К этому интересно добавить, что данной фамилии мы обязаны появлению всемирно известного русского блюда бефстроганов, которое, строго говоря, должно произноситься как «бёфстроганов», поскольку вошло в нашу речь сразу же в своём французском звучании и означает «говядину по-строгановски».

Граф Александр Григорьевич Строганов принимал участие в Отечественной войне 1812 года, брал Париж, дослужился до звания генерала от артиллерии, занимал должность управляющего министерством финансов Российской империи, а впоследствии был назначен генерал-губернатором Новороссии и Бессарабии^[601] (сейчас это, соответственно, южные области Украины и Крым, а также часть Молдавии^[602]). Главным городом этого края была Одесса. Как и многие богатые люди тех времён, Александр Григорьевич держал так называемый «открытый стол», то есть ежедневно велел накрывать в своём доме стол, за которым совершенно бесплатно мог, как тогда говорили, откушать любой образованный и прилично одетый человек. Блюда для таких угощений готовились, как вы понимаете, в значительных количествах, и вот повару генерал-губернатора французу Андре Дюпону приходит как-то на ум мысль совместить русскую кухню (нарезанную мелкими квадратиками и обжаренную говядину) с французской (горячим сметанным соусом). Только в отличие от французской кулинарной традиции, в соответствии с которой соус подаётся к основному блюду отдельно, Дюпон обе составляющие решил перемешать. Получилось вкусно, просто в приготовлении и удобно для раскладывания по многочисленным порциям. Впервые рецепт этого блюда был опубликован в России в 1871 году^[603] знаменитой издательницей кулинарной литературы Еленой Молоховец^[604]. После Второй мировой войны бефстроганов разошёлся по всему миру и сегодня прочно ассоциируется с русской кухней. А вот у нас в стране мало кто знает историю его появления, да и вообще иногда произносят это слово неправильно: помню, как в моём детстве продавщица мясных полуфабрикатов кричала, завлекая покупателей: «Котлеты, шашлыки, бифстроганы-ы-ы!»

Вот во владения таких влиятельных людей и бежит Ермак. Можно представить себе недовольство и обеспокоенность Максима Строганова^[605], внука Аники: кто ж обрадуется, когда к тебе нежданно-негаданно нагрянет «шайка»^[606] из несколько тысяч^[607] бородатых громил^[608]? Внешне, однако, он принимает их дружелюбно и даже даёт возможность пожить некоторое время на своих землях. Правда, надолго связываться с такой сомнительной компанией он явно не желает, и когда Ермак со своими сообщниками высказывает намерение двинуться за Урал и пограбить там, Максим снабжает их всех хлебом и летом 1578 года^[609] спроваживает на восток (но проводника не даёт).

В результате казаки идут почти наощупь и уже через месяц с правильного пути сбиваются, причём долго своей ошибки не замечают. Вскоре наступают заморозки, потом холода, выпадает снег, и Ермаку становится ясно, что без зимовки дальше идти невозможно. Здесь на Среднем Урале, на левом притоке Камы реке Сы́льве^[610] он велит возвести острог – небольшой укреплённый городок, обнесённый высокой стеной, построенной из брёвен с заострёнными вверху концами (отсюда и название). Защитившись от возможных нападений местных жителей, казаки сами совершают на них несколько набегов и берут богатую добычу^[611]. В остроге Ермак возводит церковь, в которой служат находящиеся среди разбойников священники (их трое), а также один беглый монах^[612]. Атаман резко ужесточает дисциплину: за неповиновение начальству, попытку побега и прочие провинности устанавливаются строгие наказания, вплоть до смертной казни. На приговорённых к ней – а таковых оказывается в общей сложности более двадцати человек – одевают мешок, набитый камнями и песком, и бросают в воду. Менее суровая кара заключается в том, что человеку в одежду насыпают песок и сажают на некоторое время в реку – а ведь климат на Урале нетёплый. Весной 1579 года Ермак отправляется в обратный путь. С ним на земли Строгановых возвращаются пять тысяч человек^[613], то есть на тысячу меньше. Это показывает, насколько тяжело далась казакам данная зимовка – даже если принять во внимание то, что некоторое их количество осталось во вновь построенном остроге.

Убедившись в хорошей возможности практически безнаказанного грабежа за Уралом, Ермак по возвращении требует от Строганова новой помощи. Тот было начинает упираться – ведь это недёшево, – но казаки прямо заявляют, что тогда просто прибьют его, разграбят его дом, поделят имущество^[614] и всё равно возьмут своё. Такая перспектива Максима, естественно, не радует, и он идёт с разбойниками на сделку. В соответствии с ней Ермак получает три пушки, каждому невооружённому казаку выдаётся ружьё, всем выделяется необходимое количество пороха, свинца для отливки пуль, а также ржаная мука, крупа, соль, сухари, коровье масло и по половине солёной свиной туши. Кроме этого, казачье войско получает по одному знамени с изображениями святых на каждые сто человек и даже музыкальные инструменты (барабаны, трубы и т. д.) – так сказать, для поднятия боевого духа. За это Ермак даёт письменное обязательство возместить Строганову все расходы за счёт награбленного в Сибири добра, да ещё при удачном исходе дела и приплатить «бонус» (это, правда, было обещано устно). В результате припасов оказывается так много, что гружёные ими суда начинают чуть ли не уходить под воду, так что приходится осуществить их срочную разгрузку и часть вещей с продовольствием оставить.

И вот, наконец, 12 (или 13) июня 1579 года^[615] пятитысячный «диверсионный отряд»^[616] Ермака отправляется в свою вторую экспедицию. Едва ли он предполагает, что в результате неё разгромит целое государство, заслужит прощение самого царя, да и вообще войдёт в историю. Задача ставится намного скромнее – грабёж^[617]. О Сибирском ханстве он, естественно, знает – ну, так тем хуже для Кучума: пусть его подданные раскошеливаются. Как русские да иностранцы на Волге. Что же касается Максима Строганова, то он, я думаю, и вовсе вздыхает с облегчением: как говорит хорошая русская поговорка, «баба с возу – кобыле легче». Глядишь, эти оторвы в Сибири сгинут, а деньги – дело наживное.

Ермак разбивает свои силы на отряды по сто человек, ставит над каждым командира и вводит сверху донизу строгую подчинённость. Дисциплина устанавливается железная: жёстко караются неповиновение и прочие преступления, кроме одного – грабежа (он-то как раз приветствуется^[618]). Отряд устремляется за Урал, однако, несмотря на имеющихся на этот раз проводников, быстро выясняется, что выбранные реки слишком мелководны. Вновь начинается блуждание, и в результате снова происходит зимовка. Из построенного с нуля острога казаки опять осуществляют набеги на местных жителей – вогулов/манси и обирают их в самом прямом смысле этого слова до нитки^[619]. Нет нужды говорить, что слухи об этих бесчинствах распространяются широко, и коренное население начинает готовиться к вооружённому отпору.

Весной атаман проводит смотр своему воинству и выясняет, что у него осталось 1.636 человек^[620]. Всего! Часть умерла от тяжёлых условий зимы, часть была убита во время грабительских набегов, а часть – несмотря на строгие дисциплинарные меры – попросту разбрелась-разбежалась. Тем не менее, 1 мая 1580 года он на вновь построенных кораблях-стругах продолжает свой путь.

Вскоре происходит первое более или менее серьёзное столкновение с местными жителями. В попытке остановить незваных гостей они дважды обстреливают с берега суда казаков из луков, но это не производит никакого эффекта. Более того, в ответ даётся залп из огнестрельного оружия, и никогда не слышавшие его грохота сибирцы разбегаются. В отместку за попытку сопротивления Ермак приказывает сначала разорить их селение, а потом сжечь его дотла. Сходной участи подвергаются и остальные поселения на пути казаков, а 1 августа они практически без боя берут Чимги (будущую Тюмень^[621]). Это уже серьёзный населённый пункт, и стоит он практически на границе Сибирского ханства. Здесь атаман решает остановиться на очередную зимовку^[622].

Известия о быстром приближении неприятеля доходят до Кучума довольно быстро. Ничего хорошего от этого он не ждёт. Ещё несколько лет назад в его государстве стали наблюдаться странные явления. То в воздухе неведомо откуда начинал разноситься колокольный звон, то вода в Иртыше становилась кроваво-красной, а стоящий у его берегов утёс выбрасывал золотые и серебряные искры, то с неба до земли простирались огненные столбы^[623]. Шаманы считали это плохими предзнаменованиями. А с некоторого времени на песчаном острове при слиянии Тобола с Иртышом стали в полдень появляться два зверя. Один, приходивший со стороны Иртыша, был белым волком. Другой, чёрный, появлявшийся от Тобола, был похож на небольшую охотничью собаку. Каждый раз они схватывались друг с другом, собака неизменно побеждала, а потом оба исчезали в воде. Кучум потребовал от шаманов разъяснений, и те сказали ему, что волк – это он сам, а собака – русский воин, который вскоре появится в его государстве и лишит его власти. Хан настолько разгневался, что велел разорвать прорицателей лошадьми, но пророчество стало широко известно^[624].

А казаки тем временем подбираются к владениям Кучума уже вплотную. В одном из пограничных городков они захватывают ханского сборщика дани и приводят к Ермаку. Тот обходится с пленником ласково, оказывает ему знаки внимания, расспрашивает о здоровье хана, говорит, что хочет посетить его как друг, но напоследок приказывает произвести залп из пяти ружей^[625]. Кучумовский чиновник, никогда прежде не видавший и не слыхавший такого, оказывается потрясённым до глубины души. А атаман, довольный произведённым эффектом, приказывает отпустить его с миром – и с подарками – к своему государю в уже известный вам город Искер/Сибирь.

Через некоторое время татарин предстаёт перед глазами Кучума – в русском одеянии! – и рассказывает ему о стрельбе пришельцев из луков, «что огонь из них пышет»^[626], а также об их миролюбии. Тот верит в добрые намерения казаков с трудом: наслышан о творимом ими беспределе. И тотчас велит собирать силы для отпора Ермаку, который 9 мая 1581 года^[627], приняв все необходимые меры предосторожности, начинает движение уже непосредственно в глубь Сибирского ханства. Его отряд идёт вниз по Туре́, впадающей в Тобол.

В устье Туры происходит очередное вооружённое столкновение с сибирцами. Ермаку противостоят сразу шесть татарских мурз. Бой продолжается несколько дней и заканчивается полной победой русских, побивших множество неприятелей и взявших столько добычи, что не могут всю её разместить на своих кораблях, так что часть приходится закопать. Но и казакам сражение даётся нелегко: в их рядах остаётся 1.060 человек^[628]. Тем не менее, они достигают главного: прорываются в Тобол.

Тут их ждёт очередной оборонительный рубеж. Поперёк самого узкого места реки татары протягивают железную цепь, а на высоком правом берегу располагают большой отряд. Ермак появляется здесь 29 июня^[629]. Его корабли упираются в заграждение, сверху начинают сыпаться стрелы. Бой идёт три дня. Его судьбу решает военная хитрость. Видя, что людей у него намного меньше, чем у неприятеля, Ермак приказывает натянуть на вязанки хвороста казацкое платье, разместить их вдоль бортов, а высвободившуюся таким образом часть своих сил скрытно высаживает на берег в тыл неприятелю. Татары, подвергнувшиеся неожиданному удару сзади, видят к тому же на вражеских кораблях множество «людей», решают, что их хотят окружить, и бросаются врассыпную. А довольные собой казаки продолжают своё неумолимое движение вперёд. Их силы, подорванные упорными боями, тают, делается недельный привал, но после своеобразного военного совета большинством голосов принимается решение поход всё же продолжить.

Примерно в это же время в руки к русским попадает один из многочисленных слуг Кучума. Он оказывается для Ермака просто информационным сокровищем. Атаман получает ценнейшие и подробные сведения об укреплениях Сибири^[630], о силе и вооружении ханского войска и – самое главное – о его боевом духе (который к тому времени сильно упал). Услышанное всех сильно порадовало: Кучум хоть и велел обнести город рвом и сделать завалы по лесным дорогам, но сильное беспокойство и неуверенность в столице от этих мер не убавились.

8 июля 1581 года Ермак возобновляет движение к сердцу Сибирского ханства. Кучум направляет ему навстречу своего племянника Мухаммед-Кул-Маметкула^[631] во главе многочисленного войска. Бой в этот раз разворачивается на берегу, недалеко от впадения в Тобол реки Та́вды, около местечка под названием Баба́ Хасан^[632], длится с 16 по 21 июля и оказывается самым крупным и кровавым. Пушки и ружья в который уже раз доказывают своё преимущество перед луками и стрелами, и, несмотря на своё большое численное преимущество, сибирцы терпят очередное поражение. «Татарская кровь лилась в некоторых местах рекой, – пишет Миллер, – и путь был настолько загромождён трупами, что это мешало самим же татарам пробиваться вперёд на лошадях»^[633].

26 июля казаки после некоторой заминки прорывают очередной оборонительный кордон и 1 августа нападают на городок Карачи́н. Назывался он так, поскольку в нём жил карача́ или, точнее, карачи́-бек – близкий советник Кучума^[634], игравший при нём роль своеобразного первого министра (нечто вроде визиря при турецком султане)^[635]. Городок этот был довольно богат, но против казаков совершенно беззащитен, в связи с чем участь его оказывается незавидной. Следуя своей обычной практике, Ермак грабит его подчистую, взяв много серебра, золота, драгоценных камней, а также хлеба, скота и мёда^[636]. Здесь он стоит сорок дней, но Кучум его не беспокоит и ограничивается лишь возведением новых оборонительных кордонов.

А зря. Потому что, отдохнув и собравшись с силами, атаман вновь направляется к Сибири. Беспрестанные победы сильно поднимают его настроение, богатая добыча подстёгивает азарт, и взятие ханской столицы уже не кажется ему недостижимой затеей, хотя в отряде остаётся всего 545 человек^[637], и немало казаков его оптимизма совсем не разделяют. Разграбив очередной городок, Ермак собирает ночью на берегу новый военный совет. Многие высказываются за возвращение в Россию, подчёркивая, что их становится всё меньше, а неприятель свои потери, наоборот, возмещает довольно легко. Дело дошло до того, что на каждого русского стало в бою приходиться по 10–20 татар^[638]. Кроме того, приближается осень, а с ней и беспощадные сибирские морозы, так что первое же поражение грозит катастрофой всему походу. Но Ермак непреклонен. У нас пушки и ружья, говорит он, сибирцы надломлены постоянными неудачами, осень и холода, с другой стороны, означают, что отступать придётся в тяжёлых условиях, да и воспрянувший духом неприятель будет преследовать по пятам. Это, кстати, может привести к тому, что значительную часть награбленной добычи придётся оставить, и тогда позора по ту сторону Урала не оберёшься. Если же удастся взять столицу Сибирского ханства, то зимовка пройдёт в тепле и вообще в комфортных условиях, да и добра у местных жителей отобрать можно будет немеряно. И вообще: лучше убивать иностранцев-иноверцев, чем своих, христиан^[639]. Ведь в случае бесславного возвращения на родину казакам вновь придётся приниматься за старое, поскольку ничего другого они делать не умеют, и правительство их в конце концов так или иначе всех перебьёт, перехватает да пересажает, а кого-то и казнит. Так что здесь погибнем со славой, а там просто так. Но ведь можно и победить…

Аргументы атамана перевешивают. Единогласно^[640] решается идти вперёд. 1 октября происходит столкновение уже непосредственно с Кучумом. Бой происходит у мыса Чуа́ш, в двух километрах выше места впадения Тобола в Иртыш, и заканчивается вничью. Хан отступает к своей столице, а казаки – к разграбленному ими городку. Есть там, понятное дело, практически нечего, и у Ермака выбора не остаётся – очередная схватка с неприятелем.

Решающее сражение – кровавое, но быстротекущее – разворачивается 23 октября примерно на том же месте. Кучум подтягивает почти всё, что у него есть, даже невесть откуда взявшиеся три пушки, которые он устанавливает на высоком холме. Количественно его армия превосходит вражескую чуть ли не в двадцать раз^[641], но вот качественно, пожалуй, во столько же раз уступает: например, стрелять толком из тех же пушек у него никто не умеет. Бой идёт и на высотах, и непосредственно у воды, «кучумля́не»^[642] первыми выдвигаются на боевые позиции, однако атаку проводят казаки. Они дают ружейный залп, бросаются с криками «С нами бог»^[643] вперёд, и начинается кровопролитная свалка. Первыми дают слабину остяки/ханты^[644]. Их князья срываются в беспорядочное отступление, а за ними устремляются и основные ханские силы. Вскоре всё кончено. Кучум спасается бегством. Оборонять свою столицу он совершенно обоснованно считает бессмысленным.

Реконструкция столицы Сибирского ханства (ныне – Кучумово городище^[645])

Искер/Сибирь или, как его ещё называло местное население, Кашлык, то есть «зимний», появился ещё до монгольского нашествия. К моменту описываемых событий он представлял собой небольшое поселение с новой мечетью^[646], построенное из дерева либо, по бухарскому обычаю, из необожжённых кирпичей и по форме напоминающее своеобразный круг чуть больше ста метров в диаметре^[647]. Оно располагалось на высоком правом берегу Иртыша^[648]