэтому просто отпускаем его, пусть побудет в карантине, нужно понять динамику во времени. Совершенствовать пока нечего, двигаемся вперед, сколько можно, чтобы понять правильность сделанных шагов. Если в конце пути будет свет, пройдём ещё раз, это не сложно. Теперь самый важный эксперимент – нужно заставить тело подчиниться импортируемой душе, я должен заставить тело забыть себя. Чем это опасно? Ага, тем самым – пациент станет полным дебилом, ведь у него нет запасной копии памяти! Упс! А ведь это подсказка для идиотов! Что ты сейчас сделал? Ты как раз и создал ту самую точную копию памяти тела, при помощи которой можно будет вернуть человеку его жизнь и опыт. Уфф, пристрелите меня, мозги кипят! * * * Чтобы не терять времени, в тот же вечер отработал вариант создания копий памяти тела. Затребовал нашего «золотого телёнка», чтобы провести профилактику и предварительную инициацию стыка. Пусть мало-помалу привыкает, нечего прохлаждаться в комфортабельных номерах. Кстати, сразу сделаем ему копию, чтобы набиралась ума-разума. Он нам нужен живой, здоровый и в своём уме до поры до времени. Давай, голубчик, на стол, ложись поудобнее, закрывай глазки и отправляемся в путешествие по загробной жизни. Спи, моя радость, усни! Отрабатываем серию, формируем стык, готовый к посадке, откидываем измусоленную душу в барьер, берём свеженькую, чистенькую и стыкуем с ходу. Плавно возвращаем к жизни! Пошёл обратный отсчёт – десять, девять, восемь… Вижу, как бригада медиков на глазах седеет, понимая, что в случае неудачи их всех порвут на куски. Но пациент жив, здоров и активно сливает память в новенький магнитофон, уверенно сидящий на стыковочном узле. Всё на сегодня, потому что информация, полученная в ходе этого сеанса просто убийственная. В принципе, я подозревал нечто подобное, но предполагать и знать – разные состояния. То, что мы со Светкой по наивности считали божьим даром, используется в дьявольских целях без малейших сомнений. Всё, что угодно, лишь бы получить нужный результат. Я не политик, никогда не понимал политику, но и не вникал особо в вопрос – а что такое политика? То, что мы считали отвлечёнными разговорами, оказалось весьма практической и чрезвычайно грязной работой, для которой не существует понятия «личность», только «цель».

Как и раньше инициируем узел, выполняем разминку. Отбираем энергию пациента, подводя его к критической точке. Если я правильно понимаю, узел должен начать раскрываться, даже выполняя пустую работу – ему некого отпускать, но это заложено в его базовой программе! Ни черта подобного! Глухо, как в танке! Хорошо, чёрт бы тебя побрал, инициируем принудительно до розового каления и подводим душу. Должен сработать инстинкт втягивания при обратном движении к жизни. Накачиваю энергией тело, стабилизирую пациента, подвожу душу как можно ближе и жду – потянет или нет? Не тянет, от слова совсем не тянет! Да и зачем телу чужой мопед? Но были же островки контакта, были! А это идея! Нельзя силой, попробуем лаской. Убираем отработанный материал в барьер, восстанавливаем тело и отпускаем пациента. Пусть отдыхает. Следующий! Повторяем предварительные работы, и в состоянии комы силой втыкаем душу в узел, затем быстро убираем. Всплеск, шок, агрессия. Ещё раз то же самое – прикосновение и моментальный откат. На поверхности стыка всё больше голубых точек. Продолжаем набрасывать кусочки души, как штукатур смесь на стену. Кинули, разгладили, ещё и отдохнули, давая возможность стыку привыкнуть к неизбежности контакта. Всё происходит в ментальном поле, но я вспотел как шахтёр в забое. Алые точки практически погашены, плотно сажаем душу и начинаем возвращать пациента к жизни. Пять секунд – полёт нормальный, десять секунд – параметры в норме! Дыхание, пульс, давление стабильны – пациент скорее жив, чем мёртв. Нет конвульсий, нет отторжения, они сцепились напрочь! Проверяем состояние

задания. – Вы уже говорите всё и сразу, чёрт бы вас побрал, – впервые за время нашего знакомства взорвался куратор. – Что вы цедите по капле? – Вы же не хотите, чтобы приёмное тело подавило принимаемую душу? Не хотите! Но пока по моим предположениям тело, не имеющее души, обладает мощным иммунитетом к другой душе. То есть оно вполне сможет её подавить на корню. Хуже того, если вспомните последнюю операцию, обратите внимание на то, что даже небольшой кусочек раздражённой области стыковки отрицательно воздействовал на приёмную душу. Поэтому у меня есть необходимость ещё в серии экспериментов, чтобы окончательно отработать методику безопасной замены, точнее внедрения души в подобное тело. Я понятно выражаюсь? – Да, я понял, извините за эмоциональный срыв, Михаил Григорьевич, сроки поджимают, ответственность большая, а тут даже выпить нельзя – сухой закон, пока не завершится операция! – Я правильно понимаю, что потом мы можем напиться от души? – подмигнув, поинтересовался я. – Если всё пройдёт, как задумано, будете пить самые изысканные вина! – с явным облегчением улыбнулся куратор. Мы расстались, а я продолжал отвечать сам себе на тот же самый вопрос – мне нужны надежные результаты этой методики, потому что наиболее важный для нас со Светланой человек ждёт, когда я научусь делать подобное чудо. Ведь Машка сможет переселиться только в тело, никогда не имевшее души – через это я никогда не смогу переступить. * * * Время работает против нас, потому что никто до сих пор не удосужился ответить на простой вопрос – почему все десять ракет были нацелены именно в тот вертолёт, в который я отказался садиться? По плану рассадки, заданному кем-то, известному кругу лиц, входящих в тот же проект, я должен был сидеть именно в нём. Я был главной целью, меня должны были уничтожить гарантированно и это сделали бы, если бы не РЭБ и не моя мнительность. Этот человек до сих пор здесь, он всё также участвует в этом проекте и прекрасно осведомлён, где располагаемся я и Светлана, которую можно использовать как наживку. В любой момент этот человек может инициировать покушение на меня и одному Богу известно, в чём это выразится. Уверен, что в подобных случаях никто не ограничивается единичным агентом – нужен надёжный результат. Мне подсыплют яду в еду или питье? Отравят уколом при случайном соприкосновении в коридоре? Устроят масштабный налёт или попросту взорвут нас всех, наплевав на сопутствующие жертвы? Судя по масштабам подготовки и охраны, игра стоит любых жертв. На мой взгляд, речь идёт о ключевых фигурах государства и их разборках. Как не крути, а у нас практически нет шансов выжить ни при каких раскладах.

отправился думать дальше, предварительно оставив заявку Ивану Ивановичу на список тех, кого можно безболезненно, без ущерба для моей совести использовать в дальнейших экспериментах со стороны иного мира. Мне снова понадобились души преступников, да простит Творец мои прегрешения и гордыню! * * * Иван Иванович отреагировал быстрее, чем я предполагал. Кандидатов предостаточно, работай, не хочу – есть, где разгуляться пытливому исследователю. – Как ваши исследования, Михаил Григорьевич? – Пока лишь предварительные результаты, но подвижки есть, – уклончиво ответил я. – В чём проблема? Вы ведь уже работали по такой же теме, в чём отличие? – не отступал Иван Иванович. – Надеюсь, это не саботаж? – он улыбнулся, словно сказанное было шуткой. Но в его тоне звучало плохо скрываемое раздражение. Естественно, что любому начальнику важно знать, над чем работают его подчинённые и как идут дела. Он завязан на обязательства и сроки, а работники, тужась от важности, тянут время, действуя по принципу – сделаешь эту работу, дадут другую. Ещё хуже, когда начальник начинает понимать, что его тупо водят за нос, имитируя работу и результаты, выдавая желаемое за действительное, получая при этом большую зарплату. Ко мне это не относится никаким боком – я работаю не за деньги, потому что вряд ли их когда-то увижу. Я заинтересован в этих результатах не меньше его самого, и он это должен понимать. А не говорю, потому что нет смысла обсуждать то, чему нет объяснения человеческими словами. Показать не могу, рассказать тоже – поэтому принимайте на веру, господин куратор. – Если вам нужна показуха с непредсказуемым результатом, можно начинать, хоть завтра, – моё предложение ему явно не понравилось. – Хотите результат с гарантией – терпите. Отличие есть и существенное – у вашего кандидата, подчёркиваю единственного кандидата, нет души. Поэтому на текущий момент он непригоден для обмена! Иван Иванович сглотнул внезапно выступившую слюну, передёрнулся всем телом и схватился за платок, чтобы утереть пот со лба. – Что значит не пригоден? Насколько не пригоден? – Сейчас появился путь, возможный путь, – мне стало его жалко, – сегодня я научился инициировать область, отвечающую за контакт с душой. – Фу-у-у, вы меня напугали, Михаил Григорьевич, – признался куратор и схватился за графин с водой. – Я уж подумал, что нам конец, – произнес он, большими глотками выпив воду из гранёного стакана. – Это ещё не всё, Иван Иванович, – добавил я, понимая, что информированный начальник проще воспримет задержки с исполнением

Прежде, чем переходить ко второй серии экспериментов, я попросил Ивана Ивановича организовать мне консультацию с врачами, специализирующимися на головном мозге. Не хотелось неприятных последствий от грубого вторжения в столь тонкие материи. Одно дело манипулировать с душой – она, всё ж таки, вторичный элемент жизни человека. Другое – напрямую воздействовать на само тело, ничего не понимая во взаимодействии его различных составляющих. Тот же эпифиз, ранее называемый из-за своей специфической формы шишковидной железой, может продуцировать столь разнообразные коктейли гормонов, что стоит хотя бы для порядка послушать о том, что уже известно медицине в его отношении. Запомнил я немного, но понял главное – будь осторожен как сапёр, любой неверный шаг и пациент может уснуть навеки или умереть от счастья в прямом смысле этого слова. Последовательность, осторожность, шаг вперёд – два назад, врачебный контроль. Последнее в обязательном порядке, тут могут и не успеть добежать, если я промахнусь и накосячу. Сразу предупредил всех, сидящих перед кабинетом – никаких имен и званий, молча зашёл, занял своё место и выслушал вводную инструкцию. Отчитался по окончании и ушёл, ни с кем не общаясь! Не хватало мне ещё перекрестного опыления знаниями, каждый должен быть чистым перед началом эксперимента, чтобы не пришлось разгребать наслоения ложных знаний и ожиданий. Поначалу неудачи следовали одна за другой. Пациенты не выходили из палаты, их вывозили на каталках – живых, но без сознания. Хорошо, что сообразили использовать запасной выход, ведущий прямиком в палату интенсивной реабилитации, а то представляю состояние добровольцев, наблюдающих, как одного за другим их товарищей вывозят ногами вперёд. Отчаявшись, я решил изменить сценарий – не углубляться внутрь проклятой железы, полной опасных сюрпризов, а совсем наоборот, начать расширять сферу исследования. Кто сказал, что в том месте, значит в этой железе? С чего ты, идиот, решил, что стыковочному узлу вообще нужно материальное тело? Нет, скорее всего, оно, конечно, нужно, но не напрямую, не в лоб! То, что я искал, обнаружилось именно вокруг железы, в хитро сотканных сетях нейронов, связанных в отличие от всех прочих не аксонами, а практически оболочками клеток. Уплотнение, которое я считал препятствием, оказалось усыплённой, закукленной, заторможенной формой или состоянием стыковочного узла. При возбуждении этой области она вспыхивала едва различимыми искорками, не спеша раскрыть себя, не имея привычки делать это, попросту не умея создавать прочные соединения с кем-то ещё, кроме как с родственными ей внутренними структурами мозга. Раскачивание этой области последовательным наращиванием энергетических воздействий сказывалось положительно – у пациента начинала болеть голова в точности, как у тех добровольцев, на которых я испытывал отрыв души от стыковочного узла. Прогнав всех оставшихся пациентов через предварительную активацию

в этих стенах он ожидает чётких приказов, а не переживаний за его здоровье. Там за дверью еще несколько сотен таких же, как он, а отобрать по слухам должны только десятерых. Невольно задумаешься, что сказать, а о чём умолчать перед испытующим взглядом практически ровесника, но наделённого властью и правом выбирать. – Поначалу всё нормально было, – вспоминал он, словно это происходило неделю назад, – потом начала болеть голова и появились странные вспышки в глазах. Голова разболелась так, что чуть не сдох, ой, простите. – Ничего, говори! – Дальше я даже не понял, что произошло, словно в глазах всё раздвоилось и затошнило. Я уж думал, что сейчас вырвет, но прошло, и перестала болеть голова. Почти, перестала, – он осторожно потер затылок. – Болит? Где примерно? – В затылке, но как-то внутри, – прислушавшись к себе, сообщил Александр. – Уже проходит, – поспешил добавить он, решив, что за такие признания его точно спишут. – На сегодня всё, ты молодец, Саша! Иди, отдыхай и пригласи следующего! К концу дня меня уже самого тошнило от одной мысли, что снова придётся делать это. Зато многое стало более понятым. По крайней мере, отрывать душу у живого человека, не находящегося под наркозом, чрезвычайно болезненно. Это вызывает сильную реакцию организма вплоть до шокового состояния. Двоих пациентов натурально пришлось откачивать после потери сознания. Но теперь я точно знал, где искать узел стыковки, хотя понятия не имел, как его активировать. Когда-то я всерьёз увлекался тем, что такое мозг и как он устроен. Читал книги, изучал анатомические атласы, зубрил названия выпуклостей и впадин, отдельных частей и долей. Область, в которой локализовался стык, в анатомии называют шишковидным телом или эпифизом. Функции его мало изучены, но отвечает оно в том числе и за сон. А сон, как известно, это маленькая смерть. Кто знает, зачем нам нужен сон? Кто-то говорит, что для того, чтобы мозг отдохнул и переработал накопленную за день информацию. Некоторые утверждают, что во время сна происходит лучшее насыщение мозга кислородом, и он активнее очищается от вредных веществ. Другие же считают, что в эти часы мозг общается с Богом. Я за последний вариант, но на месте Бога у меня некий высший разум или большая копилка, с которой мозг и должен обменяться локальным опытом. Как бы получить доступ в эту практически безграничную книгу мудрости, чтобы не бегать с шаманским бубном, уподобляясь дикарям? Это всё лирика и философия, а практика говорит, что нужно искать способ разбудить в этой таинственной железе свойства стыка, не убив пациента извержением лишних гормонов.

– Я имею в виду, что будет потом, когда я сделаю эту работу? – Ах, это? Потом будут деньги, радости жизни и новая работа, – несколько фальшиво улыбаясь, бодро ответил Иван Иванович. – Михаил Григорьевич, вам всего двадцать пять лет, откуда такой пессимистический взгляд на жизнь? Живите проще – вы нужны людям, нужны очень важным людям, ваши услуги эксклюзивны и вряд ли в даже отдалённом будущем найдутся такие уникумы, как вы. Наши специалисты вообще не верили в подобную удачу, а тут такой подарок судьбы. Перестаньте придумывать всякие глупости и за работу! – Мухтар постарается, – грустно пошутил я, отлично понимая, что из меня великий актёр не получится. Все эмоции на поверхности. – Вот и хорошо, – подвёл куратор черту под приятной беседой. – Теперь о главном! Иван Иванович изо всех сил старался избегать прямых отсылок к приметам будущего клиента, хотя сделать это было чрезвычайно сложно. На этот раз задача стояла не в подмене кандидата на выборах, выбор был предопределён. Проблема заключалась в здоровье клиента – операция несла высокую вероятность смерти пациента прямо на столе, поэтому никто не решался взять на себя такую ответственность. Было принято решение подобрать идеального двойника, имеющего хорошие физические показатели. При необходимости ему могли сделать небольшую пластику для увеличения сходства. Более того, кандидат должен был быть моложе, чтобы у клиента появился стратегический запас по времени жизни. Объяснить перемены несложно – нынче звёзды шоу-бизнеса каждый день удивляют поклонников неожиданной молодостью, полученной на столе пластических хирургов. При столь большом количестве требований на выходе всего один кандидат, которого сейчас тренируют по полной программе, заключив с ним контракт на работу двойником. Вот так, вроде всё честно и открыто – там, где есть опасность для самой персоны, идёт двойник и принимает всё, что было предназначено ему. Выживет, хорошо, нет, до этого момента будет жить круто, хотя и скрытно. Двойник – обоюдоострое оружие. При необходимости противник может устранить саму персону, а двойника заставить занять его место и действовать под их контролем. Говорят, что в истории с Петром Первым много неясных моментов. Уехал обучаться корабельному ремеслу один человек, а вернулся обратно другой – существенно более взрослый, плохо говорящий по-русски, ненавидящий всё русское. Так что в политике не впервой использовать двойников для подмен на самом высоком уровне. Шансов на повторение опыта никаких, найти замену «запоротому» образцу они не смогут. Дай бог, если сумею вернуть обратно без потерь душу клиента в случае неудачи, но такого прокола мне явно не простят. – Мне нужно обследовать кандидата и это не обсуждается, как вы

Теперь, когда я слышу звон хрусталя, мне всякий раз вспоминается это самопожертвование вечных душ ради бренного тела человека. Они знали, на что шли! Так говорят, когда хотят принизить героизм шедших на смертный бой. Да, они знали, но кроме этого они понимали, что за их спиной Родина, которую нужно защищать даже ценой своей жизни. * * * После посадки на небольшой военный аэродром нас пересадили в глухо-тонированные микроавтобусы и куда-то повезли. Я плохо разбираюсь в других городах, но трудно не узнать Москву. Мой рейтинг растёт не по дням, а по часам – то мы прячемся на секретных базах, то нас везут прямиком в столицу. Видимо, наш новый клиент не может мотаться слишком далеко, поэтому инструменты подвозят поближе, хотя это и на порядок опаснее, судя по тем событиям, что приключились с нами в полёте. Какой-то жутко закрытый институт, перемещение по коридорам и этажам строго по пропускам. Если нет допуска, твой пропуск не откроет следующую дверь. Комфортабельное жильё, но без изысков. Кормят вкусно, но им далеко до поваров поместья. Людей практически не видим, а для них мы некто в масках – общение строго запрещено. Поддавшись всеобщей паранойе, даже Светлана не задаёт вопросов, погрузившись в журналы и телевизор. Хоть какой-то прок от близости к столице – получай новости из первых рук, будь в курсе, насыщайся ими по самые ноздри, пропитывайся всеобщим страхом и ненавистью к ближнему. Хоть бы что-то полезное было в тех новостях! Куратор появился на третий день с утра, сразу после завтрака. Подтянутый, переполненный важностью поручения, спешащий погрузить меня в новое задание сверхвысокой важности. А как вы хотели? Я же супер экстрасенс, потому мне и самые горячие морковки, опасные для здоровья и жизни. Мы уединились в лаборатории. – Надеюсь, Михаил Григорьевич, вам не нужно объяснять, что сейчас никакие ультиматумы с вашей стороны неприемлемы? Он правильно истолковал моё молчание и продолжил постановку задачи. – Сразу скажу, задача имеет статус совершенно секретной и сверхважной. Вам будет предоставлено всё, что угодно – любые ресурсы, любые возможности для экспериментов, но сроки у нас чрезвычайно сжатые. И никакие, даже самые мелкие ошибки, огрехи недопустимы. Только идеальный результат. Поэтому прошу вас максимально протестировать вашу методику ещё десять, двадцать, сто раз! Даже при положительном результате продолжайте набирать статистику, отрабатывайте технологию. Пока есть время, вы должны выложиться на полную! – А потом? – Потом будет работа, – не понял вопроса куратор.

должен держать барьер, пока мы с Ерохиным рванем дальше. – Михаил Григорьевич, народ готов помочь! Слова Андрея Ивановича звучат для меня неожиданно – какой ещё народ, крыша поехала? Народ в поле пашет! – Наш народ, Михаил Григорьевич, за барьером, – уточнил Ерохин. Ого, я не ожидал такой толпы, но что с ней делать, если честно не знаю. Как они будут делать ЭТО? – Ложные цели, Михаил Григорьевич, возьмите столько душ, сколько нужно, чтобы создать вокруг пилота ложные цели. Пусть они атакуют их, пока мы будем работать со вторым вертолетом. Ничего себе креатив! И кто тут экстрасенс? Аналитик хренов! Это ты должен был догадаться до такого простого и изящного решения! Но дарёному призраку на ауру не смотрят! Пробиваю канал в барьере и втягиваю через ауру души, выпуская их в этом мире. Им некомфортно, они жмутся, как от мороза или обжигающей жары, но одна за другой встают на защиту сознания пилота, создавая вокруг него непробиваемый кокон. Не знаю, что с ними будет в этом мире, закончим бой, разберёмся, а пока, имея на этой стороне канала накопленный запас энергии, бросаю всю её на защиту другого пилота, стремительно догоняющего наш борт и уже стреляющего из пушки по нему. Пока броня держит, нужно спешить. Блок! Стрельба прекращается, пилот в полном ступоре, но наработанные рефлексы заставляют его автоматически уклониться от столкновения с нашим вертолётом. – Борт 731 разблокирован! Передайте пилоту, что всё под нашим контролем, Иван Иванович! Теперь держать, держать и ещё раз держать, пока не выйдем из зоны нападения невидимых нам экстрасенсов. Не верю, что они могут работать без ограничения по дальности, элементарно не смогут отслеживать цель. Более того, если бы умели, не было бы ракет по курсу. Враг выстроил эшелонированную линию препятствий, но мы должны прорваться во что бы то ни стало! Удары по блокировке всё слабее и реже, они нас теряют, всё! Мы снова победили! Можно освобождать защитников борта 373, пока им не вышел полный кердык в нашем негостеприимном мире. Довольные собой возвращаемся с Ерохиным на плацдарм, прикрываемый душами. Ничего себе – да тут Сталинград! Тончайшие, еле видимые остатки душ продолжают держать оборону, не понимая, что атака закончилась. Сплачиваются, облепляя пилота всё ближе и ближе, латая дыры за счёт сужения фронта сдерживания. Но ни шагу назад, ни одного прорыва врага к самому главному – к сознанию пилота! Они, как защитники Сталинграда, которые продолжали бой, потеряв зрение, ноги, зная лишь, что враг там и по нему нужно вести огонь, чтобы враг не прошёл. Их уже не спасти! Одна за другой души гасли и исчезали, оставляя мне на память хрустальный звон.