Глава девятая
Рус.

Машина Руса выехала пятой по счёту в колоне машин из ворот Лэнгли. За ним ещё несколько. Небольшой кейс с секретными шифрами находился у его друга монаха Мина. Автомобиль легко нёсся по автобану со скоростью двести километров в час. Скоро к нему присоединились машины его сопровождения, а автомобили самой Конторы, как-то, незаметно исчезали на перекрёстках. Со стороны трудно было отследить, когда менялись экипажи сопровождения.

К аэродрому машины подъехали с разных дорог и в самолёте монахи оказались как бы случайно и незаметно со стороны.

Лайнер принадлежал самой Центральной конторе и поэтому, небольшую команду Руса уже ждали и борт по боковой полосе взлетел буквально через несколько минут.

Но Рус не только выполнил указание сэра МакКинроя по установке видеокамер на первом, контрольном самолёте, но и на своём произвёл тоже самое. Но, главное, надо было установить видеокамеры в кабине лётчиков. Как?

Но случай подвернулся сам. Пилотам приглянусь Дина и они пригласили её, с позволения Руса, посетить кабину и посмотреть, как управляют самолётом во время полёта. Монах не преминул воспользоваться случаем и передал девушке крошечную видеокамеру. Пока, всё было тихо и спокойно. Как в принципе, и должно было быть по плану.

Самолёт приземлился на Мальте для дозаправки.

По инструкции никто не имел права выходить из самолёта, кроме Руса. Но, и сам Рус сидел в самолёте и бдительно прислушивался к посторонним звукам. Все монахи осторожничали и делали тоже самое. Вдруг начала попискивать рация-телефон и Рус немедленно взял трубку. Это был сэр МакКинрой. Говорил он кратко, называя Руса только капитаном.

– Капитан, слушайте внимательно. Видеокамеры показали, что в контрольном самолете усыпительным газом все пассажиры были нейтрализованы. Потом появился дым, ничего по видеокамерам не было видно. Через час дым исчез. Значит, капитан, бери группу своих ребят; десяти, думаю, хватит. Выходи из своего самолёта. Через час на аэродром приземлится контрольный борт Конторы. Садись с группой в него и лети в Эр-Риад, там будет перезаправка вашего контрольного самолёта. С нашим послом и военным представителем арестовываешь весь персонал борта. Весь. Посол и военный представитель присутствуют для подтверждения твоих полномочий и нейтрализации активности местных властей, если они вдруг проявят неуместные действия. Всё должно быть произведено быстро и шито-крыто. На этом же самолёте летишь в Штаты. Военный представитель привезет новый лётный персонал. Это будут два человека. Твои индусы сядут на другой самолёт. Их отвезут в Дели. Твой самолёт, с оставшейся группой, шифрами, я встречу в Непале на горном аэродроме Джун Хау. Ты же, арестованных передаёшь уполномоченным представителям Конторы. На этом твоя миссия закончена. Но, не расслабляйся. Может я через день два, сам прилечу в Вашингтон, представлю тебя Директору Конторы и, может быть, Президенту. Там будет видно. Их очень интересует Мао, его болезнь, будущее Китая. И, опять же, может быть, я уговорю настоятеля Дэ на время оставить Поднебесную. Мы втроём полезно проведём время в Штатах. Значит, по делу: лётный персонал не должен погибнуть. Довези их живыми. Полномочия у тебя есть. Вопросы имеются, капитан?

– Нет, сэр.

– Прекрасно, господин офицер. Благослови тебя бог.

– Спасибо, сэр.

Сэр МакКинрой наконец успокоился. Пока, всё было достаточно под контролем и планово-предсказуемо. Тайна утечки шифров, в принципе, решена. Генерал включил рацию на работу с рацией настоятеля Дэ.

– Я готов вас выслушать, господин МакКинрой.

– Здравствуйте, уважаемый настоятель.

– И вам, здравствуйте. Что вас сегодня более интересует?

– Ваш великий и бессменный Председатель и Кормчий.

– Новости неплохие, обнадёживающие. Ван передаёт, что наши вещие старейшины прощупали у Мао рак многих внутренних полостей, и кучу других, достаточно серьёзных, болезней. Он, уже, давно не жилец. Самое странное, что и правительственные врачи, зная эти смертельные патологии, не говорят об этом самому Верховному.

– Сколько Мао сможет ещё протянуть?

– Сентябрь, октябрь последние его месяцы.

– Значит, у нас имеется не более шести месяцев. Кремль знает об этом?

– Господин МакКинрой, они мне об этом не удосужились доложить.

– Да, как-то забыл, не догадался об их оперативной нерасторопности. – Отшутился сэр. – Но новость хорошая. Главное, вовремя. Чжоу Эньлай 8 января умер, отошёл в мир иной, теперь Мао на очереди. Чёрная эпоха массовых смертей, репрессий, голода и глупой пропаганды заканчивается. Неужели китайцы вздохнут свободней?

– Может быть, господин генерал.

– Античеловечно, когда слепую веру делают источником рабства и наживы. А коммунизм, коммунистическая идея – оказалась изначально античеловечна.

– И мы согласны с этим определением. Но мы смотрим глубже. Рабство и наживу государственные и исторические преступники делают или, скажем, используют для дальнейших завоеваний соседних государств. И постоянно придумывают различные пропагандистские увёртки, чтобы обосновать свои античеловечные преступления и претензии на завоевания во имя своё.

– Господин настоятель, я ваши политические выводы буду использовать в политических кулуарах Вашингтона.

– Не возражаю, сэр генерал.

– Спасибо, уважаемый Дэ. Сколько дней ещё Ван будет в Пекине?

– Месяц или два ему нужно, чтобы охмурить головы докторов Мао и наших людей обезопасить, и самому тихо исчезнуть из Пекина.

– Это хорошо, уважаемый Дэ. Через неделю я лечу в Вашингтон, было бы полезным, если бы вы и Рус со мной побыли в Штатах.

– Господин генерал, у нас достаточно накалённая обстановка. Вы же знаете, какая, потихоньку, разворачивается жестокая борьба в прихожих спальни Мао и на задворках «Запретного города». Мы подготовили сотню с лишним отроков для помощи Дэну. Через месяц мы ждём и Руса в Пекине. Вы же знаете, что иностранцам любого ранга очень трудно попасть в Поднебесную.

– Да. Кроме кремлёвских агентов.

– Несомненно. Половина мест в гостиницах занято людьми из СССР. А вторая половина, думаю, вы догадываетесь.

– Раз вы так спрашиваете, то скорее всего – людьми жены Мао, Цзян Цин.

– Да.

– Дэну будет очень нелегко.

– Он это понимает.

– Наверное, мы здесь с Советами на одной платформе.

– Вполне.

– Я попробую через пару недель объявиться в Пекине. Вы там сможете быть?

– Смогу. Для нас особых преград нет. Тем более, что Чан всегда нам сделает соответствующие пропуска.

– Он и нам сделает. Но нам нужно много. Если наших некоторых людей оформлять как тибетцев: есть шанс?

– Думаю, что да. Тибетцы отличаются от самих китайцев. В Тибете много европейцев уже пятыми поколениями живут.

– А какие ещё провинции можно использовать?

– Те, которые рядом с границей СССР. Там двести и более лет разного рода европейцы живут.

– Это идея.

– Тем более, что многие вживлены в приграничные районы, как спящие шпионы – спящие до поры до времени.

Эксперт догадливо рассмеялся.

– Попробуй таких выяви. У них и дети уже чистокровные китайцы.

– Несомненно. И информированы они не хуже нас.

– Это точно.

– В Шанхае много европейцев. Там они уже второй век живут.

– Надо поднять бумаги. Мысль хорошая.

МакКинрой неожиданно встрепенулся.

– Уважаемый настоятель, прекращаем. А то мы с вами сильно разговорились. Вану это не понравится.

– Да, да. Всего хорошего, генерал. До встречи.

– До встречи.

Глава десятая
Бешенство разума. Красный дракон Мао.

«Я – вождь земных царей, я царь Ассаргадон.

Владыки и вожди, вам говорю я: горе!

Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.

Сидона я ниспровёрг и камни бросил в море.

Египту речь моя звучала, как закон,

Элам читал судьбу в моём едином взоре,

Я на костях врагов воздвиг свой мощный трон.

Владыки и вожди, вам говорю я: горе!

Надпись царя из династии

Аргонидов в переложении.»

Валерия Брюсова.

Сегодня Председатель великой страны не вкушал мозги маленьких обезьянок и не торопился вкушать женское грудное молоко молоденьких мамочек. Вечность молодости не получалась. Вечность здоровья, тоже. В чём-то, самом главном, природа не доработала для великих и величайших. У крышки гроба, почему-то, все не только равны, но и жалки. Жаль. Очень жаль.

Старый, больной и дряхлый, но ещё великий и ужасный, для большой страны, Мао сидел на диване под клетчатым пледом, ёжился от проникающего озноба. Взгляд у него был притухшим, но по-прежнему, узким и злым. Племянник, незаметный и незаменимый, министр-советник, настороженно сидел напротив и чутко ловил глухие слова мудрого и всесильного дяди.

Неподвижное лицо Председателя серело и бледнело от внутренних болей организма. Он медленно, шаркающее, выдавливал из себя внутренние обиды собственных болячек.

– Что-то мне всё хуже. Что-то плохо и хуже. Жить, даже не охота от болячек внутри. Готовы, эти тибетские старики, меня лечить, оживлять: или не готовы?

– Наши официальные доктора не спешат, советуют тщательнее изучить их методы, возможности.

– Они, что, тупые? Полгода изучают. Всю жизнь работают по специальности, практикуют, людей режут миллионами, а толку? Где прогресс в науке? Зачем наши доктора тогда, хватит иностранных, они умнее. За деньги, но совестливее, эффективнее.

Гномик умно пожал плечами, кивнул головой.

– Дядя, но по вас не скажешь, что вы при смерти.

– Если б ты знал, как это мне даётся. Пока не подох, надо думать о стране. Этим, наверное, и живу. Цель и есть сама жизнь.

– И вы один с такой великой целью.

– А её хотят от меня отнять. Сволочи. Ублюдки. Всё, что я великого строил, присвоить себе. Политические негодяи.

– И исторические, тоже.

– Верно мыслишь. Я всегда верил тебе.

И великий Кормчий, зло и с душевным пафосом советского агитатора, мощно давил на дрожащую в комнате спёртую атмосферу подозрительности и страха.

– Что-то эти черти от меня важное скрывают? Мне бы не было так всё хуже и хуже. Следи тщательней за моим личным доктором Ли Чжисуем.

– Не может быть, дядя. За каждым доктором, лично, постоянно следим. И за стариками, за каждым следят наши опытные, преданные революции, агенты.

– Толку. Толку. Может, кого-нибудь из них, пора пристрелить?

– Надо подумать. Найти в ближайшем роду каких-нибудь предков подозрительных.

– А стариков, тибетцев?

– Какой смысл? – Небрежно брякнул племянник. – Им всем за сто. Для них день или год не играет той роли, как для обывателя.

Мао медленно привалился на подушку после минутного неожиданного напряжения.

– Никому нельзя верить. Никому. Все партийные прохиндеи дружно притихли и терпеливо, очень терпеливо, ждут моей затянувшейся, долгожданной смерти. Скопом. О власти моей каждый козёл сладко мечтает. Подонки. Нет, надо немножко пострелять негодяев. Миллионов двадцать, тридцать. Вон сколько их развелось. Сам не знаю сколько. В стране давно жрать нечего, а они в наглую плодятся, как куры, кролики. Крысы ненасытные. Что за страна? На войну всех гнать надо. На войну. Кто там у нас первый враг?

– Ну, как всегда – злобные Советы, нахальная Америка, тупой Запад.

– Погнать пешочком на границу пару миллионов новобранцев с автоматами. Пусть потешатся шумною пальбой из всех видов оружия. Скучно нашему великому, бедному народу. Нет живительного, исторического адреналина. Да и мне скучно. Может я и болею от того, что нет хорошей, большой, агитационной, народной войны с врагами. А так, хоть встряхнусь душою. Кровь веселей по жилам моим побежит. Будет что народу ладного сказать. Да и недовольных всех на бойню потянем. Пусть дружно воюют за революционные идеалы. Пусть. А то совсем зря живут. Сколько времени нам надо, чтобы перевести армию на военное положение?

– На временное военное положение хватит и трёх дней. А чтобы начать военные действия, нужна скрытная работа полугода.

Мао ехидно оскалился.

– А мы скрытно не можем?

– Трудно. Много москалей живёт у нас вдоль границы. Очень много.

– Интернировать. В лагеря рассажать.

– Все поймут, что к войне готовимся.

– Неважно. Сколько у нас на сегодня танков?

– Десять или двенадцать тысяч.

– Ну, и всех их вперёд, в атаку. Пусть пыль великую поднимут. Как наша боевая конница в прошлые века.

– А горючее? У нас столько ни грузовиков, ни бочек с солярой и мазутом нет, чтобы обеспечить все танки.

– Что за страна, долбанная: ничего нет.

– А снаряды? – Умно и тактично подсказывал племянник, начинающему болезненно бредить, Председателю. – За каждым танком несколько грузовиков с запчастями гнать надо, или два три военных эшелона за одной только дивизией. Да и у нас просто мало толковых, опытных танкистов. А молодые – это горькие трактористы.

– А самолёты? Истребители. Бомбардировщики. – Злобно ухватился за следующую тему Мао.

– Около трёх тысяч. Но половина времён японской оккупации. Старые советские, американские, английские борта. Несколько французских, более новых. Но это ничто в современной долгой войне, на высоких скоростях и при подавляющей огневой мощности.

– А ракеты?

– Работа идёт. Полным ходом. Но нужно время.

– А его нет! Нет! – Истошно крикнул старик и зачесался нервно в животе.

Гномик молча кивнул. Добавлять не имело смысла. Мао подозрительно, болезненно вращал зрачками. Надо было вызывать врача. Но, Председатель остановил рукой.

– Не надо. Я просто так думаю. Мыслю. Так легче.

Старик пусто смотрел по сторонам. Красная драпировка его комнаты, нередко, так давила своим существом на слабеющее сознание Председателя, что иногда, кроме боли в голове и нервах, он более ничего не ощущал и не сознавал.

– Что придумать? Что? Народ не должен чувствовать, ощущать, видеть старение их великого, любимого лидера. Иначе страна завянет, как брошенный цветок под ногами врага. Её затопчут орды иноземцев: страну предадут забвению и разграблению. А потом и порабощению, как при недавней японской оккупации. Древнейшая империя не должна упасть врагам под ноги. Нужен новый мощный рывок вперёд. Нужно новое неожиданное движение. Найди правильную тему. Начинай всенародную пропаганду.

Министр-советник выпрямился, сел. Глаза настолько сузились, что почти закрылись.

– Нужно найти внутреннего врага.

– Кого? Линь Бяо давно почил. Лю Шаоци, тоже. Тэн Дэхуай, также. Генеральный секретарь Чжан, там же.

– А Чэнь Бода где?

– При мне. Секретарём у меня.

– Я, как-то, и не заметил, когда ты его при себе оставил. Всё думал, куда этот тихий мерзавец так ловко исчез? А куда, не понял.

Мао хитро хихикнул

– Потому что тихий. Может Московия помогла?

– Ну не понял я, дядя. Здесь надо подумать. А ваш политический преемник, дядя? Он ещё в силе? Всё же министр Общественной безопасности. А Ваш близкий друг, генерал Чу, его заместитель. Они работают вместе, но взаимности между ними немного.

– Хуа Гофэн? Я, как-то, о нём уже и забыл из-за долгой, пожирающей мою волю, болезни. Надо подумать. Так, так, так. Вызывай из Кан Шэна (Совет безопасности) генерала Чу: поговорим. Вот, как оно, хорошо. Неплохо. Я и взбодрился, и повеселел, даже лучше себя чувствую.

– Я рад дядя, что тебе стало лучше.