– Иван Перелетный, комендант. – Иван подозрительно уставился на девушку. – Извиненья просим… а вы никак гермафродит?

– Нет, я девушка, – чуть-чуть смутившись, ответила Мария-Пьер. – Дело в том, что нас родилось двое. Я и Пьер-Мария – мой брат-близнец. Чтобы мы больше любили друг друга, нам дали двойные имена.

– Умно, – кивнул Иван. – А где же Пьер-Мария?

– Служит, – коротко ответила девушка.

– А за кого он служит, за Демократию или за Империю? – насторожился Иван.

– Он в пограничной страже, – пояснила девушка. – Они с Чужими воюют, они в политику не вмешиваются.

Понимающе кивнув, Иван подошел к следующему и последнему гражданину Сидонии.

– Антуан-Мария-Пьер Сохатый, – смущенно протянул ему ладошку мальчик лет восьми. – Я нигде не работаю, я учусь.

– Иван Перелетный, комендант, – поздоровался с ребенком Иван. – Учиться – это хорошо, это правильно. Только хорошо учись, нам в Демократии дураки и лодыри не нужны!

Потрепав смущенного мальчика по голове, Иван поднял руку и бодро принялся считать:

– Профессор с семейкой – это раз, два, три, четыре. Пьера-Марию считать не станем, ибо отсутствует. Археолог и старший хранитель – еще двое. Будет шесть. Тягомотин, братан, это семь. Гражданин компьютерщик – восемь. Киборг и аристократ – девять и десять. Так. Чего-то не сходится, граждане! По документам – одиннадцать человек!

– Одиннадцать граждан, извините, – робко поправил его старший хранитель. – Еще уважаемый Керш, лингвист…

– И где же этот Керш? – скептически спросил Иван.

– За вашей спиной, уважаемый, – сказал кто-то тихо и властно.

Опустив руку на кобуру, Иван Перелетный обернулся. За его спиной, в открытой двери, стояло покрытое хитином существо – ростом под потолок, с двумя руками, с двумя ногами и двумя головами. На каждой голове имелось по два глаза, два уха и одному клюву.

– Подкрадываемся? – нехорошо улыбнулся Иван. – Значит, гражданин Чужой, лингвистом работаем? А что ваша Билиатская Империя с Демократией воюет – знаем?

– Знаем, – прогудела левая голова, посверкивая фасеточными глазами. – Но семь лет назад мы приняли гражданство Сидонии. Сидония ни с кем не воюет. Сидония – город-музей, единственный в галактике.

– Положеньице, – задумчиво сказал Иван. – Значит, ты мирный билиат?

– Мирный, – согласился лингвист.

– А правая голова чего молчит?

– Она думает. – Левая голова повернулась к правой и тихонько дунула той в ухо. Правая поморщилась и сказала:

– Мы – мирный билиат. Не надо ждать от нас беды.

Иван вздохнул и протянул Чужому руку.

– Керш, – с достоинством протянул Чужой обоими ртами сразу. – Лингвист, специалист по языкам живым и мертвым.

– Иван Перелетный, комендант, – с сомнением глядя на Чужого, представился Иван. – Что ж, граждане хорошие, познакомились – вот и хорошо. А не покормите ли вы боевого сержанта и его верного хвостатого друга? С делами мы до утра обождем, верно?

* * *

Ранним марсианским утром, едва лишь взошло далекое солнышко, Иван Перелетный проснулся, за десять секунд заправил койку, за две минуты – оправился и почистил зубы, после чего отряхнул щеточкой примявшуюся за ночь форму, посадил на плечо сонного Мстислава и вышел из отведенной ему комнаты.

В коридоре на стульчике дремал старший хранитель Петер Мяэтэ. При появлении коменданта он вскочил, рассыпая бумаги из толстой папки.

– Оставьте ваши аристократические замашки, гражданин Мяэтэ! – укорил его Иван. – Ну что же вы вскакивать надумали, будто у нас не Демократия! Собирайте свои листочки и двинемся территорию обходить…

Осмотр территории по предложению старшего хранителя начали с зала номер один. Иван одобрил такой четкий подход и бодро двинулся от строения к строению, старший хранитель семенил следом.

– В первом зале у нас – история космических полетов Земли в двадцатом веке, ранний период освоения космоса, так называемая советско-американская эпоха, – тараторил Мяэтэ. – Начиная от копии первого спутника…

– Почему копия? – удивился Иван. – Не могли найти оригинал?

– Он сгорел… – потупился старший хранитель.

– Непорядок. – Иван покачал головой. – Когда сгорел?

– Вскоре после запуска, в двадцатом веке… У нас хорошая копия!

– Сгорел… – Иван сделал себе пометку в стареньком органайзере. – Я проверю, когда он там сгорел… У нас, на «Неуверенном», тоже как-то каптенармус написал, что десять бутылей красного вина сгорели… Так, что там еще?

– Космические корабли: «Восток», «Восход», «Джемини», «Меркурий», «Союз», «Аполлон»…

Иван иронически уточнил:

– Тоже копии?

– Большей частью… – признался старший хранитель. – Тогда плохо строили… да вы посмотрите сами!

Почти полчаса Иван бродил по первому залу, оглядывая макеты, улыбаясь, заглядывая внутрь космических кораблей, качал головой. Потом спросил:

– А что тут настоящее?

– Вот эти зонды, они совершенно антикварные! – засуетился старичок. – Вот лунные зонды, вот марсианские… Вот «Луноход»-2.

– Где первый? – небрежно бросил Иван. И ехидно улыбнулся: – Неужели сгорел?

– В частной коллекции какого-то аристократа, – признался Мяэтэ.

– Аристократов у нас больше нет, – сказал как отрезал Иван. – «Луноход»… первый… разобраться… Нехорошо, гражданин старший хранитель, что мы вторым довольствуемся. Верно?

– Верно! – Глаза старшего хранителя заблестели. Старая космическая техника явно была его коньком. – А еще скафандр первого космонавта Земли в частной коллекции…

– Будет здесь, – жестко сказал Иван. – Не сомневайтесь, гражданин. Демократия не позволит разбазарить славные страницы своей истории. А это что за челнок?

– А это и впрямь челнок, – обрадовался Мяэтэ. – Копия одного из первых челноков, «Челленджера»!

– Почему копия? – мимолетно осведомился Иван.

Мяэтэ молчал.

– Так, понятненько. – Комендант усмехнулся. – Сгорел? А этот челнок – тоже копия? Как он там называется… «Колумбия»… Копия? А оригинал – что?

У старшего хранителя задрожали губы.

– Ладно, гражданин, – мягко сказал Иван. – Кто старое помянет… Но при мне экспонаты гореть не будут. Ясно?

Старший хранитель закивал.

– Пойдем дальше, – распорядился Иван, оглядывая зал. – Сгорел… ха… – Уже у самой двери он остановился, ткнул рукой в какой-то здоровенный аппарат и резко спросил: – Это что у нас такое?

Старший хранитель обернулся и позеленел.

– Космическая станция «Мир». – Иван покивал головой. – Спрашивать, где оригинал, не стану… Эх, гражданин музейный работник… если бы в космофлоте так относились к имуществу – давно бы нас Чужие завоевали…

Во втором и третьем залах Иван Перелетный немного отошел душой. Здесь были собраны корабли двадцать первого и двадцать второго веков и настоящих встречалось куда больше, чем макетов. Некоторые теоретически даже были «на ходу» – заправляй реактор и можно лететь. Перед четвертым залом Иван предложил перекусить. Мяэтэ с готовностью достал сверток с бутербродами и предложил их коменданту. Иван вежливо отказался и позавтракал тубой питательной пасты.

– Экскурсии-то часто бывают? – поинтересовался он.

– Угу… – торопливо прожевывая бутерброд, ответил Мяэтэ. – То есть – нет. Раньше часто, каждый день прилетали туристы. А как революция началась – третий год сидим в одиночестве. Иногда завернет кто случайно…

– Бандитов не было? – небрежно спросил Иван. – Места-то неспокойные, пояс астероидов рядом, луны юпитерианские…

– Нет… нет, ничего… – пряча глаза, ответил старший хранитель. – Как-то выкручиваемся…

– Ну-ну, – скармливая Мстиславу кусочек пасты, сказал комендант. – Это хорошо, что выкручиваетесь. А то завелась тут в окрестностях банда барона Трэша. Корабли одиночные грабят, на караваны нападают, на Церере орбитальный лифт взорвали, паскудники… И что самое обидное – добыли где-то старую аннигиляционную пушку с зарядами антиматерии. Против такой только линкор и устоит! А у Демократии – все линкоры наперечет. Если честно говорить, то всего-то один и остался…

Старший хранитель молчал.

– Пойдемте дальше? – ласково сказал Иван. – Зал четвертый и пятый, да? Шланагаси позовем в помощь?

Мяэтэ энергично закивал.

Залы с четвертого по восьмой включительно были посвящены истории космической техники Чужих. Иван с удовольствием разглядывал деревянные космолеты Ушельцев (мимоходом заметив Мяэтэ – «деревянные – а не горят!»), кусочки живых кораблей Тхарту в огромных стеклянных резервуарах (кусочки шевелились, плавали и даже пытались отращивать маленькие сопла), кристаллические корабли Билиатов (по большей части одноместные, представители этой расы никогда не страдали от одиночества). Много было экспонатов уникальных, изысканных, а то и просто затейливых. Шланагаси, выпустив колесное шасси, раскатывал между кораблей и просто сыпал пояснениями – он обожал технику Чужих. Глаза его горели от восторга.

После обеда Иван присоединил к экскурсии еще и Мебиуса с Марией-Пьер. Мебиус с энтузиазмом рассказывал о роботах и электронных системах, собранных в девятом зале, Мария-Пьер – о живых организмах, занимавших залы десятый и одиннадцатый. Похоже, девушке было труднее всего – все организмы чувствовали себя прекрасно, хотели есть, двигаться и размножаться. Со слезами на глазах Мария-Пьер говорила о тех инопланетных созданиях, которые не выдержали неволи – или, напротив, стали слишком уж активны и были усыплены. Молчаливый Тягомотин то косил траву возле одиннадцатого зала и непрерывно носил ее в вольер с арктурианскими хвостоносиками, то бегал по лужкам с сачком, отлавливая бабочек для пучеглаза уранийского. Маленький Антуан-Мария-Пьер тоже не бездельничал – собирал на болотце лягушек для пустотных фантазмиков.

– Беспокойное хозяйство, – признал Иван. – Диву даюсь, как тут у вас все ладно и складно устроено, граждане хорошие!

Граждане нервничали и прятали глаза.

В двенадцатом зале к экскурсии присоединился и сам профессор Сохатый. Похоже, зал планетарных пейзажей был у него самым любимым. Устроившись в кресле диспетчера, он воссоздавал вокруг восхищенного коменданта то пыльные степи Андрутании, то скалистые склоны Кольнийского вывертня – уникальной планеты, имеющей форму зазубренного треугольника.

Уже под вечер все вошли в тринадцатый зал – собрание артефактов неизвестной природы. Там, низко склонившись над лабораторным столом, корпел над расшифровкой текста, высеченного на маленьком металлическом кубике, билиат Керш.

Иван походил между стеклянными и пластиковыми стеллажами, поцокал языком, а выходя, небрежно бросил Кершу:

– Видал я такие штучки. Есть в шестом секторе цивилизация роботов, так они своих покойников переплавляют в кубики и на каждом пишут: «Из металла ты вышел, в металл и вернулся».

Керш задумчиво посмотрел на Ивана правой головой. Кивнул и сказал:

– Благодарю. Теперь я смогу расшифровать надписи и на других артефактах этой цивилизации.

Снаружи уже совсем стемнело. Профессор Сохатый, нервно потирая руки, предложил:

– А не закончить ли нам осмотр экспонатов завтра? Франсуаза уже дважды разогревала ужин, у меня есть бутылочка хорошего старого хереса…

– Вначале – дела, гражданин профессор! – наотрез отказался Иван. – Давайте-ка осмотрим последние два зала. Если не ошибаюсь – залы вооружений?

В ледяном молчании они проследовали в четырнадцатый зал. Несмотря на позднее время, герцог Джон Смит был там – смазывал портативный гранатомет. При виде Ивана он так растерялся, что уронил оружие и вынужден был долго искать его по всему полу.

– Как замечательно! – восторгался Иван, прогуливаясь между экспонатов. – А это и в самом деле талацкий ухуак? И в боевом состоянии? Надо же… Скажите, Джон… можно вас по-простому, без ваших светлостей и милостей?.. скажите, Джон, зарядная камера билиатского тушкера нарочно повреждена? Я так и думал…

Через полчаса, закончив восхищаться «лучшей в Галактике коллекцией ручного оружия и боевых скафандров», Иван вместе со своим печальным эскортом двинулся в последний зал – тяжелого вооружения. Увидев где-то у входа торпедный аппарат типа «Клюв», он с восторгом обнял его, будто боевого товарища, и долго рассказывал о годах службы.

Музейные работники терпеливо ждали.

– Да чего это я вас баснями пичкаю? – вдруг прервался Иван. – Еда стынет, а солдат без пайка – как пушка без заряда! Идемте…

Вздох облегчения пронесся по залу номер пятнадцать. Джон Смит утер пот со лба.

– Кстати… – уже в дверях остановился Иван. – Читал я, профессор, что у вас даже старая аннигиляционная пушка есть! Не покажете ли раритет?

Мелкими шажками профессор двинулся в центр зала. Там, на исцарапанном стальном полу, высился огромный макет аннигиляционной пушки, какими некогда вооружали орбитальные базы. Макет был очень тщательно сделан из картона и раскрашен яркими латексными красками.

– Красота! – восхитился Иван. – Только почему же она ненастоящая? Как сейчас помню, профессор… вы писали: «Настоящая аннигиляционная пушка с зарядным реактором и прицельным компьютером, в рабочем состоянии…» А? Профессор? Нет-нет, я понял… она сгорела! Верно, гражданин Мяэтэ? У вас очень плохо с пожарной безопасностью!

Старший хранитель закатил глаза и осел на пол.

А Иван Перелетный уже выхватил из кобуры огромный плазменный «Маузер» и, потрясая старым, но грозным оружием, надвигался на музейных работников.

– Что, контра недобитая, выкормыши имперские, подстилка аристократическая! – вопил он. – Продали барону Трэшу аннигиляционную пушку – и в ус не дуете? Древности-херевности, экспонаты-хренаты! Всех вас в расход пущу именем Новой Демократии! И ничего мне не будет, я на арктурианском фронте контуженный, за власть демоса кровь проливший!

Неизвестно, чем закончилась бы эта ужасная сцена – ибо Иван Перелетный, хоть и имел доброе демократическое сердце, но пособников бандитов никак не уважал. Но тут прижавшийся к профессору малыш Антуан-Мария-Пьер пролепетал:

– Папочка, он тоже будет в нас стрелять и мучить моих зверюшек?

Услышав слова невинного ребенка, Иван сразу же замолчал, спрятал «Маузер», поигрывая желваками. И рявкнул:

– А ну рассказывай, профессор… хренов… Как дело было?

– Видите ли, госпо… гражданин Перелетный, – прижимая руки к груди, пробормотал профессор. – Они приземлились полгода назад… вошли в купол… их было больше сотни… страшно, да, знаете, очень страшно! Люди, Чужие, киборги, роботы… Издевались над нами… грозились обесчестить жену и дочь… Мебиуса отключили от сети… гражданина Керша заставили целоваться самого с собой, а это ведь ужасное оскорбление для билиатов… Антуана-Марию-Пьера ударили, убили его любимого кролика… потом заявили, что разобьют все музейные экспонаты…

– Ну, картина мне в целом ясная, – сказал Иван Перелетный, – даром что противная. Бандиты – они и на Марсе бандиты. И вы струсили? Отдали им пушку?

– Они бы и сами ее забрали… – прошептал профессор.

– Мы очень не хотели этого делать, – тихо сказала Мария-Пьер.

– Братан, растерялись мы… – пробасил Тягомотин.

– Это омерзительные создания без малейших представлений о совести и морали! – отчеканила левая голова Керша. Правая голова молчала и кусала губы.

– Я крайне неодобрительно отношусь к нынешнему режиму, – процедил сквозь зубы Джон Смит. – Но с такими, как Трэш, мне не по пути.

Иван Перелетный взмахнул руками:

– Хорошо говорите! Правильно говорите! Так что же, граждане музейные работники, слова у вас с делом расходятся? Или у вас оружия мало? Встретили бы врага огнем, умерли бы достойно, как подобает!

Музейные работники потупились. Только малыш Антуан-Мария-Пьер засопел носом и сказал: