Новым градоначальником, пришедшим на смену дюку, как мы уже сказали, стал граф Александр Ланжерон, француз по происхождению, эмигрировавший в начале Великой французской революции. Сначала он предложил свою шпагу и усилия австрийскому двору, но получил отказ. И сразу после этого отправился в Россию, где его приняли куда радушнее: он был зачислен в армию под управлением Потемкина – в Сибирский гренадерский полк. Сама армия в это время стояла на Дунае, в очередной раз шла война с Оттоманской Портой. Но сам граф тогда с турками сразиться не успел: его патрон, принц Нассау-Зиген, предложил ему повоевать со шведами – война с северными соседями шла уже почти в предместьях Санкт-Петербурга. Ланжерон, полковник гренадерского полка, соглашается и принимает командование Второй дивизией гребного флота принца Нассау-Зигена. Кроме того, Людовик Александр Андро, граф де Ланжерон, маркиз де Косе, превращается в Александра Федоровича Ланжерона. За участие в сражениях при Биорке-Зунде в июне 1790 года он получает орден Святого Георгия 4-й степени.

Ланжерон воевал со шведами до заключения мира. А потом, как и намечалось с самого начала, отправился к Потемкину на Дунай. Затем был штурм турецкого Измаила. Смельчак-граф, по словам Александра Суворова, «…оказал отличную неустрашимость в атаке неприятеля». Неудивительно, что после сражения граф получил золотую шпагу, украшенную надписью «За храбрость». В следующем году, уже под командованием князя Репнина, граф сражался под Мачином, а после войны в составе коалиции принимал участие в сражении с… республиканской Францией. Отношение его к революционерам не изменилось, и он в составе войск отправился в поход в Лотарингию и Шампань, участвовал в многочисленных сражениях. Все больше граф убеждался в том, что именно в России, признавшей его силы и умения, он нашел новую родину, ведь Франция, охваченная безумным пламенем революционного пожарища, должна была перегореть еще не скоро.

Летом 1795 года Ланжерон перевелся в Малороссийский гренадерский полк. Его службу весьма скоро, через год, оценил шеф полка, генерал-фельдмаршал Румянцев-Задунайский, назначив графа Ланжерона полковым командиром и дав чин бригадира. Через год граф стал генерал-майором, еще через год получил следующий чин. А вместе с ним – подданство России и титул графа Российской империи.

Военная карьера графа Ланжерона – это, по сути, отражение военной истории России: битва при Аустерлице, Отечественная война 1812 года, сражение при Бауцене… Но нас интересует не эта сторона его биографии, а то, как граф стал одесситом.

Произошло это в 1815 году – Ланжерона назначили военным губернатором Херсона, одесским градоначальником, главнокомандующим бугскими и черноморскими казаками. В историческом альбоме, посвященном столетию Одессы, писали о временах его градоначальничества так: «Времена генерал-губернаторства Ланжерона если и можно отметить на страницах истории Одессы, то скорее по счастливой случайности, чем благодаря энергии и деятельности преемника Ришелье». «Старая Одесса» писала примерно так же, хотя подобрала и более деликатные выражения: «Графу Ланжерону, сменившему Ришелье, оставалось только во всем следовать своему предшественнику, что он и делал». Зная удивительные особенности города и некоторых обитателей юга империи, можно смело предположить, что даже «во всем следовать своему предшественнику» было далеко не так просто.

Именно графу Ланжерону Одесса обязана знаменитым и нечастым явлением – статусом «порто-франко». Граф настойчиво пропагандировал идеи Ришелье и даже, говоря языком нового времени, пробивал их в верхах. Но все равно лишь 16 апреля 1817 года, через два года после вступления в должность, граф отпраздновал свою первую серьезную победу: в Одессе был установлен режим «порто-франко». На самом же деле градоначальникам города понадобилось целых девятнадцать лет для того, чтобы зона, свободная от таможенных пошлин, превратилась из идеи в царское решение: еще в 1798 году Кесоглу, попечитель греков-поселенцев, ходатайствовал об этом перед императором, после сам Ришелье пытался этого добиться, приложив всю присущую ему настойчивость. Но удалось это только Ланжерону, хотя до полного воплощения идеи прошло еще более двух лет – режим «порто-франко» был открыт лишь 15 августа 1819 года и предоставлялся городу всего на 30 лет.

Во время подготовки к осуществлению режима вырыли внушительный ров длиной примерно 24 версты, для вывоза товаров оставили два проезда: «Херсонскую таможню» на Пересыпи и «Тираспольскую таможню» на Молдаванке. Подготовительные мероприятия обошлись городу в прямо-таки астрономическую сумму – 300 тысяч рублей, но градоначальник считал, что игра стоит свеч.

Понятно, что охрана границы такой длины была делом непростым. А контрабандисты появились, наверное, почти сразу после утверждения режима. О них, конечно, речь тоже будет впереди, и мы упомянем об этом еще не один раз. В связи с этим в июне 1822 года приняли решение сократить зону «порто-франко»: новый рубеж пролег по современной Старопортофранковской улице. Чуть позже, в 1826 году, зону снова расширили, когда добавили к ней Пересыпь, Молдаванку и Малый Фонтан. Тогда же город окопали двумя параллельными рвами на расстоянии около 20 саженей друг от друга. В таком виде зона «порто-франко» просуществовала до 1859 года, когда статус был окончательно отменен.

Перечислим некоторые успехи Ланжерона, как говорится, списком.

Год 1818-й. Новый градоначальник заканчивает еще один проект, предложенный и начатый Ришелье: в Одессу приглашен садовник Карл Десмет, на 70 гектарах заложивший Ботанический сад. «Этот сад, – писал в “Старой Одессе” Александр де Рибас, – пользовался такой славой, что рассаду и саженцы отправляли в Крым, в Алупку и даже за границу».

Год 1819-й. Утвержден устав Ришельевского лицея. И в этом же году открылся торговый дом Федора Родоканаки, купца первой гильдии. Коммерческий оборот заведения составлял пять миллионов рублей. Все разом сыграло немалую, если не решающую роль в развитии банковского дела Одессы.

Год 1820-й. В Одессе выходит первая газета Messager de la Russie Meridionalle (два выпуска в неделю): основал ее агроном Иван Деваллон, француз по происхождению. И в продолжение темы СМИ: еще через два года в Одессе увидел свет и первый номер журнала Troubadour d’Odessa, он освещал искусство.

В том же 1820 году, осенью, император удовлетворяет ходатайство графа, и в Одессе учреждают Лекарскую управу.

О первых годах правления Ланжерона лучше всего рассказывать словами современников. Английская путешественница Мэри Холдернесс после двух путешествий по югу России, в 1816-м и 1820 году, писала: «Город Одесса – морской порт, процветает, и это место по-настоящему впечатляющее, если вспомнить, что около 20 лет назад все его население помещалось в нескольких рыбацких хижинах и что в 1812 году треть населения города забрала чума. Вновь посетив Одессу, я увидела, что в течение четырех лет здесь произошли большие изменения, и прогресс просто ошеломляет. В течение одного только 1819 года было возведено 70 каменных домов, а порт посетило 200 судов, принявших на свой борт не менее четырех миллионов четвертей зерна».

Именно при Ланжероне Одесса начинает превращаться в Южную Пальмиру. Граф, хоть и был суровым военным, но город, которому отдавал столько сил, просто обожал – он завещал похоронить себя именно в Одессе. И самый популярный или, как говорят одесситы, «шикарный» пляж города называется Ланжерон.

Следующим «звездным» новороссийским генерал-губернатором стал граф Михаил Семенович Воронцов. Да-да, тот самый, который, среди прочего, выстроил (или для которого выстроили) знаменитый Воронцовский дворец в Алупке. Градоначальник Одессы подчинялся именно ему. В Одессу граф Воронцов приехал в конце июля 1823 года. Как генерал-губернатор, для процветания юга империи, и в том числе для Одессы, он сделал чрезвычайно много. Личность эта была просто необыкновенная: вряд ли в российской армии можно было найти еще одного настолько же образованного генерала с таким же широким государственным кругозором. Воронцов принимал участие почти во всех войнах первой половины XIX века, и карьера его закончилась на Кавказе. К тому времени он уже был светлейшим князем, генерал-фельдмаршалом, кавалером всех российских и многих иностранных орденов.

Под руководством Воронцова Одесса стала главным торговым городом юга России; ему удалось добиться продления статуса «порто-франко» еще на 10 лет. При нем и его радениями было завершено устройство Ботанического сада и Приморского бульвара, которое начал граф Ланжерон. Достаточно быстро в одном конце бульвара возвели великолепный дворец для генерал-губернатора Воронцова, а в другом – здание купеческой биржи (теперь здание мэрии). На этой улице затем выросли другие красивые здания, в том числе нынешняя гостиница «Лондонская».

Год 1841-й. Сооружена знаменитая Потемкинская лестница.

Можно рассказывать еще о многих и многих правителях и градоначальниках. Мы же остановились на самых громких именах для того, чтобы показать, что история Одессы полнилась легендами с первых дней своего существования. И, вероятно, о жизни города существует немало преданий и поныне.

Хотя все же нет… Перед тем как мы отправимся в дальнейшее путешествие, вспомним предание о первой взятке, в определенной мере наложившей свой отпечаток на многое в истории Одессы.

В 1796 году император Павел I сменил на троне свою матушку Екатерину II. Известно, что он, скажем осторожно, не очень ее уважал и со многими ее делами категорически не соглашался. Должно быть, поэтому, а быть может, и по иным соображениям, взойдя на трон, он запретил финансировать из казны строительство и самой Одессы, и ее порта. Город, задыхавшийся от безденежья, приходил в упадок, землетрясение и неурожай довершили то, что начал рескрипт императора. Но уже существовал магистрат Одессы, неравнодушный к судьбе города. Выражая желание одесситов, магистрат обратился к императору с прошением о выделении кредита и продолжении строительства. Коррупции как таковой тогда не было, точнее, не было такого слова, однако «брать» на Руси было заведено издавна. Итак, магистрат составил прошение о предоставлении кредита. А для вящей убедительности в него «завернули» три тысячи апельсинов – «небольшой подарок для высочайшего двора». Апельсины оказались замечательными, и Одессе – вероятно, именно поэтому – кредит выделили и дали дозволение на дальнейшее строительство города. Благодарные одесситы, вспомнив об этом, хотя и намного позже, поставили памятник фрукту.