– Ну что – ко мне? – засуетился тот, уловив настроение Павла, – Или к тебе – на квартиру?

– Давай, на квартиру, Слава. Что-то мне сегодня не до гостей. Если бы ты еще один был, другое дело. Не хочу кукситься перед Полиной.

– Ну, смотри, Паша… Как скажешь.

3.

За пару дней до Нового года Павел, наконец-то, решил – пойдет к Ковальским. В одиночку, в неуютной квартире отмечать смену тысячелетий – хотя подобная мысль и проскользнула – это кощунство. Предыдущие жильцы оставили после себя помещение не в лучшем виде, и он договорился с хозяевами, что сделает косметический ремонт. А стоимость зачтется ему в квартплату. Но вот уже месяц ни до чего не доходили руки: еще не пришло осмысление того, что нужно делать. Не выветрились мысли о случившемся. О том, как жить дальше. Какие отношения сложатся с ребенком – дадут ли ему встречаться с Алешей? «Судя по нынешним отношениям – вряд ли, – не заставил себя ждать ответ, – Этой… глубоко плевать на все, что за пределами ее примитивного разума». Почему-то выплыл из памяти Шариков со своим «абырвалг» и появилась нелепая мысль, что ему несказанно «свезло». «Да уж, – вздохнул, – Свезло, так свезло», – Павел вдруг ощутил всю абсурдность ситуации. Он уходит от жены, а думает о теще. Как будто с ней собирается разводиться. «А ведь и, правда, с ней, – удивился запоздало пришедшему откровению, – Как будто у меня две жены – старшая и младшая». Последнее утверждение вытащило из памяти ассоциацию с сестрами – старшей и младшей – Наташей и Полиной. Вернуло к размышлениям о Новом годе. О том, что у Славы будет не так много народу, большинство из которых – не свои. «Коллеги Станислава Францевича по бизнесу, – съязвил Павел, улыбаясь, – А им и дела до моих проблем нет. И это здорово». Но все же главное, что могло произойти в канун Нового года, было связано с возможным приездом той, что, казалось, была потеряна для него навсегда. Именно она – главная интрига вечера. Первая и единственная его любовь.

Чувство вины с годами притупилось. Осталось лишь ощущение духовной близости – иллюзия постоянного присутствия в себе на фоне тихой надежды, что рано или поздно разлука закончится. Свернувшиеся чувства, так долго подавляемые, и, в конце концов, уснувшие в укромном уголочке души, проснулись и, пока еле заметно, стали разворачиваться, заявляя о себе. Они пришли как альтернатива всему его нынешнему состоянию. И поэтому защитная функция организма не запихнула их, как и прежде, в архив памяти, а начала исподволь тихонечко лелеять. Нет-нет, да и всплывали далекие, давно забытые картины и – как наяву – сопровождавшие их фантомы звуков и запахов. И тогда чувства начинали трепетать, будто от стыда. И за то, что им так и не удалось реализоваться из-за его, Павла, вины. И за то, что он подсознательно не отошел от уз брака, еще воспринимая разрыв эмоционально, а уже думал о другой женщине.  Эти чувства уносили его в пятнадцатилетнее – «как будто вчера» – прошлое, пленяя теплотой и наивностью сцен. Негой вечеров, переходивших плавно в такую же прелесть ночей. В то далекое и такое близкое начало жизни, когда еще не было ни тещи, ни жены, ни этой сволочной ситуации, отнимавшей у него Алешу. Настроение изменилось. Железы внутренней секреции испортили кровь, и все прекрасное в Павле свернулось в точку. Она тут же развернулась, но уже в другом качестве. Стала культивировать и без того плачевное состояние зацикленными на негативе мыслями, просочившимися из нижних пластов психики. «Точно, – цинично отреагировал ум, – Состояние существования. По-другому и не скажешь».

Три часа с момента его прихода домой пролетели почти мгновенно. Сумерки в комнате, создаваемые огнями уличных фонарей, и сосущая пустота в желудке напомнили о внешнем мире. Появилось осознание, что уже пора бы и перекусить. Он поднялся с дивана, на который прилег «на секунду», и пошел на кухню. Сделал себе пару бутербродов с сыром и чай, и, использовав разделочную доску как поднос, пошел к телевизору в надежде отвлечься.

Расстилался, когда почувствовал, что вот-вот уснет. Набрал на пульте время. Разделся. Скользнул под одеяло. И почти сразу же стал растворяться в потерявших смысл диалогах героев фильма. А вскоре уснул и телевизор.

Будильник в телефоне прозвенел, когда Павел уже минут десять лежал без сна. Это отвлекло от раздумий о Наташе. Она приснилась ему – такая теплая и близкая. Как наяву. Вроде, и не сон. Он даже не сразу осознал, просыпаясь, что ее нет рядом – так реально все было, и было здесь – в этой с обшарпанными обоями комнатушке, такой неуютной до появления любимой. Звонок огорчил действительностью. С тещей и всем с нею связанным.

– Тьфу ты! – Павел не сдержался от досады на такие быстрые перемены в состоянии разума, – «Быстрее в душ».

На некоторое время удалось отвлечься от беспокоивших мыслей. Тем более жизнь обязывала. Мысли о работе, о недоделанных делах, о планах на сегодня стали потихоньку брать верх. «Сегодня уже тридцатое, – констатировало сознание, – последний рабочий день, – Завтра выходной. Вот завтра подарок сыну и куплю… и отвезу…» Последняя мысль заставила инстинктивно сделать выдох. Павел на секунду замер. Словно задержка дыхания защищала его от чего-то, что могло проникнуть в организм при вдохе – могло навредить.

Через полчаса Павел уже вышел во двор и сразу оказался около машины, припаркованной здесь же – у подъезда.

– Привет, дорогая, – он, в шутку, всегда обращался с ней, как с живым существом. Однажды пришла мысль – почему? С неделю время от времени перебирал в памяти все то, что могло бы дать подсказку – привести к ответу. Потом плюнул – отпустил мысли. А через какой-то день пришла догадка. «Точно! – обрадовался, – Это же корни мои языческие. Вот где сила. Сколько тысячелетий формировалось это мировосприятие. Сколько предков моих разговаривало с камнями и деревьями, с водными потоками и горами – со всем, что только можно было одухотворить». Появилось удовлетворение. Он словно проник в прошлое, познав зов пращуров. Ощутил силу инстинктов, связавшую с теми, кто передал ему драгоценную эстафету жизни – свою кровь. Теперь каждый раз вспоминал об этом, когда приветствовал по утрам машину. А сегодня, вспомнив об эстафете, подумал о сыне: «Спит, наверное». На улице еще темно. Свет фонарей, преломляясь в заиндевевших стеклах автомобилей, делал их не просто белыми – искрящимися. «Вектра» моргнула и радостно пикнула сигнализацией. Завелась с пол оборота. Павел  вышел из нее, пока она прогревалась, чтобы не запотевали изнутри стекла.

Приехав на работу, он набросал план общения с новым набором рекламных агентов, которых брали на бесплатное недельное обучение. Это его инициатива – собрать их тридцатого, провести  вступительное мероприятие по выявлению потенциальных сотрудников. А уже в январе продолжить полноценные занятия с теми, кто останется. Может, кто-то передумает – сам уйдет, а кому-то придется и помочь – есть и такие. Сегодня все выяснится. Самое неприятное во всей отборочной процедуре: тактично объяснить тем, кто уж точно не потянет работу, что это для них – трата времени, что зарплата зависит от результатов напрямую. Для фирмы же эта проблема выливалась еще и в потерю времени, за которое обязательно обойдут по этим адресам конкуренты. Обязанность агента – заключение договоров. А общение с директорами небольших предприятий – задача не из простых. Они – калачи тертые. Для них нужны веские доводы, почему «именно наш каталог предоставит достойный продукт». То ли дело крупные предприятия: тут уж – кто первый пришел. Павел усмехнулся – слово «продукт» его всегда забавляло. Но таковы законы маркетинга. Реклама – это реклама. А продукт – это продукт. Слово само по себе как-то ощутимей звучит и для подсознания основательней выглядит…

– Можно войти?

Он посмотрел на часы – без четверти десять: «Сейчас начнут собираться».

– Да-да! Проходите, – кивнул просунувшейся в дверь голове.

Парень вошел, осторожно переступая. Замешкался стеснительно, как бы ища место, куда сесть.

«Неуверен в себе, – отметил Павел, – Вряд ли за неделю что-то изменится».

– Располагайтесь, – показал рукой, –  Выбирайте любой стул. Напомните ваше имя, пожалуйста…

– Максим…

– А фамилия ваша, Максим… – он заглянул в список, – Покровский?

– Ну, – несмело согласился тот.

«Да-а… – диагноз напрашивался сам собой, – Ладно. Посмотрим».

Вошла девушка. Улыбаясь, сообщила, что она Татьяна Никольская, «если Павел Петрович забыл», что «думала, что уже опоздала». Спросила, куда можно сесть. И если бы не вошел следующий соискатель, вряд ли бы остановилась.

– Здравствуйте, господа. Не рано ли я? – пробасил парень и бросил свою сумку на первый попавшийся стул, – Пойду еще покурю. Где у вас тут можно, Павел Петрович?

– Направо и до упора, – Павел улыбнулся, – «Сколько лет, а никак не могу привыкнуть. Какие же все разные».

К десяти уже набралось тринадцать человек. Он подождал еще минут десять, и решил, что последних двоих ждать не будет: «Либо опоздают, либо вообще не придут».

– Внимание, – сделал паузу, пока народ сосредотачивался на нем, – Начнем, пожалуй, с того, что многие из вас, когда входили, обращались ко мне по имени-отчеству… Сообщаю вам, что у нас это не принято. Пожалуйста, по имени, но, конечно же, без фамильярности, – улыбаясь, заметил он.

Аудитория отреагировала.

– И еще, в связи с этим… У нас – да. Но, не дай вам бог, таким образом обращаться к директорам предприятий, на которые вы пойдете. Никаких таких – Николай, Иван или Александр, – Павел снова улыбнулся, – Давайте знакомиться. Мне вы о себе рассказали на собеседовании. А теперь – вкратце для остальных.

По очереди все сообщили о себе, что хотели. А дальше Павел устроил тест. Предложил ролевую игру. Разбил людей на пары, объяснив условия общения – хотелось посмотреть, кто чего стоит до обучения.

– Представьте, что уже сегодня вы пришли на предприятие.

Каждый принимал роль либо рекламного агента, либо руководителя предприятия. А Павел сосредоточенно записывал все, что считал нужным, иногда отвлекаясь на замечания или отвечая на вопросы. Четыре часа, всего с одним перерывом, прошли быстро. И в конце он сделал краткий обзор особенно часто повторявшихся ошибок.

– На этом, пожалуй, на сегодня мы и закончим. Вопросы есть? Вопросов нет, – не сделал он по-армейски паузу, зная заранее, какой будет первым, – Встречаемся с теми, кто не передумает, в четверг третьего января, – люди засуетились, собирая вещи, – И еще… – Павел нарочито громко произнес эти слова и сделал паузу.

Все замерли, обернувшись к нему – как-то по-детски, ожидая чего-то важного. И Павел, собиравшийся сотворить на лице дежурный оскал, вдруг улыбнулся от души, почувствовав, как теплота, вытекая из сердца, заполняет грудь и подступает к горлу.

– С наступающим всех. Желаю успехов в Новом году. И не только в Новом… Всем хорошо погулять.

Аудитория зашумела благодарностями. Раздались редкие аплодисменты. И народ, прощаясь, потянулся к выходу.

В дверях показалась директор. Она улыбалась, глядя на новые кадры и отвечая на приветствия. Впрочем, на работе она улыбалась всегда. Это ее стиль.

– Павел, загляните ко мне, как справитесь.

– Да я – уже. Сейчас – только закрою кабинет.

Последней выходила девушка, назвавшаяся Татьяной Никольской. И обещанного «сейчас» у Павла не получилось. Она тараторила как из пулемета, задавала вопросы, не успевая получать ответы. В конце концов, ему все же удалось культурно «выдавить» ее из кабинета. «С чувством такта у девочки слабовато, конечно. Но напориста». Павел замкнул дверь. И, войдя в соседнюю и улыбнувшись секретарше, постучался к директору.

– Ну, что, Паша? Что ты решил? – с порога спросила она.

– Вероника, огромное спасибо тебе за предложение, но я не буду все-таки нарушать традицию, буду – у Славы.

4.

Отношения между Вероникой и Павлом сложились давно. Когда-то они начинали рекламными агентами в одном из городских каталогов. Пройдя все тернии профессии и наработав достаточную клиентуру за несколько лет, оба стали лучшими по количеству заключаемых договоров. И даже в девяносто шестом, когда, казалось, все рухнет, фирма удержалась на плаву не без их участия. По-очереди лидируя, они подспудно конкурировали, стараясь не показывать этого. Но всевидящее начальство подливало масла в огонь, поощряя негласное соревнование, тем самым разводя их по разные стороны невидимого барьера. Так продолжалось до тех пор, пока у Вероники не случился конфликт с одним из учредителей на почве сексуальных притязаний. Коллеги, как всегда бывает в таких случаях, разделились во мнениях. Кто-то сочувствовал. Кто-то злорадствовал. Ну а большинство, как водится, плевало на все то, что его не касалось напрямую. Павел же воспринял это по-своему. Как личное оскорбление. Почему? Он и сам толком не смог бы объяснить. Просто Ник Ник – Николай Николаевич был ему по-человечески неприятен, если не сказать отвратителен. Хамоватый, с огромными амбициями в адрес своей собственной персоны, он раздражал его. Хотя по отношению к нему лично учредитель был лоялен. Мысль о том, что всему есть предел долго ждать реализации не заставила. И в один из понедельников, единственный обязательный для посещения конторы день в неделю, после планерки в вестибюле Павел подошел к Веронике.

– Пойдем, провожу. Нам почти по пути.

– А ты что – без машины сегодня? – она посмотрела как бы сквозь него, невесело улыбнувшись, – Что это ты, Паша? Решил приударить за конкурентом? – последнее время грустная, с каким-то оттенком обреченности улыбка нарисовалась на ее лице.

– Разговор есть.

– А-а, секреты мои профессиональные хочешь выведать. Хочешь в следующем выпуске быть лидером?

– Не смешно, – Павел взял ее за локоть, сокращая дистанцию общения.

– И ты тоже… – Вероника вопросительно посмотрела на него. Во взгляде сквозила вся накопившаяся горечь последнего отрезка ее жизни. И на глазах появились слезы.

«Кажется, я попал вовремя, – засомневался Павел, – Только мне истерики не хватало». Он вдруг понял, что ее мысли, на которых она сосредоточена последнее время, наконец, дошли до предела. Что его несанкционированное вторжение в личное пространство Вероники оказалось последней каплей, за которой последует переход количества в качество. Тем более, планерку сегодня проводил Николай Николаевич. И он подходил к ней.

– Вероника! Приди в себя! – одернул он ее, показывая серьезность намерения.

– У меня есть к тебе деловое предложение.

– А-а, деловое? – с сарказмом проговорила она сквозь слезы, доставая платок и вытирая под глазами, чтобы не размазать краску, – Ну, давай, реки… – она и впрямь успокоилась, и дежурно улыбнулась ему.

Они спустились по боковой лестнице со второго этажа, вышли на улицу и направились в сторону небольшого сквера. Вероника молчала. Павел поглядывал на нее мельком, стараясь не вызвать нового негатива. Ему было жалко эту хрупкую девушку со следами глубокой печали на лице, подчеркнутой покрасневшими белками глаз и шмыгающим иногда  и тоже покрасневшим носом. «Ну, сволочь! – зло констатировал Павел, – Так девчонку достал. А, вроде, и придраться-то не к чему. Все – шито-крыто». Он еще какое-то время молчал, как будто сомневался. А потом, словно боясь, что его кто-то остановит, выпалил:

– Я предлагаю нашим благодетелям козу сделать.

– Думанский… у тебя с головой все в порядке? – удивленно посмотрела на него Вероника, – Какую козу? Ты это что, по поводу Ник Ника?

– Нет! – он словно оправдывался, – Ты все неправильно поняла. Мне плевать на него, хотя и это сыграло свою роль, – Павел остановился.

– Ну-ну? Я тебя слушаю, Думанский. Продолжай.

Он еще несколько секунд молчал, соображая, с чего начать.

– Сколько мы с тобой уже здесь паримся? Три года?

– Даже уже три с половиной, – поправила Вероника, – Ну и к чему ты это?

– Да к тому, – не стал дальше тянуть резину Павел, – что, может быть, нам с тобой пора уже подумать о том, чтобы создать свою фирму – свой каталог? Кухню-то всю мы с тобой знаем. Что еще надо?

Вероника грустно усмехнулась:

– Деньги нужны, Паша. День-ги, – обреченно констатировала она, – И время. Пока все это будет согласовываться и оформляться, – и после паузы, во время которой он обдумывал, как ответить ей, добавила, – А мысль твоя мне нравиться. Такая и у меня проскакивала. Только вот я чувствовала, что не потяну одна. А обращаться к кому-то в нашем серпентарии, – заметила язвительно, – боялась. Не верила, что пройдет без огласки.

– Ну и? – Павел посмотрел в глаза Веронике, – Дело-то реальное. Соглашайся. Тебе сам бог велел, – он улыбнулся.

Она, почувствовав его расположение к себе, тоже улыбнулась. А потом вдруг посмотрела на него простодушно, почти по-детски.

– Вот скажешь правду – подумаю… и искренне, не сдержав своего природного  кокетства, снова улыбнулась.

– Какую-такую правду? – с нарочитой, в ее тоне веселостью спросил Павел.

– Пожалел меня?

Вопрос оказался неожиданным, но Павел успел сориентироваться и перевел разговор в плоскость шутки.

– А ты как думала? Конечно, пожалел. Ходит девочка с грустными глазами.

Она внимательно посмотрела на него – шутит или нет?

– А если серьезно… – предупредил он ее реплику, уходя от неопределенности дальнейшего  обсуждения, – Кому как не нам с тобой объединить усилия. Тем более что и ты об этом думала.

Так в девяносто седьмом появилась новая фирма. К двум учредителям, исполнявшим обязанности директора и зама, прибавился бухгалтер и секретарь. Плюс штат из четырех-пяти более-менее постоянных рекламных агентов и в районе пятнадцати человек, периодически меняющихся. И вот уже около трех лет фирма успешно выпускала каталоги. Дружеские отношения между Павлом и Вероникой, сложившиеся тогда вдруг и навсегда, поддерживались не показной, но достаточно ощутимой нежностью до той самой поры, пока Павел не ушел из семьи. И вот тут все изменилось. Вероника, так еще и не вышедшая замуж, настойчиво стала опекать друга. Это никак не озвучивалось. Но и так было ясно, чего она хотела. Павел же, с уважением и братской любовью относившийся к ней, начинал этим тяготиться. Ее предложение – очень уж откровенное – встретить Новый год вдвоем, не то, чтобы застало его врасплох, но как-то неприятно покоробило. Назрел серьезный разговор, который не хотелось начинать в канун праздника. И Павел свернул все на традицию – он и до женитьбы, и потом – с Леной – этот праздник всегда отмечал у Ковальских.

– Да, Думанский, ты не исправим. А если Ленка там будет?

– Вероника, ну мы же все выяснили, – Павел не прятал неудовольствия, – Славик – мой друг, а не Ленкин, и мне такую свинью не подсунет. Да она и сама не пойдет, даже если пригласят.

– Ладно, Думанский. Когда разбегаемся?

– Я еще, пожалуй, часик посижу, поработаю с материалом. А ты?

– А я уже пойду, – она нарочито – это было видно – потянулась, – Прошвырнусь по магазинам… Хоть чем-то порадую себя любимую.

Павел понял – разговор окончен. Он был и доволен, и недоволен тем, как разрулилась ситуация. Досада на себя и на Веронику за случившееся не покидала его некоторое время даже после того, как она зашла попрощаться. Они обнялись и пожелали друг другу и фирме благополучия и процветания в наступающем году.

5.