Царское Село. Забытая страница

Как часто многие жалеют о невозможности очередной поездки за границу и вспоминают красоты чужих краев! Наверное, такое неуёмное стремление понять можно. Оно взращено долгими десятилетиями железного занавеса. Признаюсь, что с некоторого времени открываю для себя всё новые потрясающие страницы истории собственной страны. Одной из них хочу поделиться со своим читателем.

Езды из Петербурга до ближайшего пригорода – города Пушкина не более часа. Привычный к метро петербуржец из окна автомобиля с удивлением увидит, сколь быстро меняется лицо города, обрастающее бетонными диаметрами скоростных участков автомобильных дорог, сверкающими стеклом и металлом высотными новостройками. Выросшую на свою полную высоту башню Лахта Центра, теперь видно из самых разных точек города.

Многим хочется сохранить город прежним, каким его знали раньше. Он давно стал частью самих петербуржцев. Похоже, что это уже не в их власти. Время неумолимо бежит дальше, а у молодого поколения слишком много других забот.

Наш крохотный легковой автомобиль кажется беззащитным в движущемся потоке между грузовыми гигантами. Автомобильная трасса вытягивается вдоль набережных Большой Невки и Невы. Выборгская сторона и Весёлый поселок, Свердловская и Октябрьская набережные…

Великое и ужасное прошлое славного города трёх революций неистребимо в народной памяти вместе легендарным крейсером Аврора, памятниками Владимиру Ленину, улицами Коллонтай и Дыбенко, Тельмана и Подвойского, пересечённых широким проспектом Большевиков. Если заглянуть дальше от набережной, то топонимика городского района продолжит недавнее советское прошлое c проспектов Наставников, Передовиков и Энтузиастов. Остаётся только заглянуть в местный «Народный универсам» и выстоять длинную «советскую очередь» за дешёвыми продуктами, чтобы вспомнить последние десятилетия щедрого на потрясения минувшего века. Многие по-прежнему называют себя ленинградцами. В этом нет желания вернуть своё прошлое или трамваи с портретом Иосифа Сталина. Старшее поколение знает его лучше других. Оно не хочет принимать таким своё настоящее.

На вантовом мосту через Неву наш автомобиль незаметно поднимается над городом и от этого кажется, что у него вырастают крылья. Полёт получается нормальным. Выпущенные шасси привычно касаются посадочной полосы, крылья сложены. За поворотом до Пушкина уже рукой подать.

Мы въезжаем туда у Египетских ворот. Они находятся между встречными полосами движения. Отделанные литыми чугунными плитами с изображениями мифологических сюжетов древнего Египта, башни ворот всегда производят сильное впечатление. На них подробно описывается устройство загробного мира. Иногда стоит заглянуть и туда, чтобы больше ценить своё настоящее.

Во мне, с некоторых пор, поселился неуёмный дух, подвергающий сомнению любую новую информацию. Хочется всё потрогать самому и понять, докопаться до истины, собирая разрозненные факты. Почувствовать дух времени.

Эти ворота – не единственный пример египетского архитектурного стиля в Петербурге и его пригородах. Мода на него в Европе возникла в начале XIX века после не слишком удачного с военной точки зрения египетского похода Наполеона. Достаточно вспомнить сфинксов на невских гранитных набережных. Удивительным образом все они органично вписались в архитектуру Cеверной столицы и стали неотъемлемой частью её мифологического образа.

Город Пушкин люди часто называют по-старому – Царским Селом. Речь не идёт о возвращении ему этого имени. Сменой названий многие уже наелись и переболели. Имя великого русского поэта здесь окружено особым вниманием. Рассказ о городе без Лицея сегодня представить невозможно. Это составляет его особую атмосферу, которую вместе с царскосельским воздухом с юных лет впитали Ахматова, Гумилёв, Мандельштам и многие другие.

Предвижу по этому поводу немалое удивление самого Александра Сергеевича, подвергавшегося при жизни немалым гонениям со стороны самодержцев. Он тоже из уважаемого старинного дворянского рода. Имел свой герб с княжеской шапкой, рукою в латах, державшей поднятый меч и орлом, расправлявшим крылья. Добавьте сюда ещё щит, рыцарский шлем с перьями и помните, что за каждым таким изображенным на дворянском гербе символом стояли заслуги предков поэта перед своим Отечеством.

Власть государя, после помазания на царство для него, поэта и дворянина, патриота России, становилась священной. Государь – посредник между Богом и народом. Конечно, будучи образованнейшим человеком своего времени, поэт хорошо знал историю русских дворцовых переворотов. О некоторых страницах её, наверняка думал с осуждением. Он всегда был честен и искренен в своих делах и поступках.

Что же мы сами знаем об истории Отечества, часто пользуясь лишь поверхностными и политизированными источниками разного времени? Мы уже давно смирились с мифами о периоде царствования Иоанна Грозного, создававшего наше централизованное государство, раздвинувшего его пределы до берегов Тихого океана. В этой истории всё непросто. Есть неудачная, начатая Русским царством Ливонская война, потеря многих земель и выхода к Балтийскому морю. Есть унижение от крымского хана Давлет-Гирея, легко рассеявшего войско опричников и безнаказанно сжёгшего Москву. После смерти Иоанна Грозного началось тяжёлое Смутное время. Нашему современнику трудно представить, что тогда граница с соседним католическим славянским государством Речью Посполитой проходила в нынешней Московской области под Можайском.

Государство всегда строилось в тяжелейших схватках с внешними и внутренними врагами. Не пролил большой крови – не стал великим государём? А как иначе сломать местные суверенитеты, покончить с попытками бояр растащить государство на удельные княжества? Вот и вошёл в нашу историю Иоанн Васильевич тираном и жестокосердным безумцем.

Зато на широких русских просторах нет недостатка в памятниках Петру Великому. Хотя по части своей жестокости, тоже правитель оказался неслабый. Они оба нравились диктатору нового времени Иосифу Сталину. Под твёрдой державной рукой государство сохранялось лучше. Под мягкой и нерешительной рукой, как у Николая II или Михаила Горбачева, всё рушилось, а потом проливались целые реки крови. Не Сталин придумал в России террор. Придя к власти, он только увеличил его до самых невероятных размеров. Уничтожение граждан, способных к сопротивлению, всегда представлялось для деспотичной власти естественным делом.

Положим, что Александр Сергеевич, задумав написать историю Великого Петра, придерживался похожей точки зрения. Он повернул в бронзовых руках свою тяжелую трость и улыбнулся: «Нет, друзья. Мне довольно здесь и этого скромного памятника, того самого, который в годы оккупации расстреляли немецкие варвары. Спасибо, что помните, нет большего счастья для поэта и гражданина». Конечно, Александр Сергеевич при жизни размышлял о славе первого поэта России. Только вкладывал в это совершенно иной смысл. Главный памятник Пушкин воздвиг себе сам. Это право на бессмертие, полученное оставленным наследием. Многие правители приходили и уходили вместе со своим временем. Над великими поэтами оно не властно.

Известные пригороды Петербурга часто вели свою историю с обжитых ранее мест. Вот и Царское Село начиналось с заурядной Сарской мызы, принадлежавшей шведскому магнату. После изгнания шведов Пётр I сделал её хозяином Александра Меншикова. Впрочем, уже через пару лет государь так же легко передал эти земли своей возлюбленной Марте Скавронской. Скоро бывшая служанка пастора Марта стала женой Петра под именем Екатерины Алексеевны. Сарской мызе с тех пор была уготована роль царской резиденции.

Многие из нас хотя бы однажды уезжали на лето в деревню или на дачу. Вот и императорская семья тоже покидала столичный Петербург, чтобы насладиться прелестями простой деревенской жизни в живописном уголке, названном Царским Селом. Здесь даже климат иной, не петербургский. Со временем это место обрастало дворцами и роскошными парками, тратились огромные средства на заграничных архитекторов и садовников. Очень скоро местное русское барокко оформилось в особый стиль и затмило по пышности европейский аналог.

Последний русский император со своей семьей перебрался сюда на постоянное место жительство после потрясений революции 1905 года. Разочарованием стала неудачная война с маленькой островной Японией на Дальнем Востоке. Общество безнадёжно больно. Восторженные студенты и курсистки слали поздравления японскому императору, приветствуя поражение русского самодержавия. Чем хуже – тем лучше. Участились террористические акции, жить в столице становилось небезопасно. Пусть злословят и называют его «царскосельским сусликом». Их самих это пока ещё не коснулось. Именно, пока. Хлынувшие потоки беженцев через границы гибнущей империи, братоубийственная гражданская война и страшный террор будут уже потом.

Тишина и покой здешних садовых парков успокаивали расшатавшиеся нервы, а Екатерининский и Александровский дворцы ничем не уступали столичным. «Лучше всего – это ни о чём не думать, не слышать, во всём положиться на волю Господа нашего. Ведь каждый твой прожитый день – это подарок от Бога». Русский государь уже при жизни становился великим мучеником. Крепкая семья для него – одна из возможностей не сломаться и выстоять. Он лишь иногда покидал Царское Село, чтобы совершать двухнедельные прогулки на яхте «Штандарт» по Финскому заливу. Летом Николай Александрович с семьей ездил отдыхать в теплый Крым. Государь с удовольствием читал легкую развлекательную литературу, а иногда книги и журналы по истории. Занимался фотографией и коллекционированием нового вида транспорта, автомобилей. У него самый обширный автомобильный парк во всей Европе. Ему вокруг всё близко и дорого. Здесь он родился, здесь прошли годы его детства.

Спустя ещё немного времени, Царское Село станет местом домашнего ареста царской семьи. Отсюда, по решению Временного правительства, они отправятся в ссылку в Тобольск, а потом будут перемещены большевиками в Екатеринбург и расстреляны вместе со своими приближёнными в июле 1918 года.

В позднюю осеннюю пору стоянку для автомобиля в этом месте найти нетрудно. Такое время далеко от пика туристического сезона. Чёрная земля раскисла после первого снега. Голые опиленные ветви старых покрытых мхом деревьев на фоне серого неба кажутся нам руками инвалидов-ветеранов. Аккуратно заклеенные дупла на их стволах похожи на тяжёлые боевые ранения. Во всём чувствуется какая-то особая, трагическая красота. Без неё никогда не понять Петербурга и его пригородов. Все они могут остаться для тебя чужими. Мы сворачиваем с Петербургского шоссе и паркуем машину у Фёдоровского городка. От ближайшего его здания сохранились только руины. Повсюду чувствуется дух запустения. Словно осень коснулась этих стен, и надолго остановила своё время.

Эта часть города для многих приезжих часто остается малоизвестной. Роскошный архитектурный стиль барокко царскосельских дворцов со сверкающими золотом залами и знаменитая Янтарная комната – всё это немного в стороне отсюда.

Кажется, именно такими впервые увидел эти стены на чёрно-белом фото из послевоенного 1947 года. Пустые провалы окон и почерневшие печные трубы Белокаменной палаты, бесконечно длинные из-за рухнувшей когда-то крыши. Местами на стенах всё ещё видны следы, оставшиеся от попадания осколков и снарядов. Рядом резные ворота, покрытые старинным славянским орнаментом. Изображения-символы: Солнце и Луна, Грифоны и Львы, Семарглы и Крылатые кони. Ты аккуратно обходишь большую грязную лужу и показываешь мне на самом верху изображение Небесного всадника. Один Бог знает, куда он сейчас скачет.

Неожиданно на память приходят известные тютчевские строки:

 
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые…
 

Что-то подобное уже приходилось видеть в Ростове Великом или Костроме. В известном своим европейским стилем Царском Селе, такой уголок старой Руси многим покажется принесённым извне, каким-то странным миражом. Он так и возник, словно град Китеж, стараниями последнего русского императора после его переезда из столицы: «Моя прабабка выстроила Китайскую деревню, почему я не могу выстроить здесь Русский городок?»

Действительно, русские императоры редко баловали себя заграничными поездками. Зато они перевозили заграницу сюда, причём лучшую, самой высокой и качественной пробы. Хорошо известно, что мода на западный стиль жизни пришла в правление великого реформатора Петра Алексеевича и часто подавалась как просвещённость. У Европы учились многому, не чурались и заурядного копирования. Сколь мало было русской крови в русских императорах, столь же мало оставалось русского в гражданском строительстве обоих столиц, большинства губернских и уездных городов. Это коснулось, образования, культуры, языка. Жизнь «на западный манер» давно стала нормой.

Новая русская идея императора была воспринята в обществе неоднозначно: «Это, что же, нам теперь опять отпускать бороды, носить боярские шубы да кафтаны? Бред…» Многие посчитали это очередной царской забавой и капризом. Следовало признать, что в обществе всегда сохранялась потребность на сохранение национальной русской самобытности. Нашлось достаточно много людей, которым идея воссоздания образа святой Руси в Царском Селе показалась нужной и своевременной.

Белокаменный городок строился рядом с Александровским дворцом, где жил сам государь. Возможно, последний русский император видел себя Иоанном Грозным, покинувшим Москву и жившим продолжительное время в Александровской слободе. Тогда это был сильный политический ход, чётко разделивший противоборствующие стороны. Поведение Николая II скорее говорило о непосильном для него бремени власти. Сильные и решительные сторонники пугали его, а от слабых и бездарных помощников было мало прока. Государственная машина, подобно старому изношенному локомотиву, тянула всё хуже и без пользы спускала облака пара. Она многих не устраивала, всё громче были слышны призывы сломать или изменить её. Уже был запущен обратный отсчёт времени для трёхсотлетней династии Романовых.