Лишь на втором году обучения митрополит отдал команду «лучшей бороде» писать прошение в дьяконы. Преподавал он гомилетику, пришёл на занятие и первым делом объявил об этом своём решении. По дороге в училище пришёл к нему или раньше, только первым делом наказал перед лекцией писать прошении. Обрадовался Андрей Иванович. Вполуха слушал лекцию, сказанное владыкой пело на сердце, за спиной росли крылья. Дух захватывало от открывающейся перспективы послужить Богу! Светская жизнь остаётся, всё круто меняется!

Воспарил над землёй и тут же шмякнулся об её твердь. Батюшка с первого взгляда может показаться человеком спокойным, даже толстокожим, на самом деле горячий, эмоции могут ударить через край, оттеснить рациональность на второй план. В конце занятия владыка по своему обыкновению спросил:

– Вопросы есть?

Редко когда в такие минуты следовали вопросы. По простой причине – владыка не любил их. Не потому, что ответов не знал. С его светлой головой и памятью, знал всё, но считал: после его ясной и понятной лекции, какие могут быть вопросы. На тему отвлечённую от гомилетики – тем более. Лекционная аудитория не то место на постороннее время тратить. Андрей Иванович, получив зелёный свет в дьяконство, осмелел. На «вопросы есть?» спросил разрешения:

– Благословите?

Владыка посмотрел испытующе на «лучшую бороду», сделал паузу и произнёс великодушно:

– Тебе сегодня можно.

Андрей Иванович, счастливо сияя лицом, спросил:

– Как в наше время попасть на Афон?

Об этой мечте своей никому не говорил, однажды ехал в поезде из паломнической поездки, ответов на духовные вопросы она не дала, и пришла мысль о Святой горе. Крестьяне царской России в ХIХ веке ходили из Сибири в Иерусалим, почему бы крестьянскому сыну в ХХI веке не слетать на Афон.

Казалось бы, что особенного прозвучало в вопросе семинариста. Если бы семинарист женского пола, имелись таковые в группе, задал его, тогда понятно… Известное дело: гора Афон закрыта для тех, кому надлежит стоять в храме с покрытой головой. Какой подвох может быть в интересе к Святой горе мужчины?

Оказывается, подвох читался. Владыка, будучи большим дипломатом и политиком, на десять ходов вперёд зрел в корень. Иногда, как в нашем случае, мог почувствовать то, чего на самом деле не было. За невинным на первый взгляд вопросом увидел хитро продуманный умысел. Посчитал, за счёт епархии раб Божий вознамерился на Афоне сгонять. Не успел сан принять, уже выгоду ищет, льготы себе обеспечивает. Позже Андрей Иванович узнал – прецеденты паломничества на Святую гору за счёт епархии имели место. Три таких случая зафиксировала статистика. В делах финансовых владыка отличался прижимистостью, поэтому иерею надо было обладать выдающимися заслугами, дабы попасть на Афон за счёт епархии. И вдруг семинарист возомнил себя непонятно кем, подавай ему Святую гору.

Владыка чуть наклонил голову, глядя на вопрошающего, и пропел:

– Можно.

Андрею Ивановичу почувствовать бы, каким тоном «можно» произнесено, и прикусить язык, который, как известно – наш враг. Андрея Ивановича несло на крыльях настроения, охватившего после слов владыки о дьяконстве, широким жестом плеснул масла в разгорающийся огонь, ляпнул ни к селу, ни к городу:

– Кто первый спросил про Афон, – дерзко сказал владыке, – первым едет на Святую гору.

Категорически открыл собою список отправляющихся в паломничество по афонским монастырям.

Владыка посмотрел на дерзкого семинариста так, будто шилом прошил.

– Молитвенник выискался, – прорвало архиерея, – на Афон собрался! Да знаешь, как надо заслужить такую награду?! Ты ещё ничего не представляешь из себя – и на Афон его пошлите!

Андрей Иванович сидел на третьем ряду, после этих слов владыки голову в плечи вобрал, спрятался за впереди сидящего семинариста. Стыдно, обидно… Ушат ледяной воды на белоснежные крылья радости опрокинул митрополит. Обидно – владыка вовсе не так понял, стыдно перед однокашниками – высунулся с инициативой и получил.

Стало понятно после реакции митрополита: никакого прошения на дьяконство писать не следует. Своим языком всё испортил.

– Ребята меня убеждают, – рассказывал батюшка, – всё равно пиши прошение, раз владыка благословил. Дескать, он только Афон обрубил, про благословение слова не сказал, не взял его обратно. Поначалу решил: ни за что писать не буду, потом думаю: где наша не пропадала. Прошение носил с собой больше месяца, где владыку ни увижу, у него реакция, будто знать меня не знает. Отвернётся в сторону, в упор не видит. Я тоже упрямый, удобный момент в Ачаирском монастыре поймал. Столкнулись нос к носу у церкви Димитрия Солунского, я вручил прошение. Он пробежал глазами, усмехнулся и говорит:

– Рано тебе ещё!

Бумагу не вернул, забрал, да только получается – как благословил, так и передумал. Тонкий политик, он знал, когда приблизить к себе, по головке погладить, а когда и за уши потрепать, по носу щёлкнуть.

Месяцев десять Андрей Иванович был в немилости. Владыка демонстративно не признавал его ни в храме, ни в училище. В тот раз Андрей Иванович на вечерней службе подошёл на елеопомазание, митрополит, ставя кисточкой крест на лбу, сказал:

– Во вторник приходи в училище.

Что, зачем? Отказываться не будешь. Андрей Иванович пришёл, сел подальше. Владыка опять, будто не знает его. Вдруг нашёл глазами и спрашивает:

– А вы зачем сюда пришли?

– Обычно на «ты» ко мне обращался, – продолжал рассказ батюшка, – тут, словно в первый раз видит. Сам пригласил, а теперь «зачем?». Мне терять нечего, встаю и говорю: «Вы, владыка святый, в одной из ваших проповедей говорили о Поклонном кресте на Кулае, строительстве скита в тех местах. Может, я каким-нибудь истопником или трудником сгожусь там». Видели бы владыку, он изменился лицом, расцвёл в улыбке: «Дорогой ты мой, да тебя губернатор расцелует». Я дерзко в ответ: «Вовсе не для губернаторского лобзания хотел при ските быть». Владыка дерзость мимо ушей пропустил. Позвал к доске и принялся вопросы задавать по всему курсу. Я отвечаю. Он: «Да ты всё знаешь». Меня задело: «Да ничего, не знаю». Грешен, обида на него точила сердце. За перепады отношения ко мне, то в упор не видел, отворачиваелся при встрече, вдруг «дорогой»…

С этого момента пошли дела Андрея Ивановича в гору. В ближайшую субботу владыка взял его с собой в Ачаирский монастырь, его и ещё одного семинариста – Ивана Хмелёва.

Той весной Андрей Иванович наметил кардинальные перемены в жизни. В мае планировал взять отпуск и отправиться по монастырям. Для себя решил: в своей епархии ему ждать нечего, надо найти обитель, к которой душа прилепится, и остаться в ней трудником. Прекрасно знал: монастырям прежде всего нужны люди рукастые, умелые. В себе был уверен, много что делать умел, а водитель с многолетним стажем в любой обители сгодиться. В монахи не собирался, трудником хотел себя попробовать.

В Ачаире в Успенском соборе на вечерней службе владыка позвал Андрея Ивановича в алтарь и спрашивает:

– Ты почему без подрясника?

Вопрос, конечно, интересный, зачем, спрашивается, ему подрясник. Не имел его никогда, в алтарь впервые попал. Можно сказать, с бухты-барахты. Андрей Иванович эти тонкости объяснять не стал. Доложил, что нет подрясника. Владыке ответ не понравился, приказал взять подрясник у Ивана Хмелёва. Последнего позже рукоположит в диаконы и иереи. Здесь были свои сложности. Отец у Ивана из серьёзных предпринимателей, не к церковной службе готовил сына, да смирился с выбором чада. Однако пускать на самотёк церковную карьеру сына не хотел, вышел к владыке с предложением: он на свои средства возводит храм в городе, но с единственным условием – сын будет в нём настоятелем. Владыке идея не понравилась, не одобрил:

– Храм для сына – не полезно. Моё дело определять, где кому служить.

Иван из себя щупленький, Андрей Иванович тоже не богатырь, однако подрясник Хмелёва едва-едва налез на него. Андрей Иванович в первый момент не понял, зачем владыка устроил сцену с облачением в подрясник. Однако тут же наступил второй момент, который всё прояснил. Сказали: «Выходи». Он из алтаря вышел, перед иконостасом встал, раздался возглас: «Повели!» Взяли его под руки и повели в алтарь.

Ехал в Ачаир мирским человеком, вернулся дьяконом.

– Присягу зачитывать, – рассказывал батюшка, – а текста нет в храме. Владыка крякнул от недовольства. Да с его феноменальной памятью разве это преграда. Скомандовал отцу Владимиру взять бумагу и ручку, начал диктовать. Дали мне присягу, я её зачитал и диакон готов. Все поздравляют, владыка тут же даёт наказ: утром быть на службе в Христорождественском соборе.

Новоиспечённый диакон думал, на стажировку, а ничего подобного, владыка взял сумасшедший темп. Всего одну ночку пал отец Андрей в сане диакона. В воскресенье на литургии был рукоположен в священники. После чего вывел митрополит новоиспечённого иерея на амвон… Храм, само собой полон, как же – архиерейская служба.

– Сегодня мы рукоположили в священники отца Андрея, – объявил владыка, – отправляем его на Кулай, к Поклонному кресту. Там будет сооружён монашеский скит. Край далёкий, безлюдный, большая надежда на отца Андрея. В скиту будет возноситься молитва о загубленных душах, безвинных жертвах Кулая.

Лестно было Андрею Ивановичу стоять на амвоне рядом с владыкой, слушать напутственные слова.

Благословил владыка ехать в Васисс, открывать храм, создавать приход.

Андрей Иванович, теперь уже отец Андрей, решил не срываться с низкого старта в край далёкий, поднатореть в Омске в службе, опыта поднабраться, настоятель Христорождественского собора предложил:

– Поможешь мне недельки две-три, на дорогу подзаработаешь. У меня как раз один священник в отпуск просится.

Недели не прошло, Андрей Иванович попался на глаза владыке. Тот возмутился:

– Тебя в Васиссе ждут не дождутся – ты здесь прохлаждаешься.

Отец Андрей честно признался, с деньгами туго. Не на что ехать!

Владыка хмыкнул, диалог начальника и подчинённого состоялся накануне Радоницы.

– Дам тебе иеродиакона, – сказал преосвященный, – в родительский день езжай на кладбище, послужите панихиды, литии…