– Вам – ничего! У вас даже пистолета нет. Забейтесь в какой-нибудь угол и молитесь, чтобы мы смогли пережить эту ночь. – Он взглянул на часы и горько усмехнулся. – Которая ещё даже не началась. Всё, уйдите, МакАртур, не перекрывайте мне линию стрельбы.

Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться на свой наблюдательный пункт. Я вглядывался в темноту за окном, но никаких движущихся пятен больше не было. Ветер, казалось, немного стих, зато усилился ливень. За потоками воды, льющимися за стеклом, разглядеть что-то было уже невозможно. Пришлось расписаться в собственной бесполезности.

Я опустился на пол спиной к линзам и склонил голову. Попытался вспомнить молитвы, но кроме "Отец наш небесный" в голову ничего не лезло, а он со слов Тома, спасти от этих тварей не мог.

Шло время, но ничего не происходило. Буря достигла плато и не усиливалась, но и не ослабевала. От жара, бьющего в спину, меня разморило, и я, кажется, задремал. Когда снизу раздался грохот, я подскочил от неожиданности и чуть не растянулся на полу. Голова трещала, как с перепоя, а в горле пересохло. Воздух в фонаре разогрелся, а свет, бьющий сквозь линзы, выжег всю влагу. Я на четвереньках переполз к Дукату с обратной стороны, памятуя его слова про линию стрельбы и опустился на пол рядом.

– В горле совсем пересохло, – просипел я. – Вы воды, случайно, не взяли?

– Нет, – ответил он, протягивая мне фляжку. – Только бурбон. Будете?

Я сделал осторожный глоток, и огненная жидкость добавила жара, но после неё неожиданно стало легче.

– Спасибо, – сказал я, возвращая виски. – Так может объясните уже, от кого мы тут прячемся?

– Понятия не имею, – пожал он плечами.

– Интересный поворот. А выглядели вы, как человек, который знает, что делает.

– МакАртур, – сморщился он с досадой. – я просто в состоянии сложить два плюс два. Ну в лодку я бы ещё мог поверить, но в то, что вы станете нырять в холодное море за вёслами, да ещё и их найдёте, что уж совсем невероятно?.. Ну согласитесь, несложно понять, что мы столкнулись с тем, что выходит за рамки наших научных познаний. Значит, есть смысл принять всё сказанное вами на веру. – Он поболтал в воздухе флягой, пытаясь определить, сколько в ней осталось и со вздохом сунул её во внутренний карман. – Знаете, Дональд, у меня старая привычка: в любой ситуации я действую из установки, что она будет развиваться в наихудшем для меня направлении. После вашего запоздалого признания, я взвесил все за и против и решил, что поверить в то, что вы рассказали – это и есть самый худший вариант развития событий.

– Удивительная у вас логика, – я попытался усмехнуться, но был так напуган, что ничего не вышло.

– Моя логика много раз спасала мне жизнь. Будем надеяться, что спасёт и сегодня.

– Ну хорошо! – заметил я провал в его рассуждениях. – А свет? Почему вы сказали, что там, где свет, мы в безопасности?

– МакАртур! Вы меня сейчас разочаровываете, я думал, вы умнее. А кто мне рассказал о том, что Маршалл, вылезший из ледяной воды в чём мать родила, просил вас выключить фонарь? Холод ему ни по чём, а от чахлой керосинки – невыносимые мучения?

– Ясно, – поник я. – А можете дать ещё глоточек? С виски как-то легче переживать эту ночь. Хоть это и бурбон.

Дукат глянул на меня косо, но достал флягу.

– Глотните, но немного. Ночь долгая.

Жара продолжала давить на мозги. Мы сидели с Дукатом бок о бок, говорить было особо не о чем, молиться некому. Снизу раздавался какой-то неясный шум, но источник его определить было невозможно. За стеклом завывал ветер.

– Сколько времени? – спросил я. Мои часы остались на тумбочке в спальне, где бродили сейчас эти жуткие создания.

– Полчетвёртого, – ответил Дукат, щёлкнув крышкой большой серебряной луковицы.

– До восхода ещё часов пять, – вздохнул я.

Внизу заскрипели ступени. Дукат подобрался, выставил локоть в сторону люка и уложил револьвер на сгиб. Мы замерли. Он казался невозмутимым, но я видел, как подрагивает ствол в руке. Ступени скрипели всё выше и выше. Кто-то невидимый поднимался по винтовой лестнице к люку. Внизу наступила тишина, потом по дереву заскребли чьи-то ногти. Раздался удар, и рундук глухо подпрыгнул.

– Чёрт, сильная тварь, – сказал Дукат. – Давайте сверху.

Недолго думая, я вскарабкался на рундук. Дукат встал рядом, широко расставив ноги. Ствол пистолета он направил на ту часть люка, что высовывалась из-под нашей импровизированной баррикады. Снизу стукнули ещё раз, и по тому, как подпрыгнул неподъёмный ящик под моими ногами, я понял, что удар такого кулака пробьёт во мне сквозную дыру. Я встал на колени и обеими руками вцепился в крышку рундука.

После следующего удара затрещало дерево. Ещё один удар, и кусок доски просвистел в дюйме от носа Дуката. В образовавшуюся дыру просунулась рука и зашарила по полу. С звериным рёвом Дукат дважды выстрелил в кисть. Внизу истошно закричали от боли, и это был абсолютно человеческий вопль, совсем не соответствующий силе удара. Дукат упал на колени перед дырой в люке и выстрелил ещё дважды. Вопль оборвался, и я услышал глухой звук упавшего тела.

– Их можно убить, и это хорошая новость, – ухмыльнулся он и подхватил четыре патрона с пола. Быстро загнав их в барабан, он встал наизготовку. Внизу было тихо, по лестнице больше никто не поднимался. – МакАртур, – сказал он шёпотом. – Дождь стихает. Посмотрите в окно, как там, новые твари не лезут?

Я осторожно прокрался к своему старому наблюдательному пункту и, сощурившись, уставился в темноту. Сначала ничего не происходило, потом я увидел, как от стены маяка внизу отделились две тени. Они тащили за собой третью. Поднесли её к обрыву и подхватили за руки и ноги. Раскачав, зашвырнули в океан. Я увидел, как рванул водяной фонтан навстречу падающему телу, и оно быстро исчезло среди бушующих вод.

Тени бегом вернулись ко входу в маяк. Внизу послышалась возня, металлический скрежет. Свет маяка начал угасать, в фонаре наступила темнота.

– Они перекрыли трубу? – Изумлённо спросил я.

– Они разумны, это я понял ещё по вашему рассказу, а Маршалл прекрасно знает, как тут всё устроено, – ответил Дукат

– И что мы будем делать?

– Ждать, – он спокойно достал из кармана флягу, отхлебнул сам и протянул мне.

Внизу движение продолжалось. Звенел металл, потом что-то разлилось, забурлило. Я напряжённо прислушивался к звукам снизу.

– Кажется, мы остались без топлива, – сказал я.

– Паршиво, – равнодушно ответил Дукат, вынимая из кармана новые патроны взамен использованных.

Буря за окном постепенно затихала, ветер разогнал тучи. На небе засияла полная луна, а на востоке небо посерело, даря надежду. Возня внизу продолжалась, но там было темно, а стрелять наугад Дукат не хотел. А потом наступила тишина, перемежаемая тихими щелчками, едва различимыми среди бульканья карбида. И, когда мы думали, что твари ушли, совсем близко раздался ровный голос:

– Мы дарим вам ещё один день.

Дукат выпустил в люк всю обойму, но снизу раздался смех, такой же ровный и невесёлый, как и голос перед этим. Пока мой начальник с дымящимся пистолетом стоял, ошалело глядя на повреждённый люк, я кинулся к западному окну.

От маяка по земле, быстро перебирая конечностями, перемещались две вполне человеческие тени, только ноги и руки у них двигались так быстро и резко, как ни у кого из живущих людей. Одна тень скользнула в расселину, а вторая задержалась. Мне показалось, что она махнула мне рукой, а потом исчезла вслед за первой тварью.

Когда солнце показалось над горизонтом, мы сдвинули рундук и открыли люк. Пол внизу был залит водой, ёмкости с карбидом пусты. Характерный запах ацетилена говорил, что всё наше топливо без всякой пользы ушло в атмосферу.

– Не всё, – ухмыльнулся Дукат, хоть я вслух ничего не сказал. – Идём, – позвал он. Мы зашли в спальню, он полез под четвёртую, пустующую койку и выволок за ручку нетронутую ёмкость. – Наши косорукие матросы очень торопились, и расставили их как попало. Одну деть было некуда, я сказал запихать под кровать.

Мы вдвоём внимательно осмотрели все части нашей ацетиленовой горелки. Ёмкости были вскрыты и опрокинуты, но трубы остались целыми.

– Ремонта на несколько часов, к темноте можно попробовать закончить, – заключил Дукат. – А что с лодкой?

Мы кинулись в пристройку. Лодка лежала нетронутой, вёсла тоже.

– Ну, что будем делать? Скажу сразу: у нас мало шансов пережить следующую ночь.

– И что вы предлагаете, сэр?

– Я постараюсь восстановить работу маяка, а ты можешь попробовать на лодке добраться до берега. После такой ночки эти твари, думаю, отсыпаются. По крайней мере у кого-то будет возможность выжить.

– И вы хотите, чтобы я на вёслах проплыл 18 морских миль?

– Да, – спокойно кивнул Дукат. – А я попытаюсь отбиться от этих тварей. Готов? Или предпочтёшь сдохнуть со мной, даже не попытавшись?

Дождавшись моего кивка, он ушёл в спальню и вернулся через несколько минут с исписанным листком.

– Доберёшься в Каслбэй, отдай это письмо комиссару. Он меня знает. Будет расспрашивать – отвечай, как есть. Понял? Ну чего ты бледный, как брюхо у камбалы? На, хлебни. Последнее! – Он почти насильно влил в меня остатки виски из фляжки. Это помогло мне прийти в себя. Вдвоем мы вытащили лодку и спустили на воду.

– Давай, МакАртур, – Махнул он мне рукой и принялся раскуривать трубку. – Обойдёмся без долгих прощаний. Удачи тебе!

– И вам тоже, – ответил я и налёг на вёсла.

Я плыл уже очень долго. Солнце поднялось в зенит, но прогреть холодный воздух оно не могло. Так и существовали они: светило отдельно, мороз отдельно. Чтобы не задубеть, я упрямо продолжал грести, а что ещё оставалось? От усталости шумело в ушах, горели перетруженные мышцы, волдыри на ладонях полопались и пачкали кровью вёсла: одно синее, второе зелёное со следами зубов акулы. Я продолжал двигаться, но земля всё не появлялась. Солнце пошло к закату, над морем белесыми струйками начал подниматься туман, но я упрямо грёб вперёд.

От усталости я не почувствовал, как слегка накренилась лодка, не услышал тихий плеск сзади. А если б услышал, не нашёл в себе сил повернуться. Мокрая рука, покрытая чёрными волосками, обхватила меня за грудь, стальным обручем вжимая руки в бока. Вторая рука ухватила за голову и склонила её к правому плечу. Мокрая щека прижалась к моему уху. Я вдруг почувствовал облегчение: всё кончилось, и мне больше не надо бороться за свою жизнь. И больше не придётся грести, превозмогая боль в мышцах и натёртых до кровавых мозолей ладонях.

– Я сделал всё, что мог, – печально сказал Томми. Его длинный раздвоенный язык заелозил по моей шее, и от этих движений кожа немела и теряла чувствительность. Когда её прокусили острые клыки, я ничего не почувствовал. Я забыл, что мне сказал Томми: «Смерть – не самое страшное».

Рядом с лодкой из воды высунулась голова, совсем человеческая, со слипшимися чёрными волосами, только очень большая. Обладатель такой головы должен быть футов десять ростом. Ехидные зелёные глаза подмигнули Тому и скрылись под водой. Том аккуратно опустил меня на дно.

***

Хозяин был расстроен. Прошлой ночью Дукат убил одного из его охотников, старшего сына Нэрна. Меньше охотников – меньше добычи. Наверное, поэтому он удовлетворился трупом, хоть и терпеть не может мертвечину, а меня разрешил оставить в живых, потому что нас должно быть семеро. Только сейчас я понял, почему в наших краях острова Фланна называют «Семь охотников».

Когда я очнулся, вокруг меня была абсолютная синева, и я не сразу понял, что лежу на дне. Под спиной – тонкий белый песок, мягкий, как перина старухи Лорны. За дочку она много всякого барахла дала, но перины были лучшим из приданого. На этой перине мы зачали дочь, Шинейд, на другой такой же дочка принесла мне внука, Шона. Самую большую радость в моей жизни. Ради него я отправился на этот проклятый маяк. Ради него сейчас оказался на дне. Увидеть бы родных ещё разок.

Я ухватился за камень, обросший кораллом с розовыми рожками, похожими на мёртвые пальцы и поднялся на ноги. Пальцы в моей руке обсыпались в труху. Я оттолкнулся от дна и легко взлетел, увидел висящего в толще воды Тома. Точно такого же, каким он был там, на маяке, только с перепонками между пальцев и острыми, как у акулы, зубами. Я посмотрел на свою руку, и она была такой же. Ощупал языком зубы, и не сразу понял, что такое длинное и раздвоенное появилось у меня перед глазами.

– Боже святый! – выдохнул я.

– Его здесь нет, – грустно улыбнулся Том, и улыбка на его акульей пасти выглядела страшно.

Хозяин был голоден, и ему была нужна еда. Том быстро объяснил, почему приказы хозяина надо выполнять. Вслед за ним я приплыл к огромной яме, заполненной шевелящимися огрызками таких, как я и Том. Без рук, без ног. Только торс и голова. Выбраться из этой ямы они не могут, и живут в ней веками, питаясь отбросами и с завистью глядя на проплывающих над ними безмозглых рыб. Урок я усвоил. А ещё понял, чем рисковал Томми, пытаясь меня спасти.

Этой же ночью мы выбрались на берег и выломали кое-как прилаженную дверь. Нэрн первый сунулся по лестнице наверх и скатился с простреленной ногой. Тогда я взял одну из пустых ёмкостей, и, прикрываясь ей, как щитом, подобрался к люку вплотную. Дукат стрелял, пока не закончились патроны, а потом полез в жилетный кармашек за последним, для себя. Я не мог позволить ему такую роскошь: хозяина лучше не злить.

Одним ударом я вышиб крышку люка. Рундук отъехал в сторону. Я запрыгнул внутрь, в тёмный фонарь, потому что Дукат, может и хороший полицейский, а вот механик из него никакой. Обеими руками я стиснул его плечи, он зашипел от боли и ужаса, когда увидел моё лицо, и узнал меня. Патрон выпал из его пальцев и укатился в темноту.

Я виновато сказал ему: «Прости» – и передал из рук в руки Тому. Мне было жаль Дуката, но ещё больше было жаль себя. Я – солдат Хозяина, и должен выполнять его приказы. Кто забывает об этом – быстро ложится в верхний слой ямы и начинает завидовать рыбам, а те, кто лежит под ним – ему.

Если б Хозяин при перерождении давал возможность забыть свою земную жизнь, но у него своеобразное чувство юмора. Поэтому я часто вспоминаю своих родных. Особенно сильно я тоскую по Шону. Ему уже десять лет, и я часто вижу его, играющим на берегу в Мангерст-бич. Там, на мелководье, из воды торчат камни. Мои мокрые волосы почти одного цвета с ними. Я подплываю поближе и приподнимаю голову из воды: со стороны – просто ещё один небольшой валун.

Шон возится в песке у кромки воды, а Шинейд сидит в плетёном кресле с навесом читает очередной дамский роман. Иногда появляется моя жена, но она выпила у меня столько крови, что я совсем по ней не скучаю. А один раз они привезли в коляске Лорну, пьяную до синевы, и я понял, что очень рад её видеть. Из неё вышел бы хороший охотник.

Иногда я думаю: как было бы здорово забрать их к себе, сюда, в океан. Но это значит и к Хозяину, себе я не принадлежу, а Отцу морскому молиться глупо, разве чтоб его повеселить.

Я знаю, что и Том часто приплывает в Каслбэй и смотрит, как его жена гуляет по набережной с коляской, и я так же знаю, что и его посещают такие мысли. Но у бедняги Тома уже нет левой ноги. Он разозлил Хозяина, недостаточно точно выполнив приказ, и тот её съел. Первый шаг к яме Томми уже сделал. Плавает он теперь намного медленней, а значит и больше шансов дать новую причину для недовольства. Хочет ли он такой же участи жене и ребёнку? Вряд ли.

И я не хочу. Но вдруг однажды тоска окажется сильнее меня?