Снаружи просигналила машина. Денисов встрепенулся и тут же понял, что никто, кроме него, сигнала не услышал. Глянул сквозь Сумрак, убедился в верности догадки и принялся торопливо одеваться-застегиваться. Когда этот гость пожаловал в прошлый раз, с ним пожаловали и беды. Сейчас это было совершенно некстати, так что лучше разобраться поскорее.

– Ну, – обратился участковый к Красилову, – позвонишь. Расскажешь, как и что. В кабинете буду.

В морозном безмолвии снег под валенками скрипел оглушительно. «Хоть бы завьюжило, что ли! – мечтал Федор Кузьмич, направляясь к наискось приткнувшемуся за гаражом «газику». – Не сейчас, конечно, а когда люди из лесу вернутся. Когда вьюжит – и воздух мягче становится, и на душе не так тоскливо от затишья».

По осоловевшим глазам черноусого водителя Денисов понял, что руководителю районного Ночного Дозора пришлось воспользоваться специальными полномочиями. Сам Угорь, улыбаясь, махал участковому с заднего сиденья.

– Эк тебя потрепало! – вместо приветствия проговорил милиционер, забираясь в машину и пожимая протянутую руку.

– Это да, – невесело усмехнулся Угорь. – Покой нам только снится.

– В машине посидим или ко мне поедем?

– А это от вас зависит, Федор Кузьмич. Согласитесь проконсультировать – разговор может выйти долгим. Ну а не захотите помогать – обменяемся любезностями да разойдемся.

– Хитришь, Евгений Юрьич! – недовольно пробурчал Денисов. – Когда энто Светлый Светлому в помощи отказывал?

– Вы, может, удивитесь, но и такое бывало, – развел руками маг.

– Ладно уж, поехали. Печки в «газиках» завсегда неважнецкие были, да и незачем бензин зазря жечь. Стало быть, в городе транспорт бегает?

– Насилу нашел! – отмахнулся дозорный. – Ни одной машины на ходу! Викентий возит заместителя первого секретаря райкома. Гараж, сами понимаете, теплый, передвижению районного руководства морозы не должны становиться помехой. Пришлось позаимствовать автомобиль вместе с водителем.

– А своими, значит, пока не обзавелся?

Угорь сразу загрустил. Похоже, вступать в Дозор городские Светлые не спешили. Возможно, поэтому дозорный напоминал выжатый лимон – везде и всюду сам, один. Денисов сжалился:

– А давай-ка мы не в кабинет, а домой ко мне поедем, а? Время к обеду, Людмила – жена моя – горячим нас накормит. Небось соскучился по домашней еде? Или ты у себя в городе энто дело уже наладил? – Участковый тут же прикусил язык, поняв, что снова ударил по больному.

– Федор Кузьмич, давайте сперва с делами разберемся, а там видно будет. Хорошо?

– Хозяин – барин, – пожал плечами Денисов. – Ну, тогда начинай, что ж время терять…

– Сперва вы мне расскажите, как тут у вас. Этот молодой человек… У той истории были последствия?

Денисов помолчал, пошевелил раздумчиво бровями и, глядя в окошко на холм за рекой, медленно проговорил:

– Последствия такие, что сегодня энтот молодой человек с Катериной заявление на регистрацию брака подали. Через полчаса после энтого Николай так запугал продавщицу в магазине, что она принялась своими силами вычислять вурдалаков в родном селе. А ишшо через пару часов он в одиночку отправился на собственноручно починенном тракторе вызволять людей из тайги. – То ли померещилось, то ли действительно по заснеженному склону холма едва заметно ползла черная точка. – Но ты не бери в голову, р-руководитель, энто просто день сегодня такой. Обычно же молодой человек ударно работает в своем колхозе, а в нашем только вечера проводит.

– Весело! – подумав, оценил сказанное Угорь.

– Вот и я говорю, сегодня – сплошные леденцы с чесноком.

– Что?

– Да энто я так, о своем. Ну-ка, останови-ка тут! Я быстро.

Хлопнув дверцей, участковый пробежался по тропинке, ведущей к ближайшей избе, потопал на крыльце, сбивая снег с валенок, исчез в сенях, но буквально через минуту появился снова. Кулька в его руках уже не было.

– Порядок! – вернувшись, улыбнулся он. – И сразу вроде как на душе радостнее стало.

– Этот Николай… – продолжил тему дозорный. – С ним уже побеседовали?

– Темные-то? Насколько я понимаю, нет. Ты приходи на свадьбу – и сам убедишься, и я буду рад тебя видеть за столом.

– Я подумаю. Мы ведь уже приехали?

* * *

Угорь нервно прохаживался по кабинету участкового оперуполномоченного, время от времени натыкаясь на поставленную в центре табуретку. Усатый Викентий умиротворенно дрых за столом Денисова. Сам же хозяин кабинета, присев на корточки, неторопливо помешивал кочергой шкворчащие смолой поленья и внимательно слушал рассказ дозорного.

– Фирсову инициировали в прошлом году, когда ей было уже пятьдесят два. Конечно, я могу представить, каково это – понять, что ты могла сохранить молодость и красоту, если бы узнала о своих возможностях лет на двадцать раньше. Знаете, ее ведь совсем не снимали в последнее время. А раньше, сразу после войны, помните, сколько поклонников у нее было? Такие фильмы, такие роли! Даже я в то время… Впрочем, отвлекся… Она вступила в Дневной Дозор, занялась бумажной работой в областном архиве Темных, но скоро поняла, что заслужить право на магическое омоложение сможет только через пару веков – настолько малы и невостребованы ее способности. А ходить постоянно под «марафетом» или «паранджой» силенок ей не хватало. Она бы и смирилась, наверное, но тут откуда ни возьмись появляется молодой человек, влюбленный в актрису еще с тех пор, как с одноклассниками с уроков на утренние киносеансы сбегал. Причем появление его – поступок осознанный: окончил институт, прошел ординатуру и только после этого принялся разыскивать предмет обожания, чтобы, значит, предстать перед Фирсовой уже состоявшимся мужчиной, а не желторотым юнцом без образования, без профессии, без опыта. Она его поначалу-то всерьез не восприняла, даже, можно сказать, внимания на него не обратила, так как уже привыкла выбирать себе любовников сама, используя вдобавок к природной своей красоте допустимые по квоте чары. И была, следует признать, даже слишком разборчива – директор филармонии, главный конструктор станкостроительного завода, знаменитый ученый-полярник. А тут – всего лишь врач-окулист, без имени и особых перспектив. Но уж больно красиво Сергей ухаживал! Букеты, письма в стихах, билеты на концерты, черешня посреди зимы… Какой женщине это не понравится? А Фирсову еще и то покорило, что не она его соблазняла, применяя штучки из арсенала ведьм, а он ее добивался – как в те времена, когда она была молода и популярна, когда толпы поклонников не давали проходу. Так или иначе, они стали сожительствовать, но Сергею и этого было мало. Он хотел, чтобы все было как у людей. В смысле, по-людски, по-человечески, правильно: загс, штамп в паспорте, общая фамилия – короче, настоящей семьи ему хотелось…

«Ишь ты, как красиво рассказывает! Прямо как в книжке, – подумал Денисов, ожидавший от оперативника сухого, сжатого отчета, а никак не любовной истории, и вдруг сообразил: – Да ведь он его оправдывает! Досадует из-за того, что такой хороший, светлый парень сошелся с Темной ведьмой, – вот и ищет ему оправдание, вот и украшает свой рассказ ненужной романтикой!»

А Угорь и сам не понимал, отчего вдруг так разговорился. Ведь ехал сюда действительно всего лишь проконсультироваться, а принялся выкладывать все подряд… Дозорный даже проверил, не использовал ли добродушный деревенский маг против него какую-нибудь «энкавэдэшку», «Сократа» или еще что-то из списка заклятий, вызывающих непреодолимое желание выболтать все известное. Проверил – и сам же устыдился. Нет, никакого воздействия, просто, видимо, был участковый таким человеком, с которым хотелось поделиться наболевшим.

– Семья, – продолжал он, не прекращая свое нервное хождение по кабинету, – семья в планы Фирсовой никогда до этого не входила. Поездки, бурные романы на съемочной площадке, легкая жизнь вне съемок – с чего бы такой женщине обременять себя семейными обязательствами? Откладывала и откладывала на потом. А когда сказка кончилась, оказалось, что и претендентов вокруг не осталось, и детьми обзаводиться поздно. После инициализации появился шанс либо прибиться под крылышко могущественному магу, либо очаровать высокопоставленного человека – и некоторое время существовать безбедно и беззаботно. Но она, ставшая ведьмой не так давно, все еще оставалась слишком человеком, слишком бабой, чтобы забыть разницу между «жить» и «существовать», чтобы перестать мечтать о настоящих чувствах, настоящей семье… Как-то пафосно получилось, да? Ну, суть, думаю, вы уловили. Сергей не мог предложить ей роскошные апартаменты и заграничные шмотки, зато готов был пожертвовать ради нее чем угодно. И когда Фирсова привела свой последний аргумент – что она по возрасту ему не в жены, а в матери годится, – он ответил, что полжизни шел к ней, а вторую половину жизни хотел бы отдать за то, чтобы быть с нею. Ну, мужчины часто такое говорят, особо не задумываясь об истинном смысле. Но ей легко было прочитать, насколько он искренен, насколько готов действительно идти до конца. Собрав в одну кучу его слова, а также факты и заклинания, ставшие известными ей благодаря работе в архиве, Фирсова оформила все это во вполне осуществимый замысел и с готовым планом отправилась на поклон к Аесарону.

Денисов, как раз поднявшийся с корточек, чтобы размять затекшие конечности, с интересом посмотрел на дозорного.

– А что, Аесарон теперь главный в области?

– Берите выше – в трех сопредельных областях, – механически ответил Угорь, но тут же прекратил свой нервный бег и с удивлением поднял глаза на участкового: – Знакомы?

– Встречались, – уклончиво ответил Денисов. – Ты продолжай, продолжай.

Оперативник с сомнением покусал губы, затем хмыкнул, уселся на табуретку и, глядя куда-то в угол, вновь заговорил:

– Не знаю, какими правдами-неправдами… Ну, разве что накопала в архиве что-нибудь на Аесарона…

– Да проще все, проще! – снова перебил его хозяин кабинета, подходя к низенькому окну и выглядывая наружу. – Лет двадцать – двадцать пять назад Аесарон был большим любителем кино. А может, и чичас остается поклонником. У Темных тоже есть свои маленькие слабости. И сентиментальны они бывают – особенно старые маги. Рискну предположить, что он одобрил план бывшей актрисы Фирсовой, так?

– Так, – с запинкой подтвердил Угорь. – Но одобрения было мало – вмешательство такого уровня следует согласовать с Ночным Дозором. Конечно, наша сторона долго упорствовала, даже Инквизицию привлечь хотели. Все-таки это неслыханно, чтобы человека использовали как батарейку!

Денисов закашлялся, чем несказанно смутил Светлого мага.

– Конечно, – поправился он, – мы так или иначе используем людей – и как волонтеров, и на уровне чистой энергии. Но, во-первых, не так интенсивно, во-вторых, вы прекрасно знаете, что Светлый, занявший у обычного человека хоть немного Силы, должен будет возместить все чуть ли не в пятикратном размере. Иначе хоть развоплощайся. Я сейчас не рассматриваю вампиризм и охоту оборотней – вы же сами понимаете, что тут от нас ничего не зависит. Ну, кроме лицензий… В общем, для осуществления замысла требовалось объяснить все Сергею. То есть фактически раскрыться перед человеком. На первый аргумент ответила сама Фирсова: дескать, если обычный мужчина гробит свое здоровье, разгружая ночами вагоны или глотая в шахте угольную пыль, и все ради того, чтобы купить жене хорошую косметику и свозить ее на отдых в Крым, – это нормально, а если он осознанно готов пожертвовать несколькими годами своей жизни, то это уже является чудовищным преступлением? Второй аргумент парировал Аесарон: как раскроемся, так и запретим раскрываться ему. То есть ни с кем, кроме Иных, Сергей говорить на эту тему физически не сможет. Ночной Дозор долго обсуждал вопрос, искал прецеденты в прошлом, любую возможность наложить категорический запрет, но в результате вынужден был дать добро, выдвинув несколько требований. Для начала – установить предел омоложения, не то, увлекшись, Фирсова могла бы дойти до возраста юной девушки, превратив своего мужа в немощного старика. Далее – если вдруг она, получив от мужа необходимое, решит развестись, ее прежний возраст и соответствующий внешний облик ей вернут в принудительном порядке. К сожалению, обратно омолодить Сергея в этом случае уже не получится. И поскольку вся эта затея осуществима только до той поры, пока жив Сергей, в интересах Фирсовой самой контролировать и интенсивность процесса, и заботиться о состоянии здоровья своего супруга, его жизненных силах – их связь должна быть постоянной, не прерываясь ни на секунду. Ну и наконец, Светлые выторговали право на вмешательство уровня, соответствующего тому, который потребуется Темным для осуществления задуманного.

– Сергей, конечно же, был в восторге, когда ему поведали об энтом?

– Разумеется. Его слово было решающим. Если бы хоть кто-то усомнился в его желании, если бы заметили хоть след воздействия на его эмоции и поступки – достигнутая договоренность была бы мгновенно расторгнута, а попытка осуществить все это в обход Ночного Дозора приравнивалась бы к серьезному нарушению Договора. – Угорь потер кончик носа и усмехнулся. – Вот была ли в восторге сама Фирсова – не знаю. Теперь все ее силенки должны были уходить на поддержание связи, тонкой ниточки между ней и мужем. К ней жизненная энергия Сергея поступает по этому каналу, благодаря ему же Фирсова контролирует состояние супруга и общий баланс. Она даже бытовой магией пользоваться теперь не может, не говоря уже о каких-то других, более серьезных Темных делишках. Хоть какая-то выгода Ночному Дозору!

– И ведь пошла же на энто! – с уважением произнес Денисов, по-прежнему высматривающий что-то за окном. – Вона чего любовь-то делает!

– Любовь… – задумчиво проговорил дозорный. – Я очень много думал про это. Ну, то, что Темные умеют любить, сомнений не вызывает. Просто очень часто за их любовью стоит какой-то расчет: не столько дать, сколько получить. Эгоизм в чистом виде. Сложись ситуация наоборот, пожертвовала бы Фирсова десятью-пятнадцатью годами своей жизни, чтобы быть с Сергеем? Не думаю. Наоборот, предполагаю, что, не будь этого обстоятельства, она вообще не связала бы свою жизнь с обычным смертным. Зачем? Зато сейчас и выглядит она, как выглядела в конце пятидесятых, и ребенка родить может. Неплохая выгода, да? С другой стороны, она так отчаянно кинулась защищать мужа, прикрывать его собой…

– А вот про энто ты мне подробнее расскажи, – обернулся от окна Федор Кузьмич, присел на подоконник. – Я уж и сам докумекал, что у вас случилось, но ведь могу и ошибаться, верно?

– Да неразбериха у нас случилась! – с досадой махнул рукой Евгений Юрьевич. – В области никак не предполагали, что они в нашем районе окажутся, поэтому и не оповестили меня. Окулист этот – он, кстати, сейчас лет на сорок выглядит вместо двадцати пяти, так что документы у него теперь на другое имя, а вот профессия прежняя, – так вот, он в сопровождении жены летал на научную конференцию в Академгородок под Новосибирском. Обратно тоже самолетом должны были, но на конференции Сергей встретил знакомого, который предложил вернуться вместе, на его машине. По дороге решили заночевать в нашем городке, остановились в гостинице. Сами знаете, достопримечательностей у нас никаких нет, поэтому супруги решили просто прогуляться по улочкам – Фирсова же в глубинке родилась и выросла, вот и захотелось ей провинциальный антураж вспомнить. А тут я… Да все одно к одному! Она бы лучше не шипела, а печать предъявила, когда я потребовал выйти из Сумрака! Говорит, испугалась, не сориентировалась. Утверждает, кстати, что не за себя, а за мужа испугалась – из реального-то мира она его состояние контролировать не может. Ну а когда я уже «фризом» ее шарахнул – явились эти…

– Дневной Дозор?

– Ну да. Правы вы были, Федор Кузьмич, когда предупреждали, что и они в районе отделение создадут, в противовес нашему. Я с ними буквально за три дня до этого официально познакомился, и вот на тебе, вляпался… Скрутили они меня живенько – трое-то на одного! Предъявили обвинение в нападении на законопослушную Темную. Да будь дело в одной только ведьме – шут бы с ним! Но я же, получается, подверг опасности жизнь обычного человека, который с ведьмой в непосредственной связи был в момент моей атаки. В общем, схлопотал я по полной программе.

– Суд был?

– Ну, суд – не суд, но разбирательство было серьезное.

– Ты оттуда столько подробностей из их жизни знаешь?

– Ну да. Я же, как только обвинение выдвинули, сразу заподозрил провокацию. – Угорь снова заволновался, вскочил с табуретки, замахал руками. – С чего бы такой оригинальной семейной паре вдруг останавливаться в нашем городе? Да не просто переночевать в гостинице, а оказаться именно в том магазине, именно в том отделе, где я каждый день бываю, и именно в то время, когда я обычно кушаю свой вечерний пирожок! Ведь прямо напротив меня в очереди стояли, да еще и друг за другом, словно посторонние! И так далее – почему ведьма не почувствовала Иного, хотя была в Сумраке, почему так нарочито проигнорировала мои требования, почему Дневной Дозор оказался тут как тут, будто в засаде сидел?

– Действительно, похоже на подставу, – согласился Денисов.

– Вот поэтому наша сторона и потребовала снятия информационной кальки с их сознаний – для анализа.

– И позволили?

– Если бы наотрез отказались – никакого разбирательства бы не было. Но они согласились, – уныло констатировал оперативник. – Поломались, конечно, для порядка. Протесты, все такое… Но уж больно требования их были серьезны в отношении меня.

– Требовали снять с руководства?

– Снять – это само собой. Развоплотить мечтали.

– Да ладно?!

– А вы как думали, Федор Кузьмич? Несу угрозу и людям, и Иным. Превышаю полномочия, готов уничтожать невинных граждан без суда и следствия – файербол-то у меня действительно был уже заряжен. Просто маньяк какой-то, а не дозорный! Калька меня несколько реабилитировала: во-первых, они – с их-то особым случаем! – просто обязаны были зарегистрироваться у меня во избежание как раз таких инцидентов, но даже не подумали этого сделать. Во-вторых, память ведьмы прекрасно зафиксировала то, что я дважды потребовал покинуть Сумрак, прежде чем нанес удар. Все по инструкции, и уже не сошлешься на то, что не слышала, не разобрала, не успела. Кстати, у Фирсовой-то претензий ко мне и не было, это Дневной Дозор настаивал.

Денисов помолчал, обдумывая услышанное. Угорь, поняв, что сейчас лучше не мешать участковому, отошел проверить на всякий случай спящего Викентия: тот, как любой порядочный личный шофер, умело использовал для сна каждую свободную минуту, его даже не пришлось «уговаривать» специальными средствами.

– Чего же они добились? – наконец прервал молчание Денисов.