Цитаты из книги «Последняя империя. Падение Советского Союза»

Девятого ноября чеченцы захватили самолет со 171 пассажиром на борту и потребовали направить его в Турцию. Их целью было привлечь внимание к действиям России в Чечне. Оставив заложников в аэропорту Анкары, террористы вылетели в Грозный. Там их встретили как героев. Первый теракт, совершенный во имя независимости Чечни, организовал двадцатишестилетний Шамиль Басаев. Несколькими месяцами ранее он участвовал в защите ельцинского Белого дома. В 1995 году он же руководил захватом больницы в Буденновске в нечуждом Горбачеву Ставропольском крае28.

Кравчук напомнил Панкину одного из гоголевских персонажей, и тот описал украинского лидера как “полноватого” человека с чувством “достоинства и представительностью”. Глава Азербайджана Аяз Муталибов напомнил Панкину “приосанившегося парня из бакинской подворотни, расставшегося по возрасту со своей закадычной компанией, но не утратившего ее закадычных примет”. Сапармурат Ниязов из Туркменистана был похож на “председателя передового колхоза”, а Аскар Акаев выглядел как “работник просвещения 20-х годов”. На самом деле сорокашестилетний киргизский президент был одним из ведущих специалистов по оптике в СССР и не так давно возглавлял Академию наук Киргизской ССР. Он единственный из среднеазиатских президентов выступил против путча. По мнению Панкина, республиканские президенты были провинциалами, не понимавшими особенностей управления огромным государством21.

Неважно, верны ли были эти слухи (от союзника Горбачева не стоит ожидать доброжелательного отношения к Ельцину): президент РСФСР отсутствовал в столице в самое неудачное для правительства время. Один из его сторонников в Верховном Совете РСФСР высказался так: “Это было то же самое, как если бы Наполеон поехал на Ривьеру писать стихи после прихода австрийских и российских войск в Аустерлиц”. Один из главных советников Ельцина Геннадий Бурбулис вспоминал, что в это время правительство СССР уже не функционировало, а российское еще не взяло ситуацию в свои руки: “Страна катилась к коллапсу… И эта ситуация власти без власти, ситуация ответственности без ресурсов – она не могла длиться бесконечно. Так или иначе нужно было быстро создавать дееспособное правительство. А Ельцин укатил в Сочи”3.

Сотрудник Совета по национальной безопасности Николас Бернс, которому часто поручали вести стенограмму во время телефонных переговоров с Москвой, вспоминал: “Мы знали, что Горбачев слабеет, а Ельцин усиливается, поэтому президент Буш начал выстраивать отношения с обоими. Мы выработали схему сотрудничества с двумя президентами одновременно. Во время каждого разговора с Горбачевым Буш говорил ему, что после этого позвонит Ельцину”.

Чейни утверждал: “Поддержка центра равнозначна противостоянию реформам”. Джеймс Бейкер возражал: “Реформаторы – это как раз парни в центре… Мы не станем поддерживать распад Советского Союза на двенадцать республик. Мы поддержим то, что они сами сделают, но исходя из наших принципов”. Участники совещания так и не пришли к единому мнению. США продолжали балансировать между поддержкой центра и республик, Горбачева и Ельцина

редко говорю людям правду прямо в глаза, совсем редко открываюсь. Опыт учит, что в политике бывают ситуации, когда любая откровенность или открытость может быть использована против тебя”. (Неожиданно искренне для политика.) В Киеве Кравчука ждал настоящий потоп

“Вторая советская республика” заключила с “первой” – РСФСР – негласный договор о разделе власти, когда украинские элиты помогли восхождению на московский Олимп Никиты Хрущева – многолетнего бессменного первого секретаря Коммунистической партии Украины. Ввиду того, что РСФСР не имела собственной компартии (правда, русские руководили всесоюзной коммунистической организацией), украинские кадры представляли на московских партсъездах крупнейший блок. Украинцы весьма успешно пользовались правом голоса. Хрущев десятками переводил в Москву своих союзников и назначал их на руководящие посты. Даже его падение в 1964 году лишь укрепило положение украинцев.

В английском языке слово “саммит” означает вершину горы или высшее достижение. В 1953 году это слово пополнило лексикон дипломатов: тогда два отважных альпиниста смогли наконец покорить Эверест, а Уинстон Черчилль, выступая в британском парламенте, заявил о “саммите народов”. Два года спустя, когда “саммитом” назвали встречу советских и западных лидеров в Женеве, слово стало общеупотребительным. Встречи на высшем уровне с 30-х годов стали важным компонентом международных отношений, и дипломаты с политиками остро нуждались в новом термине. Слово “саммит” подошло идеально.

Русские на Украине видели, что Советский Союз рушится. Их, как и большинство сограждан, тянуло испробовать другую жизнь. Марта Дычок, аспирантка Оксфорда, которая работала в украинских архивах и заодно писала для “Гардиан”, стремилась передать в репортажах настроения людей. Итоги она подвела так: “Когда мы говорили с людьми до путча и после, жажда нового была очень и очень сильной. Она проходила красной нитью в каждой беседе. ‘Хватит балагана, хватит коррупции, хватит этого всего. Мы хотим чего-то другого’. А переменой, которую им предлагали, была независимость Украины”12

Стивен Хэдли, помощник замминистра обороны Пола Вулфовица, позже рассказал: Мы полагали, что без Украины Россия, даже если захочет, никогда не возродит Советский Союз. Россия, утратив огромные ресурсы, население и территорию Украины, никогда уже не будет представлять той угрозы, которую являл Советский Союз. Вот почему это стало одним из основных направлений политики США, при всех прочих ее неизменных принципах. Со стратегической точки зрения независимая Украина представляла для нас страховку9.