Капитан Никодимов и старший лейтенант Щетинкин ждали своего командира на скамейке рядом с фонтаном, как и договаривались. Майор подошел своей широкой, вразвалку походкой кавалериста, доставшейся ему в наследство от многих поколений предков – кубанских казаков, воинов и наездников. Подошел и тяжело сел на скамейку. Тяжело – не потому, что устал, а потому, что был сам тяжелым. Высокий и необыкновенно широкоплечий, длиннорукий, Плешивый производил впечатление очень сильного от природы человека, каковым вообще-то и был в действительности. И проверять его физические способности находилось не много желающих.

У фонтанчика можно было разговаривать спокойно. Смартфон-сканер не находил в пределах нескольких метров своего действия подслушивающих устройств, хотя инфракрасные видеокамеры наверняка контролировали территорию. Но эти камеры, даже если они и оснащены дистанционными микрофонами, едва ли в состоянии что-то уловить при постоянном шелесте воды в фонтанчике. Да и дистанционные микрофоны чаще всего бывают настроены на прослушивание разговоров в замкнутых пространствах, где колебания голоса передаются на внешние предметы, которых на открытом месте не бывает. А микроколебания воздуха дистанционные микрофоны обычно считывают только при полной тишине вокруг.

– До чего этот полковник докопался? – спросил капитан. – Чем мы ему не угодили?

Плешивый вздохнул.

– Не мы не угодили, а вину он пытается на нас свалить. Свои погоны он сильно уважает и потому ищет виноватых на стороне. Короче говоря, дело обстоит так… У полковника есть «крот» в местной полиции или в службе безопасности, я так и не понял точно где. Информация от «крота» пришла. Когда мы вчера осматривали место, нас засекли камеры. Не знаю, как вас. Вы в машине сидели. Пока разговор шел конкретно обо мне. Меня камера зафиксировала, компьютер идентифицировал и зарегистрировал, что я четырежды проходил через охраняемый периметр. И тогда стали выяснять мою личность. На это ушли вчерашний и сегодняшний дни. Но выяснили-таки. Не могу не отметить хорошую работу спецслужб. Хотя иностранца найти, конечно, легче, чем местного жителя. А предположить, что жилищем Писателя интересуется кто-то из России – это в первую очередь. Проверили всех, наверное, кто приехал в страну в последние дни, и определили. Теперь проявляют ко мне повышенное внимание.

– И что они таки выяснили? – Капитан с силой почесал сжатым кулаком свой похожий на картофелину нос. Это была старая привычка капитана, и майор Плешивый знал, что, если капитан Никодимов усердно чешет нос, значит, он нервничает, хотя старается этого не показывать. У капитана Никодимова не было привычки недооценивать противника. Это его командир знал хорошо и знал, как серьезно Юрий Владимирович относится к любому делу, которым занимается. А нервничать может любой человек, даже обладатель самых крепких нервов. Только все это по-разному показывают. Кто-то с мрачным видом молчит, кто-то в истерику впадает, а кто-то свой нос кулаком чешет.

– Выяснили, что я – российский бизнесмен, приехал для изучения возможных рынков сбыта. И, вероятно, уверены, что я не просто так, а с бизнес-целями прибыл. Если конкретнее, я попал в круг подозреваемых лиц, интересующихся неоднозначной личностью Писателя. Если с ним что-то случится, они будут знать, кого и где искать и за какое место меня хватать.

– Подожди, командир, – вступил в разговор старший лейтенант. Черноволосый, большеглазый, с красивой восточной внешностью покорителя женских сердец, Николай Валерьевич обычно сразу замечал любые несоответствия ситуации и часто высказывался по ним с некоторой излишней горячностью. – А что, приборы наши не сработали? Я зря, получается, облучался, таскал с собой «глушилку»?

Вообще-то современные переносные «глушилки» уже совсем не те, которые раньше занимали целую специальную машину и пускались впереди президентского кортежа, чтобы перебить все радиосигналы и не допустить активации радиоуправляемого взрывного устройства. Те – да, действительно служили сильнейшим источником облучения для тех, кто с ними работал, и, помимо всего прочего, для людей, случайно попавших в сектор работы глушилки. Современные же основаны совсем на ином принципе, более компактны и удобны и не требуют задействования большого количества специалистов, и не несут в себе опасности облучения. Тем не менее старые легенды об опасности аналогичных приборов по-прежнему живы в народе и в армии, из народа состоящей. И каждый, кто с такими приборами работает, этими легендами напичкан по самые уши и любит об этом напомнить.

Майор объяснил конкретно:

– Приборы сработали и создали помехи в системе наблюдения открытыми камерами, теми, которые работают на радиоволне. Это здесь частое явление. И на наши помехи внимания бы не обратили. Помехи обычно идут с американской вертолетной базы, когда там что-то включают. Оборудование какое-то особое, дающее мощный электромагнитный фон. Но на нашем объекте, оказывается, есть еще скрытые камеры кабельной связи. Они меня и отметили. Об этих камерах помощники полковника Страгника не знали, потому и заставили меня засветиться. Подставили, если говорить современным русским языком. И теперь мне, да и всем нам тоже, думаю, необходимо быть предельно осторожными и ждать возможной проверки. Это может быть любого рода провокация. Что они должны проверять? В первую очередь, нашу боевую и физическую подготовку. На ликвидацию государственного и уголовного преступника дилетантов не пошлют. Это понимает каждый охранник и сотрудник службы безопасности. Это, как говорят в народе, даже ежу понятно. Устроят какую-нибудь подставу, чтобы определить наши способности. Будем готовы ко всякому развитию событий. Демаскироваться нельзя. И, в первую очередь, это касается меня, поскольку засветился именно я.

– Хреново, – сказал Никодимов. – Тебе, Виктор Сергеевич, туда соваться больше определенно нельзя. Еще больше внимания привлечешь. Сами охранники и попытаются тебя побить. Это и будет проверка.

Майор широко улыбнулся.

– С одной стороны, могу согласиться. С другой – категорично не соглашусь, – Виктор Сергеевич повторно улыбнулся своему нечаянному каламбуру. – А теперь будем думать и гадать, какая из противолежащих сторон интереснее с точки зрения выполнения задания. С задания нас никто, к счастью, не снимал. И потому надо искать пути к его выполнению. И я такой путь вижу, пока только один, хотя подозреваю, что путей может быть и несколько.

– Если мы, командир, без тебя все сделаем, а ты будешь только сторонним наблюдателем, все равно сцапают тебя, а потом и нас, потому что мы прилетели втроем одновременно и с одинаковым прикрытием, – сказал старший лейтенант. – Мне лично не очень хочется провести остаток жизни где-нибудь в здешнем зиндане^[4]. Зимой, я слышал, там холодно, а летом слишком жарко. И пить не дают вовремя. И фонтана там нет. Нет, это определенно мне не по вкусу. Но дело даже не в зиндане. Если случится провал, тогда наш вопрос перейдет на уровень международных скандалов. И мне хочется спросить – это кому-то нужно?

– Тебя в этом случае задевает персонально личность полковника Страгника? Кстати, при латинском написании его фамилии ее можно прочитать и как «стражник». Так что здесь он на месте, руководство его действиями довольно. Но вот недоволен Николай Валерьевич. Есть на то веские причины?

– Нет, я безотносительно личности. Хотя возможно использование конкретной личности в каких-то определенных действиях, направленных сугубо против спецназа ГРУ. Некая межведомственная возня, в которой мы можем оказаться крайними. Стоит такой вариант рассматривать, Виктор Сергеевич?

Плешивый пожал плечами. При общей ширине его плеч со стороны казалось, что майор размахивается, желая кого-то ударить.

– У нас нет конкретных данных, кроме ошибки, которая могла бы оказаться значительной и даже значимой. Но это тем более должно мобилизовать нас на выполнение задания. Несмотря на все происки недоброжелателей с фамилиями вертухаев^[5]. Хотя полностью отметать свои ощущения тоже не стоит. И потому в общении будем проявлять осторожность.

– Кажется, командир, у тебя конкретная дорога просматривалась, – напомнил капитан Никодимов. – С одной стороны и с другой…

Майор, соглашаясь, наклонил голову на крепкой шее.

– Еще не дорога, а, как у нас в России положено, направление. Наши внутренние русофилы и либерасты говорят, вездеходы придуманы русскими для того только, чтобы не строить дороги, хотя сами ни одной дороги не построили. Значит, и мы, как люди русские, обязаны уметь двигаться без дороги, ориентируясь по направлениям. Это и будет наш путь. По сути дела, нам придется идти на ощупь.

– А конкретно?

– А если конкретно, то следует оправдать перед местными спецслужбами и перед охраной Писателя мое появление в пределах его дома.

– Хорошая мысль. Но такое оправдание – это что? Если мы «уберем» все же его, это значит, что ты оправдался? Так? – Юрий Владимирович не понимал, что предлагает майор.

– Примерно так… Если вы «уберете» его…

– То есть? – капитан требовал конкретики. – Объясняй, если начал…

– Я хочу запросить в Москве все данные на Писателя. Нашу картотеку, чтобы было без «биологически-активных добавок» ФСБ. Полную подноготную, если возможно, с психологическим портретом. Обязательно должно быть что-то такое, на что его можно зацепить. Он не вел праведной жизни. Воровал там, скорее всего, ворует и здесь. От дурных привычек избавиться трудно.

– Что конкретно нужно? – спросил капитан. – Я участвовал в охоте за ним еще во времена, когда Писатель жил в Грозном. Помнится, в две тысячи втором году. Я тогда только начинал службу. Получил взвод под командование, и пришлось «подчищать» дела предыдущего погибшего командира взвода. Напрямую против Писателя работали. И я внимательно изучал досье. Что-то в памяти сохранилось, хотя, конечно, немного.

Во времена, когда Писатель жил в Чечне, когда он был одним из идеологов отделения Чечни от России, майор Плешивый еще не работал со своими нынешними подчиненными. И каждый из них в те времена был занят своим делом. Капитан Никодимов тогда, наверное, в лейтенантах ходил. А старший лейтенант Щетинкин вообще, судя по датам, тогда только в училище спецназа поступил и не представлял еще, что ему предстоит, и слыхом ни о каком Писателе не слыхивал.

– Я тоже за ним охотился. Правда, без досье. И было это на три года позже. Я пытался не допустить его уход за границу. Но сил было мало. Я со своим взводом отряд Писателя встретил в засаде. Многих положили, но часть прорвалась к границе. В том числе и сам Писатель. А досье нужно обширное, отражающее все, что можно добыть. Чтобы я имел возможность выбора.

Капитан Никодимов пожал плечами.

– Так в чем проблема? Запроси. Думаю, пришлют. Вопрос серьезный.

– Осторожность, про которую я говорил… Я не отметаю до конца предположения Николая Валерьевича. Не уверен, но могу допустить промахи в работе помощников Страгника не простым неумением работать, а конкретной направленностью против спецназа ГРУ. Мне нужно сделать это так, чтобы материалы не попали в руки полковника Страгника и чтобы он не знал, что я задумал, иначе могут опять появиться какие-то обстоятельства, которые мы втроем предвидеть просто не можем. Не очень верю я полковнику. Надо свои пути искать через военную разведку.

– Резидентура? – спросил Никодимов.

– Да.

– Есть выход на резидента?

– Откуда? Кто мне даст такой выход.

– Тогда о чем говорить?

– Говорить стоит о том, как сделать так, чтобы резидент сам вышел на меня. Пусть даже не лично. Пусть даже с какой-то оказией, через своих помощников. Но – вышел.

– Да, наверное, это единственный вариант, который нам позволят осуществить, – согласился капитан. – Карты перед нами в полном объеме никто раскрывать не будет, но информацию могут передать. Только как отправить запрос?

– Проще простого, – вмешался в разговор старший лейтенант Щетинкин. – Просто позвонить. Открытым текстом, но без подробностей.

– Слишком большой риск. Это вариант возможного провала резидента. По крайней мере, в Москве это могут расценить именно так и сразу откажут, без раздумий. А нам надо, чтобы они подумали. К тому же я не уверен, что у местных спецслужб еще нет номеров наших телефонов. Наши трубки проверяли на таможне без нашего присутствия. Могли определить номера, хотя тогда необходимости в этом не было, но тем не менее. Эта страна традиционно не входит в число дружественных России, и ко всем к нам пристальное внимание, я бы даже сказал, враждебное. Трубки могут прослушивать. Надо думать, как можно осуществить запрос. Всем думать надо. Может, что и надумаем.

– Извини, командир, но я так и не понял главного, – стоял на своем капитан Никодимов. – Что тебе даст даже самое полное досье?

– Я разве не объяснил? Мне нужна зацепка, с которой я могу прийти к Писателю. Любая, чтобы иметь возможность хоть шантажировать, хоть предупреждать. Даже предупреждать об угрозе… Любая зацепка. И убьют Писателя… Убьете, то есть Писателя, у меня на глазах и в присутствии других людей. Но так, чтобы в этот момент с ним рядом был я. Тогда будет оправдание моим прогулкам рядом с его домом – я искал контактов с ним по делу. И уже не будет подозрения, что я готовил на него покушение. Можно даже ранить меня, просто за компанию. А еще кого-то убить, из его людей. Я не сильно обижусь, если рана будет несерьезной. Юрий Владимирович у нас стреляет так, что может просто по касательной меня задеть. Его и попрошу…

– Возможно, это вариант, – согласился Никодимов. – Честно говоря, я из прошлого досье мало какие мелочи помню, но, кажется, были там моменты, связанные с адатом. У Писателя есть «кровники». Их он опасается, наверное, больше, чем российского суда, который уже вынес ему заочный приговор. Давайте будем соображать. А что касается выстрела, то я однажды уже держал Писателя на прицеле «винтореза». Но тогда не было уверенности, что это именно он. Не хотелось убивать другого, непричастного к делу, и я не стал стрелять. Теперь я в него выстрелю без сомнений и обещаю, что не промахнусь. Давайте соображать…

– Будем соображать, – согласился майор.

– Но я попробую хоть что-нибудь вспомнить…