Вот сейчас они взорвут корабль, и всё кончится. Не будет ни блестящей карьеры, ни роскошного дома на Дивесе, ни весёлых застолий в кругу достойных и уважаемых людей, ни юных обольстительниц, покоренных щедрым и героическим капитаном. Будет смерть! Верону охватила паника. До конца боя он не мог сказать ни слова, лишь наблюдал вылезшими из орбит глазами за показаниями радаров.

– Капитан, нужно эвакуироваться! – подошедший помощник тронул Верону за руку.

– Что? – с трудом осознавая происходящее, спросил тот.

– Пойдемте, нужно эвакуироваться на «Дангок». Температура уже поднялась на тринадцать градусов. Нам не спасти корабль.

– Странно! – удивился Верона.

Ему казалось, что вокруг мертвецки холодно.

Виктор Брант пребывал в ужасном расположении духа, и виной тому было отнюдь не скверное его здоровье. Хотя голова кружилась, а глаза решительно не хотели концентрировать взгляд на окружающих предметах, больше всех тревожил Бранта его внутренний голос.

«Ты поступил подло, выйдя из боя!» – безапелляционно заявлял голос.

«Но что мне оставалось делать?» – спрашивал его Брант.

«Драться до конца и погибнуть с честью! – отвечал голос самым издевательским тоном. – Если кончились силы, то прими смерть в бою как настоящий солдат!»

Возразить вредному голосу Брант не мог. Любые оправдания лишь усилили бы чувство позора.

Экипаж «Адмирала Юрма» справился с пожаром, но на протяжении нескольких часов после боя корабль находился на грани выживания, критически теряя запасы газов. Даже когда огонь был потушен, пробоины локализованы, а все резервные ёмкости с кислородом опустошены, дышать на крейсере было тяжело, словно высоко в горах.

Между тем остальные корабли людей вели себя довольно странно. Вскоре после эвакуации экипажа «Канцлера Таттерсалла» принявшие его большой крейсер «Дангок» и эсминец

«Гордый» оставили на произвол судьбы терпящий бедствие «Адмирал Юрм» и двинулись по направлению к двум дрейфующим суперкрейсерам магров.

Несмотря на то, что сам Верона совершенно лишился способности думать и действовать, его старшие офицеры решили воплотить в жизнь придуманный капитаном план.

Сблизившись с кораблями магров, «Дангок» и «Гордый» принялись обстреливать их ракетами. Цель этого на первый взгляд бессмысленного предприятия была довольно омерзительной – изобразить атаку и обставить всё так, будто это именно она привела к уничтожению вполне себе боеспособных крейсеров противника. Беспристрастные радары всё ещё фиксировали их присутствие, а значит, реализации плана формально ничего не мешало.

На деле все оказалось не так гладко. Оба суперкрейсера уже фактически были мертвы. Их силовые установки не функционировали, а кислорода на борту не осталось. Коварные сподвижники Вероны хотели их взорвать, но взрываться было решительно нечему. Ракеты одна за другой разрушали корпуса магрианских кораблей, а ощутимого эффекта не происходило. В конце концов, было принято решение прекратить это безумие. Первоначальный план Вероны предусматривал «уничтожение» и третьего суперкрейсера магров, остатки которого должны были находиться в соседнем слоте. Но так как сам Верона уединился в выделенной ему каюте и не давал никаких указаний, а результаты обстрела первых двух кораблей не оправдали ожиданий, выполнение этой части плана не вызвало горячего энтузиазма. «Дангок» в сопровождении эсминца направился обратно к «Адмиралу Юрму».

В то же самое время координатор истребителей Питер Бад, для которого Верона стал личным врагом, приказав отправить на смерть всех его подопечных, горячо убеждал капитана Олдмана немедля рапортовать адмиралу обо всём, что случилось.

– Очнись, Бенко! – кричал Бад, не обращая внимания на присутствующих офицеров. – Неужели для тебя не очевидно, как нужно поступить? Ты хочешь идти на поводу у мерзавца, который погубил всех наших ребят? Они даже не оказали нам помощь!

– Я не имею права докладывать адмиралу! – отбивался Олдман. – Не я командую группой. Мне не поверят. Что значит моё слово против доклада Вероны?

Если бы только Олдман знал, в каком состоянии находится капитан погибшего «Канцлера Таттерсалла»! Может быть, тогда он действовал бы решительнее. Но Олдман о временном помутнении рассудка у Вероны даже не догадывался и был уверен, что тот всё держит в своих руках.

– Хорошо! – сверля капитана гневным, взглядом сказал Бад. – Тогда я принимаю командование «Адмиралом Юрмом» на себя!

– Что? – испугался Олдман. – Ты в своем уме, Питер? Это же бунт!

– Господа, – обратился Бад к онемевшим офицерам, – чью сторону вы принимаете?

– Всё уже кончилось, Бад! – ответил один из них. – Мы пережили два страшных боя, зачем сейчас идти под трибунал?

– Вы пережили? – рассвирепел координатор. – А мои парни не пережили! Вы все – слизняки! Проклятье! Где ваша честь?

– Ты не в себе, Питер! – сказал начальник службы режима лейтенант Фиттулла. – Возьми себя в руки, а мы забудем о твоих словах. У нас один капитан, и это не ты.

Вне себя от злости Бад выдал такие ругательства, которым позавидовал бы любой шахтёр с Меркуды, и удалился из рубки, рукой отмахнувшись от Олдмана, пытавшегося его успокоить.

– Лучше будет, если мы возьмём его под стражу, – намекнул капитану Фиттулла.

Олдман кивнул и прикрыл глаза ладонью, чтобы не показать навернувшихся слёз. Питер Бад был ему не только подчинённым, но и другом.

Двое вооруженных пистолетами солдат службы режима нашли координатора в баре, где тот самоотверженно уничтожал виски из большого бокала. К предложению режимщиков проследовать с ними Бад отнёсся спокойно и с некоторой иронией.

– Ну вот, старина Питер, идёшь под замок! – сказал он как бы сам себе. – Всё равно лучше, чем ползать на брюхе перед каждым негодяем!

Известие о том, что координатор взят под стражу, быстро разнеслось по кораблю благодаря бармену Гокусу. Серьёзных волнений оно не вызвало – после гибели пилотовистребителей в подчинении у Бада оставались лишь десяток вахтенных служащих да механики, традиционно для флота не имеющие большого авторитета и предпочитающие не высовываться.

Ну и конечно, Виктор Брант, который узнал о задержании координатора примерно через два часа после того, как оно произошло. До этого времени Брант проходил восстановительные процедуры в лазарете, а после их завершения сразу явился на вахту, где и был ошарашен неожиданной новостью.

Ни минуты не сомневаясь, Брант отправился в главную рубку, чтобы поговорить с капитаном. Атмосфера там незримо изменилась. Вроде бы всё то же самое: один дежурный на входе; операторы радаров, молча наблюдающие за экранами; капитан, одиноко стоящий в центре зала. Но в воздухе витало напряжение. Дежурный посмотрел на Бранта остро, кобура его пистолета на поясе была расстёгнута. Олдман стоял в какой-то мученической позе, словно на его плечах лежало тяжёлое бревно, но кто-то злой и могущественный запретил ему шевелиться.

– Господин капитан, могу я поговорить с вами? – подойдя к нему, обратился Виктор.

– А, Брант… что у тебя? – Олдман ответил рассеяно, не глядя в глаза.

– Я узнал, что координатор Бад заключен под стражу.

Что произошло?

– Он лишился рассудка, потеряв своих людей, – с горечью проговорил капитан. – Хотел устроить бунт на корабле.

– Бунт? – удивился Виктор.

– Как это ни прискорбно, но именно так всё и было! Я знаю, что вы симпатизируете Баду. Мне его судьба тоже не безразлична, ведь мы долгое время дружили. Но обстоятельства не позволяют действовать иначе. Сейчас военное время…

Слово «дружили» больно резануло слух Бранта. Олдман говорил так, словно с Питером Бадом всё уже было кончено.

– Сэр, а не мог бы я поговорить с ним? – спросил Виктор.

Капитан какое-то время молчал, погрузившись в свои мысли.

– Послушай, сынок, – наконец сказал он, – ты отличный пилот. У тебя большое будущее. Ты принесешь много пользы человечеству. Не стоит тебе ввязываться в эту историю…

Я не дам разрешения на свидание с Бадом.

Брант хотел возразить, но Олдман заявил, что разговор окончен.

В течение следующих нескольких дней Брант находился в состоянии угнетенном и подавленном. Терзаемый противоречивыми чувствами, он бесцельно шатался по кораблю, где всё напоминало о том, что он – единственный оставшийся там пилот-истребитель. Участь координатора Бада, который по заверениям Олдмана, сошёл с ума, потеряв свою команду, вносила ещё больше тревоги в сердце Виктора. Он размышлял: есть ли в этом его вина? Но к счастью для себя раз за разом приходил к отрицательному ответу. Так или иначе, но общения с Бадом Виктору очень не хватало.

Капитан Верона тем временем почти пришёл в себя. На лице его появился румянец, вернулась членораздельная речь и хороший аппетит. Как-то раз за обедом Верона осилил двух больших бустрелей в винном соусе. Несмотря на их изысканный вкус, это не проще, чем за один присест съесть крупного цыплёнка. Но страхи продолжали терзать Верону. Спал он плохо: кутался в одеяло, обливаясь тревожным потом, и отчего-то представлял, что под его роскошной кроватью сидит спрут, готовый протянуть свои чёрные щупальца, едва Верона закроет глаза. Последствия испытанных им моральных мук были настолько сильны, что Верона на какое-то время лишился своей наглости, беспринципности и пренебрежительного отношения к людям. Вероятно, именно этим объясняется тот факт, что он всё-таки не стал открещиваться от заключенного с Олдманом соглашения.

На борту «Дангока» собрался совет из четырех капитанов, на котором была «восстановлена» картина сражения.

Получилось, что Брант, выполнявший разведку в соседнем слоте, обнаружил три суперкрейсера врага и один из них уничтожил, предприняв хитрую и неожиданную атаку. С оставшимися двумя суперкрейсерами вступили в бой все четыре корабля под командованием Вероны. После большого боя истребителей, во время которого «Адмирал Юрм» получил повреждения, три оставшихся корабля атаковали и уничтожили суперкрейсеры магров. К несчастью, «Канцлер Таттерсалл» также оказался выведенным из строя, и его пришлось покинуть.

Верона был со всеми непривычно ласков и обходителен.

Пообещал ходатайствовать о награждении всех капитанов, Бранта и ещё нескольких пилотов-истребителей с разных кораблей по представлению координаторов. Тут вышла небольшая заминка. Покрасневший Олдман был вынужден сообщить, что его координатор находится под стражей за попытку бунта на корабле. Верона выслушал очень внимательно и заверил Олдмана, что тот всё сделал правильно, придерживаясь соглашения, и что он лично поспособствует обвинительному приговору для такого мерзавца как этот Бад. Кроме того, «Адмиралу Юрму» будет немедленно оказана помощь в виде резервных запасов кислорода с «Дангока». Ещё Верона не преминул вспомнить о героическом противостоянии капитана Олдмана, – именно так, лично капитана! – с двумя большими крейсерами магров, которое случилось ранее.

– Проявленный героизм, хитрая тактическая игра, умение держать порядок на корабле даже в самых сложных ситуациях, – говорил Верона, – это, без сомнения, черты сильного капитана и настоящего лидера. Я не удивлюсь, если в ближайшее время вы, капитан Олдман, станете командовать суперкрейсером. Буду лично вас рекомендовать как человека достойнейшего!

Почему так устроены многие люди, что похвала от строгого и грубого начальника им вдвойне приятна? Слова Вероны обволакивали Олдмана, словно шёлк. Он не хотел слушать голос разума, который подсказывал, что, рассыпаясь в комплиментах, Верона преследует лишь свои цели. Не заметил Олдман и язвительной улыбки на лице капитана «Дангока», хорошо знавшего Верону.

«Признание, наконец, признание! – думал про себя Олдман.

– Я это заслужил! Впереди – суперкрейсер! Слышал бы Бад, как он ошибся!»

Встреча завершилась при полном взаимном согласии.

Вскоре после возвращения весьма довольного Бенко Олдмана на свой корабль, к «Адмиралу Юрму» приблизился «Дангок». Два крейсера выполнили стыковку, после чего механики собрали соединительную магистраль, и началась перекачка кислорода. Спустя час дышать на «Адмирале Юрме» стало ощутимо легче.

В это время Верона доложил адмиралу о произошедшем сражении, его итогах и сложившейся ситуации. Получив в ответ причитающуюся похвалу, он узнал, что намечается масштабная битва за планету Кантум. Адмирал выразил сожаление, что «Канцлер Таттерсалл» потерян и не сможет принять участия в предстоящей схватке. Верона же, напротив, в душе обрадовался такому развитию событий. В тот момент у него едва ли нашлись бы силы вновь пережить весь ужас сражения.

Когда адмирал сказал, что один из оставшихся крейсеров должен прибыть в систему Синтакуры для защиты планеты Кантум, Верона, не раздумывая, назвал корабль капитана Олдмана.