Глава первая

Прибытия всей колонны вагров пришлось ждать до вечера. Слишком далеко растянулся обоз, который князь Бравлин предпочитал прикрывать частью своей уцелевшей дружины. Отдельные полки шли в середине обоза, отдельные передвигались сзади, предотвращая нападение. Хотя княжич Гостомысл и посмеивался, уверяя, что никто в этих землях напасть на колонну, которой он предводительствует, не посмеет, Князь предпочитал придерживаться привычного выверенного порядка. И не столько из-за какого-то опасения, сколько просто для того, чтобы собственно порядок сохранить, чтобы он привычкой стал. Таким образом, разные группы прибывали в разное время. Но, те, кто прибыл раньше других, времени терять даром не стали. Тем более, что сам князь Бравлин Второй тоже время тратить попусту не любил, и уже отдал необходимые распоряжения, сразу отправляя людей в работу, чтобы не мерзли почем зря не только в нынешнюю предстоящую ночь, но и в ночи ближайшие. Распоряжения князя доносил до тех, кому они адресовались, сотник Заруба, как и в Старгороде, исполняющий обязанности княжеского секретаря. Он сразу и собрал к Бравлину прибывших в первой части колонны градских инженеров-вагров^[18], которые сразу получили от князя задание обойти территорию, где должен быть заново построен новый город, и наметить примерные чертежи. Или хотя бы мысли о контурах нового города высказать. А потом уже за чертежи браться. Срок для подготовки чертежей был дан предельно короткий – всего одна поладеница. Сопровождать строителей по просьбе Бравлина княжич Гостомысл отправил воеводу Первонега, который мог все показать и рассказать. Впрочем, показывать было не обязательно, поскольку обгоревшие остатки стен еще торчали из уцелевших городней^[19] и тарас^[20], словно черные растопыренные пальцы человеческого горя, указывающие в светлое, но все же серое небо этих почти полуночных земель. Таким образом, очертания старого города были вполне достоверно обозначены. Да и неподвластный огню земляной вал повторял контуры стен даже там, где стены выгорели полностью. А таких мест, где стены не имели ни городней, ни тарас, и устанавливались прямо на землю, было немало.

О том, что город очерчен по внешней стороне валом, Гостомысл сразу и сказал князю Бравлину. На что князь мягко возразил:

– Во-первых, я видел этот вал, и особого смысла в нем в таком виде вообще не вижу. Во-вторых, сейчас стены придется сильно раздвигать. С ваграми население увеличится, почитай, вдвое. И нужно сразу улицы разметить. Кварталы – где кому жить предстоит, где лавки держать, где ремесленные мастерские, где сами ремесленники будут жить, где знатные горожане, где купцы. Все ведь предпочитают соседей иметь близких себе по духу. Так они и будут селиться. Раньше город как строился? По плану?

– Кто где мог, где удавалось землю купить, там дом и ставили. Лучшие участки посадский совет на торги выставлял – кто больше заплатит, того и участок. Но земли всем все равно не хватало. А строили все больше и больше. Часто за городом. Потом стены переносили. Их время от времени все равно переносить приходится. Отец мой, помнится, уже думал в ближайшие годы стены ближе к Ильмень-морю выдвигать, чтобы под стены окрестные береговые селения взять.

– А там берег какой? Почва…

– Песок и суглинок.

– На песке стены не поставить. Упадут. Суглинок, когда снега мало, и мороз крепкий, сам стены сдвинет и свалит.

– Это отца и держало. Иначе уже давно город расширил бы. А улицы, не понимаю, зачем размечать? Улица – это же только дорога. А дорогу люди всегда прокладывают там, где им удобнее. Сами прокладывают. А потом уже, вокруг этих дорог, дома ставятся. У нас так обычно бывает.

Бравлин категорично не согласился.

– Дозволь мне, друг мой, Гостомысл, по своему в твоей земле похозяйничать. Уверяю тебя, у меня и у моих инженеров есть опыт и знания. Мы специально изучали науку возведения градов и крепостей. Так, как ты говоришь, город строится десятилетиями и даже веками. А у нас с тобой задача другая. Нам даже одного десятилетия не отпущено: какой-нибудь враг да нагрянет, и потому нам нужно как можно быстрее возвести жилища для людей, и окружить их стенами, чтобы избежать очередного нашествия врагов, и сохранить то, что построим. А потом только займемся большим городским строительством. Плохо, что сейчас зима, иначе мы смогли бы поставить даже каменные стены. Но пока будем запасать больше леса для строительства. Может быть, потом и камни найдем, и кое-что из камня возведем…

Гостомысл улыбнулся.

– Мой народ не обучен с камнем работать. Мы привыкли пользоваться тем, что у нас под рукой. А под рукой у нас леса и леса.

– Мои люди умеют. И твоих научат. Они ставили каменные дома и каменные стены не только в Старгороде, но даже в королевстве данов. Целые замки возводили. А смекалки, чтобы научиться, твоему народу тоже хватит. Что касается улиц, то сейчас, сам посмотри, люди ставят землянки как попало, – князь показал пальцем вдаль. – А потом, чтобы улицу проложить, если ее сразу не разметить, придется землянки ломать. А если у этих людей еще не будет построен свой дом? Куда им из землянки перебираться. Нет, княжич, необходимо сразу все продумать. Улица должны быть прямой.

– Для чего? Не понимаю. Это что-то дает?

– Улица – это, в какой-то мере, фортификационное сооружение. И должна идти так, чтобы, в случае чего, можно было кратчайшим путем перебросить один полк в другое место, где требуется поддержка. Чтобы конница, скажем, совершила бросок от ворот до ворот, и произвела вылазку вместе с другим конным полком. А потом такую же вылазку из других ворот. Но как конница будет передвигаться между землянками! Если нет улицы, от конницы не жди быстроты маневра. В прежние годы в Старгороде мы с воеводой Веславом, который такое использование конницы и придумал, даже снесли в Старгороде несколько домов, чтобы спрямить путь от ворот до ворот. И это принесло нам пользу в двух войнах – с франками и с нордальбингами, которые тоже пытались, помниться, Старгород взять «изъездом»^[21]. Нордальбингов мы тогда конницей просто сначала порубили, потом развернули, и погнали. А у франков отбили много метательных стенобитных баллист. Без них они стены пробить не смогли, и отступили. Тогда, впрочем, у монсеньора Бернара, а именно он франками командовал, и войск было немного. Это, скорее, не война была, а разведка в преддверии войны. Баллисты были, правда, примитивные. Мои инженеры потом улучшили их, и со стен метали бочки с горящей смолой во врага. А все это удалось благодаря быстрым перестроениям конницы. А если бы расположение улиц было заранее продумано, ничего и сносить бы не пришлось. У нас с тобой сейчас есть возможность сначала подумать, и только потом строить. Так давай будем думать. На то нам головы и даны. Все это – стены, башни, улицы – должно быть увязано в одну систему с воротами, и не может строиться наобум. И должно быть удобно как для обороны, так и для собственной неожиданной для врага вылазки.

Гостомысл доверял грамотности князя Бравлина полностью, поскольку об этой грамотности еще в предыдущие свои поездки в закатную сторону много раз слышал от князя Годослава. И потому согласно кивнул. Гостомысл вообще по нраву был человеком доверчивым и легким в общении, сговорчивым. Никогда не упирался, как это делал его отец князь Буривой, в одну мысль только потому, что эта мысль ему самому и принадлежала.

– Распоряжайся, княже, здесь, как в Старгороде распоряжался. Я твои знания уважаю, как и знания твоих людей. Только есть у меня тоже свои отдельные мысли. Может быть, и тебе они по вкусу придутся. Выслушай!

– Говори…

– Вот видишь, наш город так расположен, что Волхова его пополам разрезает. И когда варяги сожгли Словенский конец, Людин конец уцелел. Мост разобрали, и не дали огню распространиться. Что, если новый город так и строить? Чтобы и внутри стены были. Разделить его на несколько частей, что будут по разные стороны Волхова расположены. Да и между собой, даже на одном берегу, тоже разделить. Хотя бы отдельные концы сделать. По роду занятий.

– Есть в этом смысл, – согласился князь. – Так некоторые города у швабов и у франков построены. В Византии так города строят. Только есть при таком строительстве и определенные отрицательные моменты. В Византии с этим многократно сталкивались, и не всегда, говорят, были такому рады.

– Какие моменты?

– Как правило, люди, живущие рядом, в соседних, скажем, домах, друг на друга влияние оказывают. Имея общие интересу, мыслями делятся. Там свои собственные настроения создаются. Грубо говоря, свои силы, думающие не всегда так, как соседи. И каждое отдельное городище в этом случае будет иметь свою мысль. В Древнем Риме тоже с таким были знакомы. Они называли эту мысль обособленной группы людей доминантой. И всячески старались инакомыслие уничтожить. В Византии доминантность отдельных частей города выливалась в открытые восстания против императора или против отдельных его действий. В восстания, часто кровавые, несущие за собой смену императорской власти. А отдельные участки города даже между собой войны вели. Одна часть их столицы Константинополя выступала против императора, другая императора поддерживала. А война внутри города – это всегда угроза всему городу. Угроза уничтожением. И ослабление перед внешним врагом.

– У нас как-то не принято со своими же насмерть воевать, и своих уничтожать. Подраться друг с другом, как мы с варягами – это часто. Но не уничтожать. Даже когда город сожгли – беда большая. Но народ не побили. Не угнали никуда, не продали в рабство. И мы точно так же дважды сжигали Русу. Но потом помогали восстанавливать. Однако, с внутренним разделением город перед внешним ворогом будет держаться лучше. А что касаемо настроения каждого конца, то это и сейчас есть. У батюшки моего специально люди по разным концам города сидели, пригляд вели, кто что говорит, кто чем недоволен. Есть такой пригляд у городской стражи, что посаднику подчинялась, а отдельные люди у батюшки были. Здесь тоже нужно будет так сделать. Чтобы каждый конец города под присмотром был. И все вопросы решатся.

– Хорошо, я подскажу своим инженерам, пусть продумают твое предложение.

А обозы все прибывали и прибывали. Других своих людей по мере прибытия Бравлин сразу отправлял на строительство землянок, где вагры перед наступлением темноты сменили женщин и детей. Но, поскольку сами имели дорожные палатки, то землянки начали строить не для себя, а для горожан. И даже смердов, которые рассчитывали весной получить новые земельные наделы, пока отправляли работать на горожан. Землю им обещал Гостомысл. Но он еще не стал князем. А княжич землей княжества распоряжаться не может. Тем более, без разрешения посадского совета, с которым княжич еще не встретился, исключая отдельных бояр-советников, вышедших его поприветствовать. И князя Бравлина посадскому совету Гостомысл еще представить не успел. Был бы жив посадник Славена боярин Лебедян, он уже собрал бы других посадников, несмотря на всеобщую занятость, и как-то узаконил бы все, что делалось на пепелищах. Пока же боярин-советник Самоха взял сам на себя обязанности посадника, и пообещал Гостомыслу, что посадский совет соберется в доме у боярина Самохи в Людином конце через седмицу.

– А что так долго? – спросил присутствующий при разговоре князь Бравлин.

– Раньше никак не получится. Больше половины посадников от пожара в загородные имения разбежалась. У некоторых имения далеко. Кое у кого даже в Бьярмии, у некоторых в землях русов, у некоторых в землях кривичей. Пока еще их соберешь… Я гонцов уже начал отправлять… Завтра еще отправлю…

– А как так – в чужих землях имения? – не понял князь, и продолжал выспрашивать.

– От родни в наследие осталось. Кому через жену перешло, кому от других родственников. Мы же в здешних краях все породнены, невзирая на племя… Что уж говорить, если у нас княжна была хозаритянка… А у вас, в закатных княжествах, стало быть, не так есть?

Боярину не нравилось направление разговора, и он перевел разговор в другое русло.

– Всякое, наверное, бывает, – согласился Бравлин. – Вон князь-воевода Дражко, первый военачальник и соправитель князя Годослава у бодричей, он по материнской линии – наследник княжеского стола лужицких сербов. Да и бояре в других княжествах часто земли имеют. У меня у самого было поместье в Нордальбингии, хотя я там и бывал-то всего дважды за всю жизнь. Один раз только ночевал, во второй раз три дня охотился там, пока дела позволяли.

Гостомысл намеревался сначала поторопить боярина Самоху, и дать ему на сбор совета только пять дней, но напоминание о Велиборе, что недавно произвела на свет племянника княжича, сбило его с толку. Отпустив боярина, Гостомысл обмолвился несколькими словами с Бравлином, и направил коня к сотнику стражи городских ворот, чтобы узнать, в каком доме Людиного конца поселилась Велибора. А оттуда княжич намеревался отправиться и свою семью поискать. А то как-то нехорошо получалось, не по-доброму. Хотя воевода Первонег уже успел предупредить княжича, что Прилюда вместе с детьми от первой жены Гостомысла, ведет себя не как жена княжича, а как простая, пусть и знатная горожанка, и наравне со всеми работает на строительстве в городе. Но, имея теплое жилище в Людином конце, она не пожелала заниматься строительством землянки для себя, но расчищает пожарище на месте сгоревшего терема, чтобы сразу строить новый. Правда, пока все бревна, что привозили на лосях из леса, шли на землянки, и Прилюда не требовала леса для строительства княжеского терема. В первую очередь, как сама наказывала, и показывала своим примером, следовало устроить и обогреть простые городские семьи. Рассказал Первонег и то, как Прилюда им командовала. Но не в осуждение жене княжича, а даже с каким-то восторгом. А с пепелища она возвращается уже в темноте…

* * *

Князь Русы Здравень, вернувшись с другого берега Ильмень-моря к себе в город, сразу приказал собрать посадский совет. Сам выглядел сердитым и озабоченным, хмурил косматые брови, и, не боясь растрясти жирок, нервно метался по горнице, и фыркал, как понюхавший что-то непотребное кот. Первыми явились городской воевода Блажен и посадник Ворошила.

– Ну, что ты мне наговорил про какое-то нашествие… – сразу прикрикнул князь на воеводу.

Тот повинно голову склонил.