Глава 1

Поселение друидов. Алекс

Голоса звучали приглушённо. Бу-бу-бу, бу-бу-бу. Говорили про меня. Почему я так решил? А про кого ещё можно говорить, стоя с двух сторон и наклонившись над телом. Над моим телом. И говорили про боль, что обосновалась у меня внутри. Но ведь тела у меня нет? Может, оно и есть, но я его не чувствую.

Опять темнота.

Боль начинается, когда приходит сознание, и тогда хочется умереть уже навсегда.

* * *

– Бабушка, а почему ты его лечишь? Он же человек! – тонкий голосочек.

– Глупая, посмотри на его ауру, какой же он человек? – голос мудрой женщины.

– Ой, как же так? – тишина. – Кто же он?

– Он друид, из Посвящённых.

– А где же он был всё это время?

– Вот очнётся, сама у него спросишь…

* * *

Наверное, это всё же сон.

Или уже бред?

Всё это где-то там, во внешнем мире. А здесь есть только я и моя боль.

* * *

– Зови дядьку Боромира, будем резать нарыв на шее, ты не удержишь! – опять голос мудрой женщины.

– Но он же спокойно лежит, без памяти он! – колокольчик голоса откуда-то издалека.

– Беги, не разговаривай…

* * *

И неясно, кто я и кто боль.

И непонятно, что же болит?

Тела нет – тогда болит сознание? Но сознание не может болеть.

Значит, тело есть, но почему я его не чувствую? А, нет, чувствую! Но оно не моё, оно чужое. И от него идёт боль!

Я не хочу тело. Я хочу, чтобы были ночь, темнота, небытие. Мягкая, ласковая темнота.

Поселение друидов. Милёна

Когда в деревню принесли молодого парня в странных окровавленных одеждах, Милёна сильно удивилась. Их деревня была очень далеко от всех других селений, и сюда приходили только за помощью к ведунье, да иногда за плодами мэллорна. Однако, старейшина специально послал четверых мужчин за этим парнем. Она и сама слышала, как лес шумел деревьями о беде.

Милёна была Видящая и третья дочь, поэтому её и отдали на воспитание бабушке Жизнемире, старой и мудрой ведунье, которую побаивался и сам старейшина Быслав.

Милёна стала сиротой, когда десять лет назад отца призвал Первозданный Лес. Тогда была суровая зима, и её отец погиб в стычке с эльфами, а маму девушка не помнила. Теперь бабка Жизнемира была ей и за отца, и за мать. Детей в деревне было мало, по пальцам пересчитать.

Они вырастали, а новые не рождались или появлялись на свет мёртвыми. Уже шли разговоры, что пора выйти к людям и смешать кровь. С наиболее достойными из них. Но дальше разговоров дело пока не шло.

Когда парня поднесли к дубу, где жили Милёна и Жизнемира, бабушка велела Милёне греть воду и идти помогать. Поставив котёл с водой на печь и подкинув дров, девушка поспешила на улицу. Выйдя из дерева, в дупле которого она жила с бабушкой, юная друидка увидела окровавленное тело молодого человека, прижимающего к себе такую же окровавленную собаку. Мёртвую собаку.

– Ну, что стали? – ругнулась бабка Жизнемира на мужиков. – Заносите в светлицу. Не видите, еле дышит, а собаку оставьте тут. Что вы её с собой тягаете?

– Так он же это… крепко держит. Не вырвать, – проговорил кто-то из мужчин. – Вот и несли их вместе.

– Вот уж неумехи! – всплеснула руками Жизнемира. Присела около парня и зашептала, – отдай, касатик, отпусти собачку. Ты уже всё, что мог, для неё сделал, давай, давай отпускай.

С этими словами женщина, не спеша, развела руки парня в стороны:

– Ну, вот и всё! А вы говорите, не можете отнять! Объяснять нужно, тогда и отнимать не придётся.

– Так он же без сознания… – начал было всё тот же мужчина.

– У тебя у самого сознания нету, – пробурчала Жизнемира и пошла в дом. Повернувшись, коротко бросила:

– Собачку-то прикопайте, а то так и будет тут лежать.

Двое мужчин подняли носилки с парнем и занесли вовнутрь их дома-дерева. Один из зевак взял собаку за задние лапы и поволок подальше от деревни. Перечить Жизнемире никто не смел.

Для Милёны не было тайн в мужском теле. Это не потому, что она такая развратная, нет, просто чтобы лечить, нужно знать, что и как. Бабушка Жизнемира, при каждом удобном случае, привлекала девушку к врачеванию. А за помощью шли многие. Этим многим они лечили разные раны, так что насмотрелась.

Свою двадцать первую весну Милёна встретила, как обычно, в трудах и учёбе. Бабка Жизнемира передавала ей свои знания торопливо, как будто боялась не успеть. Милёна несколько раз заводила разговор с Жизнемирой по этому поводу, но та только отнекивалась да ссылалась на грядущие перемены.

Несмотря на презрение к оружию, друиды вынуждены были создать военную единицу для охраны леса от посягательств других рас. Многие приходили в Первозданный Лес и творили непотребную волшбу. Лес страдал, и друиды помогали ему, как могли. Особенно настырными были эльфы. Эти считали, что это их территория, и, в соответствии со своим извращённым вкусом, всё время пытались видоизменить Первозданный Лес.

Деревня друидов располагалась совсем рядом с рощей мэллорнов, её и охраняли воины их деревни. Открытой войны ни с кем не было, но стычки с искателями волшебных плодов происходили, чуть ли не каждую неделю.

Снять одежду с парня была задача не из простых. Она была разодрана в хлам.

– Бабушка, с кем же он бился? Одежда замагичена, а порвана, как гнилая тряпка?

– Не о том думаешь. Воды поднеси, грязь надо смыть с него, – недовольно пробурчала женщина.

С трудом стягивая с раненого одежду, девушка между тем обратила внимание на его развитую мускулатуру.

Парня вымыли и уложили на кровати в лечебной комнате за шторой. Жизнемира долго колдовала над ним, кое-что из того, что делала старая женщина, Милёна не понимала. Кое-что вообще впервые видела. Жизнемира не скупилась на комментарии. Конечно, когда ещё попадётся такой образчик разорванной плоти и всех остальных тел, включая астральные?!

– Бабушка, а почему ты его лечишь? Он же человек, – спросила в один из перерывов Милёна.

– Глупая, посмотри на его ауру, какой же он человек? – недовольно ответила Жизнемира.

– Ой, как же так? Кто же он?

– Он друид, из Посвящённых.

– А где же он был всё это время?

– Вот очнётся, сама у него спросишь…

– А он очнётся? – спросила девушка.

– Ну, если до сих пор не умер, значит, жить будет. Посвящённого не так просто убить, его хранит сам Лес.

– У него аура порвана и во многих местах тёмные пятна! – констатировала девушка с гордым видом.

– Смотри глубже. Видишь, все связи нарушены. Если их не восстановить, начнёт отмирать и тело. Только тело у него мудрёное, совсем не похожее на наши.

– Ты про его рост и мускулы?

– Эх, молодость, молодость. Ну, причём тут его мускулы? Что ты смотришь на всякую чушь? – недовольно проговорила Жизнемира. – Смотри, от солнечного узла – световая дорожка к голове и рукам, у друидов такого не бывает. А голова, словно молоко. Ничего не видно. И прочитать его воспоминания не могу. Ну-ка, сама попробуй.

– Я пробовала, – смущённо проговорила Милёна.

– И это он без памяти лежит, читаться должен, как солнечная поляна. Кто-то ему защиту поставил, – не обращая внимания на ответ Милёны, рассуждала Жизнемира, – давно я такую не видела. Очень давно…

– Кольчуга у него чудная. Лёгкая, совсем ненастоящая. Зачем он её таскал? – продолжала Милёна, перебирая одежду парня.

– Это наследие Древних, – пояснила Жизнемира, – мифриловая. Самое прочное вещество на свете. Унеси всё в кладовку и сюда приходи.

Когда Милёна пришла, Жизнемира сказала:

– Зови дядьку Боромира, будем резать нарыв на шее, ты не удержишь!

– Но он же спокойно лежит, без памяти он!

– Беги! Не разговаривай! – женщина повысила голос.

Милёна метнулась на улицу. Если бабушка повысила голос, значит, дело действительно плохо. Когда Милёна пришла с Боромиром, Жизнемира уже разложила инструмент и готовилась к операции.

– Что случилось? – спросил, войдя, Боромир.

– Не знаю пока. На шее у парня опухоль чернеет. Вот, уже и уха не видно. Очень уж шустро пухнуть стало. Боюсь, что там яд. Давай, держи его. Как бы не стал дёргаться! – Жизнемира указала на тёмно-малиновую опухоль на шее парня.

Операцию Жизнемира провела умело и быстро. Из раны вытекло много гноя и запёкшейся крови. Причём, пришлось резать опухоль довольно глубоко, так как куски мёртвой плоти, вываливающиеся из раны, были величиной с горошину. Парень несколько раз дёргался, но это были нервные конвульсии измученного тела. В сознание он так и не пришёл.

А потом потянулись дни, похожие друг на друга. Юноша неподвижно лежал, не подавая признаков жизни. Милёна кормила его через трубчатый стебель болотника сиропами, которые готовила вместе с Жизнемирой. Ей нравилось ухаживать за парнем. Он был не такой, как другие. Правильные черты лица, светлые волосы – всё говорило о том, что он Особенный. Вот только мускулы на его теле становились все меньше и меньше. Было такое ощущение, что он сам себя съедал изнутри. Это очень беспокоило девушку.

Все чаще Жизнемира заставала Милёну, сидящей около парня и пристально смотрящей на него. Похоже, девчонка влюбилась. Очень просто создать себе образ принца, когда этот принц молчит. Несколько раз Жизнемира пыталась завести разговор об этом, но Милёна отмалчивалась, потупив глаза. От мудрой женщины не так-то просто было спрятать истинные чувства, и Жизнемира поняла, что, когда парень очнётся, будут большие проблемы. Слишком хорошо она знала независимый и упрямый характер Милёны.

Поселение друидов. Алекс

Выплывал из сна мягко и ровно. Хорошо так поспал. Чувствовалось, что отдохнул, можно вставать и идти…

Куда?

Где я?

Кто я? Опачки!

Что-то с памятью моей стало,

Все, что было не со мной, помню!

Не будем паниковать, разберёмся по порядку, я же программист. Что такое программист? А фиг его знает. Смешное слово. А кто я? Ага, я – Александр Алексеевич, для друзей – Алекс.

Отлично! Идём дальше. Я – мужчина. Правильно, все моё – при мне (удовлетворённо понял, ощупав соответствующие места), и нахожусь… вот первый вопрос – где? Этого точно не знаю.

Так. Дальше. Как в это неизвестное попал?

Шёл по лесу. Да, точно, шёл по лесу. Откуда и куда?.. Не помню.

Да что же это за хрень такая?! Может, у кого-то из друзей напился? Тогда чего я по лесу шляюсь? И почему так голова болит, когда пытаюсь воссоздать в памяти, что было? Вопросы, вопросы…

И всё-таки, нужно хоть что-нибудь вспомнить. Помню детство, школу, институт. Ура, я знаю, что такое программист!

Немного полежав, решил попробовать ещё раз. Первый вопрос: «Что я делал в лесу?» Куда-то шёл… и… ничего… как будто и не было ничего. Ни куда шёл, ни откуда.

Последнее, что помню, – с друзьями поехали в лес сплавляться на байдарках. Отлично! Это уже кое-что. Потом я полез в пещеру и… Опять, ничего не помню!!! Вот оно, понял! Я упал и ударился головой, поэтому и потерял сознание!

Облегчённо вздохнул, и тут же новое воспоминание обожгло сознание – я дрался с монстром! Боже праведный, чего только не привидится с больной головой!

Открыв глаза, очень удивился. Я лежал на невысокой двуспальной кровати в деревянной избе с полом, устланным душистым сеном. Вот только изба была странная. Без брёвен. Такое ощущение, что стены сделаны из одного куска дерева. Подумал, что это обшивка. Ничего так дизайнчик, под старину!

Опустив глаза, оценил своё тело. Накрыт я был тонкой материей грубой вязки. Перебинтованная нога, грудь, левая рука. Ощупал голову. Точно! На голове повязка. Кто же меня так оприходовал, аж до потери памяти?! В прямом смысле этого слова. Почему я не в больничной палате, а в этом сарае? Ну, это объяснимо. Раз я упал в пещеру, друзья дотащили до какого-нибудь лесника, вот и лежу тут. Может, даже вертолёт жду. Вот только лесник, видимо, эстет. Посуда, что стоит около кровати на табуретке, и та деревянная да глиняная.

И всё-таки, где я и где все остальные? Прислушался. Тишина. Потрогал бинты на голове. Упаковали меня знатно. Правое ухо и вся шея замотаны, даже давит немного. И бинты странные. Грубые какие-то…

Батюшки родные! Вспомнил! Господи, лучше бы не вспоминал! Я в другом мире! А может, это всё был сон? Да. Конечно, сон. Но я, вроде, не падал вниз головой. Воспоминания отрывочные и мутные. Как будто всё было очень и очень давно.

Так, я шёл к графу Тургинову. Подумать только, к графу. Это что, не бред? Примем за рабочую версию. Тем более я уверен, что знаю Саймона, Зулу. Зулу? Ну да. Она негритянка. Откуда тут негритянки? И у неё дочка или сестра, зовут… Как же её зовут? Ну конечно, Лиза. Как же я мог забыть? Милое создание. И ещё у меня есть пёс. Да, точно, Рекс. Ну, слава богу, все помню.

Почему же я ранен? Конечно, я же дрался с… Не знаю с кем. С камазом? Бред. Но память услужливо рисовала картинку, в которой я с мечами наперевес бегу на мчащийся навстречу грузовик. Стоп. По-моему, у меня с головой проблемы. Да ещё какие! Ладно, подождём, вот кто-нибудь придёт и всё прояснит.

Я долго лежал в гнетущей тишине. Старался вспомнить хоть что-нибудь связное. Но всё, что касалось последних дней, всплывало в виде обрывочных картинок. При этом, своё детство и студенчество помнил очень чётко.

Раздался тихий скрип двери, и в дом кто-то вошёл. Я закрыл глаза и принял расслабленную позу. Голова побаливала и очень хотелось пить. По осторожным шагам понял, что ко мне кто-то подошёл. И что дальше? Притворяться или восстать из мёртвых. Лучше полежу. Опыт подсказывал, что нужно как можно дольше не подавать признаков жизни. Целей будешь!

Ещё скрип дверей и женский голос:

– Ну, что ты над ним сидишь? Заняться нечем?

А голос знакомый, глубокий и мягкий. Мамский такой голос.

– Бабушка, по-моему, он шевелился. Он не так лежал, и аура у него посветлела, – раздался надо мной девичий голос. Захотелось увидеть этого ангела. – У него глаза шевелятся и дыхание сбилось. Ему, наверное, опять плохо.

Судя по шагам, подошла бабушка.

– Может, сон снится? – короткое молчание, а затем: – Ну что, парень, как ты себя чувствуешь?

По-моему, это ко мне.

– Бабушка, он что очнулся? – ангельский голосок будоражил во мне любопытство.

– А ты не видишь? И чему я тебя учила?

Шаги удалились. Притворяться стало стыдно. Я разлепил веки. Рядом со мной действительно сидел ангел во плоти. Девушка была бесстыдно мила.

Мягкие черты лица, изящный пропорциональный носик, большие голубые глаза, золотистые волосы, тонкие, чувственные губы. Вот только годков ей, на мой взгляд, двенадцать-тринадцать. А жаль!

– Кх… кх… – раскашлялся я и выдавил из себя: – Пить… дайте пить!

Притворяться умирающим не пришлось. Голос звучал тихо даже для меня. В горле, как будто песка насыпали – сухо и колюче. Девушка выжала тряпочку, с которой мне в рот попала вода. Я облизал сухие губы.

– Тебе нельзя много, – проговорила она. – Наконец-то ты очнулся, мы уже и не надеялись. Ты молчи, молчи. Вот наберёшься сил, тогда и поговорим.

Проглотив живительную влагу, я смог произнести:

– Ты ангел? Твой голос нежнее песни сверчка. Я уже в раю?

– Не знаю, что такое «раю». Ты у нас, мы с бабушкой пытаемся тебя оживить. Я не ангел, я Милёна.

– Говори, говори. Твой голос хочется слушать и слушать, он лечит лучше любых лекарств. Ты не молчи, иначе мне станет совсем плохо.

Меня просто несло, охватила какая-то бравада. Это что, нервы или гормоны?

– Бабушка, ему плохо, – тут же отозвалась Милёна.

Вошла женщина бальзаковского возраста. Весьма миловидная. Лицо гладкое, без морщин, внимательный взгляд, возраст выдавали, разве что, мудрые глаза и мягкий грудной голос:

– Ох, Милёна. Ты что, не видишь, что он тебе льстит? А вы, льстец, прекратите свои бесстыдные речи. Милёна от вас две недели не отходила, а вы только очнулись и сразу заигрываете.

Но Остапа несло!

– О, мадам! Как приятно видеть столь красивую и мудрую женщину в наставницах у этого хрупкого ангела. Я совсем не хотел обидеть вас своими словами. Прошу простить, если оскорбил ваш слух такими речами. Но говорю вам совершенно откровенно, что голос столь милого и непорочного создания, как Милёна, действует на меня совершенно волшебно!

Женщина улыбнулась:

– Как тебя звать, женский угодник?

– О, простите великодушно! Мадам, мисс. Разрешите представиться – Алекс. К вашим услугам.

– Просто Алекс? – брови женщины удивлённо приподнялись.

– О да, мадам, для вас, просто Алекс. Вы так прекрасны, что находиться рядом с вами уже огромная честь для меня. Позвольте узнать ваше имя? – великосветски спросил я.

– Бабушка, он бредит? – озабоченно спросила Милёна, – может, ему успокаивающего дать?

– Видимо, да, – улыбаясь, ответила бабушка. Хотя назвать эту красивую женщину бабушкой язык не поворачивался. – Только отваров от этого у меня нет. Ты бы, «просто Алекс», успокоился и не заигрывал с Милёной. Она – девушка молодая, мира не видела, может не так все понять.

– Ах, простите, мадам, не называющая своё имя. Возможность оказаться рядом с таким чудесным цветком, как Милёна, кого хочешь с ума сведёт. Просто быть рядом – уже счастье, а возможность принимать живительное питье из её волшебных рук лишает меня последних способностей мыслить здраво!

– Жизнемира меня зовут. Помолчал бы, господин «просто Алекс», – женщина повернулась и вышла. Милёна растерянно смотрела то на дверь, куда ушла Жизнемира, то на меня. На её лице было такое детское недоумение, что у меня сжалось сердце от умиления и нежности.

Встретившись со мной взглядом, Милёна спросила:

– Как ты себя чувствуешь? – теперь её глаза не были голубыми, потемнели до цвета весенней синевы неба.

– Спасибо, о прекраснейшая из прекрасных. Всё хорошо! – ответил я, не в силах оторвать взгляд.

– Ты уверен?

– Да. Устал только, – я действительно почувствовал тяжесть усталости во всём организме. Блаженно улыбаясь, откинулся на подушку.

И тут меня обожгла мысль. Рекс! В груди похолодело от предчувствия беды. Они знают, что с ним? Раз они меня нашли, значит и про Рекса всё знают. Я резко сел. Милёна тревожно обернулась ко мне.

– Женщины, миленькие. Собака. Со мной была собака. Рекс. Где он, что с ним? Милёна, Жизнемира, пожалуйста. Со мной была собака, я нёс её… Она ранена была… Вы же знаете? Ну, пожалуйста! – на глаза навернулись слезы. О боже! Что же я такой изнеженный-то стал!

– Он, оказывается, нормально разговаривать умеет, – недовольно проговорила Жизнемира, входя в комнату, – а то заладил: мадам, мадам!

– Милёна? Жизнемира? Пожалуйста, – уже спокойно произнёс я.

Милёна присела около меня, взяла за руку:

– Ты только не переживай. Умер Рекс, похоронили мы его, – успокаивающим голосом проговорила девушка. – Ты только не волнуйся, тебе очень вредно волноваться.

Я замер поражённый.

– Как умер? Он не может умереть. Понимаешь!? Он не может умереть!

– Все когда-нибудь умирают, – ответила Жизнемира, – я не умею лечить Карфанов. Тебя-то еле спасли…

Милёна встала и вышла. Жизнемира внимательно смотрела на меня и молчала. Её взгляд проникал вовнутрь и, казалось, выворачивал меня наизнанку.

– Не смотри на меня так! – попросил я и откинулся на подушку. – И так тошно!

– Он тебе был дорог?

– Рекс! Рексик! Собачка ты моя! – задумчиво проговорил я, в глазах предательски щипало. Он спас меня. Если бы не он, от меня даже костей не осталось бы! Сожрала бы та тварь и не подавилась!

– Какая тварь? – тревожно спросила Жизнемира.

– А я почём знаю? – отрешённо ответил я. – Там, в лесу, наткнулись на краба ходячего. Если бы не Рекс, сожрало бы меня недоразумение лесное.

– Мне очень жаль. Смирись, он выполнил то, что должен был, – спокойным, мягким голосом проговорила женщина и добавила. – И ещё, не играй с Милёной. Так будет лучше и тебе, и ей.

– Хорошо! – отстранённо отозвался я. Жизнемира вышла.