Гримерная Леночки почти у самого выхода на сцену. Чем ближе я подходил к ней, тем громче стучало мое сердце, а дыхание становилось прерывистым. Волнение холодной волной накатило на меня. По пути я повторял одну фразу, которая должна изменить к лучшему мою жизнь: «Давай поженимся, любимая!»

Вот наконец заветные врата в мой рай земной. Я остановился перед дверью в гримерку, повесил на лицо самую лучезарную улыбку из имеющихся в моем арсенале и широко распахнул дверь. Но увиденное мною в ту же секунду словно ветром сдуло улыбку с моего лица, превратив его в кретинскую гримасу.

В центре комнаты стояла наполовину обнаженная девица. Ровно наполовину. Нижняя часть ее была одета в обтягивающие брюки персикового цвета и белые туфли на шпильке, а на верхнюю часть она приготовилась водрузить бледно-розовый лифчик. Рядом с нею на стуле лежал сценический костюм моей Леночки.

Увидев меня, она пискляво ойкнула и инстинктивно закрыла грудь руками. Зря. Я уже ее успел рассмотреть – третий номер. Глаза девицы округлились, рот приоткрылся, брови вздернулись и приняли вид двух вопросительных знаков.

Несколько секунд мы таращились друг на друга, как баран и овца на новые ворота. Первой пришла в себя девица.

– Андрей, ты? – ошарашенно произнесла она.

– Екатерина? – неуверенно вымолвил я.

Она радостно закивала головой.

– Да, да. Это я. Ты узнал меня.

Да, я узнал ее. Это была Катька Широкова, моя бывшая однокурсница. На втором курсе у нас с нею даже случился роман. Но после одного случая, о котором я вспоминаю с содроганьем, он прекратился.

А дело было так. В то время и она, и я жили, каждый, со своими родителями. Интима у нас не было, потому что им негде было заниматься. Так что, кроме прогулок в обнимку по Моховой, Невскому проспекту да страстных поцелуев на эскалаторе и в укромных уголках института, у нас дело не шло. А тут неожиданно счастье привалило, – Катькины родители в пятницу укатили на дачу. А, как известно, «кот из дома – мыши в пляс». Еще не остыл родительский след на лестничной площадке, а мы с Катериной уже были в их квартире.

Без лишних долгих прелюдий, мы оказались в постели. Все было прекрасно. А утром в субботу ненадолго съездили в институт на актерское мастерство и опять нырнули в Катькину койку.

Но так случилось, что в самый интересный момент мы услышали, как открывается входная дверь. Родители вернулись с дачи раньше времени. Отца срочно вызвали на работу. Он работал хирургом в Военно-медицинской академии. Ситуация была угрожающая. Нужно было спасать себя и Катьку от суровой родительской расправы.

Мне срочно нужно было испариться, исчезнуть, телепортироваться, чтобы не компрометировать доброе имя Катерины. Путь к отступлению у меня был один – в окно. Благо, квартира была на первом этаже. И надо было ретироваться очень быстро, потому что родители могли войти в спальню в любую секунду. А тут какой-то тип без малейших признаков одежды.

Катюха быстро распахнула окно, сунула мне в руки мою одежду и практически вытолкала меня на улицу нагишом. Приземлился я удачно на зеленый газон. Вечерело, прохожих не было видно. Я стряхнул с коленей и ладоней травинки и мелкий мусор и вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Я повернул голову налево, где была детская площадка, и обмер. В пяти шагах от меня стояла скамеечка, на которой сидели две старушки. Они, не мигая, смотрели на меня. Старушенции застыли словно замороженные креветки. Для них это был шок. Оно и понятно, абсолютно голого мужика они в последний раз видели лет тридцать назад.

В армии поднятый по тревоге боец должен одеться и встать в строй за сорок пять секунд. В тот раз я, наверное, превзошел все армейские нормативы, одевшись секунд за десять. Приведя свой внешний вид в порядок, я быстро пошел в сторону автобусной остановки. Подходя к углу дома, я обернулся и бросил взгляд на старушек. Они сидели в той же позе, не шевелясь, не дыша, словно каменные истуканы с острова Пасхи. По-моему, старухи там сидят до сегодняшнего дня.

После этого неприятного случая наш роман сам собою прекратился.

Да, это была Катька из такой недалекой студенческой жизни.

– Привет, Катерина! Сто лет тебя не видел. Хорошо выглядишь.

– Здравствуй, Андрей!

Она быстро подошла ко мне, обвила шею руками и смачно поцеловала меня в губы, прижимаясь ко мне обнаженной грудью.

– А ты что здесь делаешь? Ты ведь работаешь в театре на Литейном? – спросил я, осторожно отстраняясь от бывшей сокурсницы и бывшей любовницы.

– Уже нет. Я неделю уже здесь служу. Меня главный режиссер позвал сюда, вместо этой… Как ее? Лапочкиной. Вот теперь ввожусь во все ее спектакли, работы выше головы.

Она надевала лифчик.

– Как вместо Лапочкиной? – воскликнул я. – Вместо Лены?

– Да я не знаю, как ее зовут. Я ее вообще никогда не видела. Помоги.

Она повернулась ко мне спиной, предлагая застегнуть бюстгальтер.

– Или ты только расстегивать умеешь? – хихикнула Екатерина.

– Погоди, а Лену, ну Лапочкину, куда дели? – спросил я, застегивая ей лифчик.

– А никуда не дели. Мне главный сказал, что она сбежала с каким-то олигархом, на чьи деньги снимался фильм с ее участием. Он ей обещал жениться и сделать из нее звезду.

– Как сбежала? Куда?

Я не верил ушам своим.

– На Лазурный Берег. Главный говорит, что там у олигарха вилла. Эх, везет же некоторым… А тут…

Катя расстроенно махнула рукой и потянулась к пестрой кофточке, лежащей на гримерном столике.

У меня потемнело в глазах. Только не это! Леночка меня бросила?! Пол зашатался под моими ногами. Потолок обрушился на меня. Я почувствовал себя раздавленным, смятым и вышвырнутым из ее жизни. Ноги мои подгибались, к горлу подкатывался ком, становилось трудно дышать. Я медленно повернулся и ватной походкой пошел к выходу.

– Ты куда, Андрей?

Катерина сделала несколько шагов за мною.

Я шел по коридору, а перед глазами проплывали, словно кадры кинопленки, моменты моего счастья с Леночкой. Ее глаза, губы, волосы, слышался ее голос и смех. Теперь это все в прошлом. Жизнь разломилась на две части – до Лены и после нее.

– Андрей, а ты чего приходил? – издалека, словно с другой планеты, донесся до меня голос Екатерины.

***

Несколько дней я провалялся в кровати словно перезрелый арбуз на бахче. В душе было пусто, тошно и холодно. Ничего не хотелось делать. Никого не хотелось видеть и слышать. В одну секунду жизнь моя потеряла всяческий смысл и интерес. Я отключил все свои телефоны, компьютер, не включал телевизор. Пытался читать книгу, но строчки плыли перед глазами и транзитом, не задерживаясь в моей голове, следовали по своему маршруту, куда-то очень далеко от моего сознания. Я отбросил книгу в сторону.

Перейры не было видно, наверное, слонялся за моей спиной или вообще в другой комнате. Он даже не просил меня включить свой любимый телевизор.

Апатия, словно огромная рыбина чудо-юдо кит, поглотила меня и теперь переваривала в своем темном и смрадном чреве. Апатия черная, липкая и тягучая как смола заполнила мою душу и невидимыми цепями сковала мои члены. Я то дремал, то тупо глядел на потрескавшийся потолок. Мною овладело полнейшее безразличие к тому, что происходит за стенами моей квартиры, в городе, в мире. Апатия. Шторы на окнах были плотно задвинуты, и мне даже было невдомек, что сейчас – день или ночь. Да и какая мне разница? Я находился в состоянии прострации, и казалось, что этому не будет конца.

Вдруг какой-то неприятный звук донесся до моего слуха. Что это? Я прислушался. Давно забытый звук дверного звонка. Я лежал и даже не думал шевелиться. Звонок повторился. Я закрыл глаза и принялся считать овечек в надежде уснуть. Но вместо беленьких пасторальных овечек мне виделись грязные лохматые бараны. Звонок трезвонил не переставая. Меня это уже начинало раздражать. Я положил подушку себе на голову. Вскоре звонки стали сопровождаться громкими и гулкими ударами в дверь. Кто-то колотил по ней ногами. Я, кряхтя и охая, встал с кровати и нехотя поплелся в прихожую, опасаясь, что непрошенные гости выломают дверь. Нешироко приоткрыл дверь и в образовавшуюся щель увидел озабоченную физиономию Марта.

По-хозяйски распахнув дверь, он вошел в прихожую.

– Ты чего не открываешь? Я ведь мог вышибить твою дверку.

Я безразлично пожал плечами в ответ.

– На.

Он сунул мне руку для приветствия.

Я пожал его ладонь и поплелся в гостиную.

Март пошел за мною.

– А что у тебя с телефонами? Третий день тебе звоню, – и ни один не отвечает?

– Я их отключил.

– Отключил? Сам? Зачем?

Он зафиксировал на мне свой недоумевающий взгляд.

– Погоди, старик. А чего это такой ты небритый? Морда опухшая. Глаза красные. Весь какой-то помятый, нечесаный? Заболел?

– Я здоров, – вздохнул я и тяжело опустился на диван.

– А почему вид как у бомжа с помойки? Бухал, что ли?

– Я в последний раз с тобой пил. Который час?

– Без пяти восемь.

– Восемь утра или вечера?

Календарь глаза вытаращил.

– Ты что, Андрюха, с дуба рухнул? Я к тебе после работы приехал.

– Значит, вечер. Белые ночи, не разберешь, когда утро, когда вечер.

– Ты зубы не заговаривай. Давай колись, что у тебя стряслось?

– Меня Леночка бросила… – после паузы сдавленным голосом произнес я.

– Ну?

Март смотрел на меня, ожидая продолжения.

– Что ну? Меня Леночка бросила! – повторил я раздраженно.

– И все?

– Все. А тебе этого мало?

– Тьфу! Я-то думал, что-то серьезное.

Он облегченно вздохнул и сел на диван рядом со мною.

– Погоди, а она тебя просто бросила или ушла к другому?

– Ушла к какому-то олигарху, – грустно ответил я.

– Вот проститутка! – возмущенно воскликнул Март и вскочил с дивана.

Правда, тут же опустился на место.

– Ты не горюй, Андрюха. В таких делах неизвестно, кому повезло – тебе или этому миллионеру.

– Миллиардеру, – поправил я Сентябрева.

– Ничего. Поживет с Ленкой, станет миллионером. Выбрось ее из головы, Андрюха!

– Легко тебе говорить.

– И тем не менее это не повод, чтобы размазывать сопли. Да ты знаешь, сколько баб меня бросили?

– Не знаю. Ну сколько?

– А вот сколько штук у меня их было, все меня бросили!

Для убедительности Март рубанул рукой воздух, вскочил с дивана и два раза прошелся по комнате.

– Все две тебя бросили? – ехидно спросил я.

– Вот этого не надо.

Он остановился передо мною.

– У меня телок было не меньше твоего. И все бросили меня, представляешь?

– Нет, не представляю, – уныло проговорил я.

– Штаны на лямках! Меня уже штук двадцать бросили, и ничего. Плюнь и разотри! Забудь Ленку как досадное недоразумение.

– Ага, как будто это так просто.

– Проще пареной репы, старик. Я знаю, что говорю. И, главное, помни, что на место Ленки придет полк, нет, дивизия красоток, все в мини-юбках, и все твои!

– Врешь ты все, Март. Никто ко мне не придет. Никому я не нужен.

– Эй-эй! Ты не раскисай, Андрюха, взбодрись. Хочешь, я за водкой сбегаю?

– У меня есть водка. В холодильнике стоит.

– Ну хлобыстни стакан, сразу полегчает.

– Не хочу я пить, Март.

– И это правильно. Водка – горю не помощник. Тебе нужно отвлечься от мрачных мыслей. Вот, держи. Это поможет тебе.

Он протянул мне лист с изображением Креста Иоанна Крестителя.

– Один лист – тебе, другой – у меня.

– И что? Я это уже видел.

– А вот этого ты не видел.

Он протянул мне клочок бумаги.

– Что это?

На листке рукой Марта были сделаны какие-то записи.

– Ты что, неграмотный? Букварь скурил в школе? Читай. Это адреса Хайденовских в городе.

Я быстро просмотрел написанное.

– Но тут только-то три адреса?

– Хорошего понемногу.

Март прыснул, но, увидев мой вопросительный взгляд, поправился:

– Андрюха, всего три адреса в Питере. Больше нет. Сведенья самые точные, не сомневайся, из Большого дома.

– Я и не сомневаюсь.

– Как делить будем? Три на два не делится? – спросил Март, аккуратно складывая свой листок с Крестом и убирая его в карман.

– Да ладно, Март. Я и один управлюсь. Я-то думал, будет штук сто адресов, а тут всего три. За полдня управлюсь, тем более что я на больничном и свободен как Куба. Так что работай, друг любезный, повышай свое благосостояние. А я с этим делом разберусь.

– Ты так думаешь?

Март озабоченно поскреб свой затылок, о чем-то соображая.

– Слушай, а как ты убедишь людей добровольно отдать Крест, который стоит кучу бабок?

– Еще не знаю, – я пожал плечами. – Но я постараюсь найти нужные слова, ведь Крест им не принадлежит. Он был украден. Украден у всего православного мира, и получается, что нынешние владельцы укрывают ворованное. А это одна из главных христианских реликвий. Она должна храниться в Церкви, чтобы быть доступной всем верующим. А если у меня не получится убедить их, то пойду в нашу Епархию или прямо к Митрополиту и расскажу о Кресте. Я думаю, что священники обязательно что-нибудь придумают.

– Они придумают, это точно. Крестный ход организуют к одному из адресов, – обеспокоенно проговорил Сентябрев. – Ты, как найдешь Крест, мне сообщи. Вместе пойдем уговаривать хозяев.

– Конечно, Март. Одна голова хорошо, а две лучше.

– Слушай, Андрюха, а как мы остров с кладом будем искать?

– А чего его искать?

Я поднялся с дивана и пошел к компьютерному столику, примостившемуся в углу гостиной между окном и мебельной стенкой. Я сел в кресло и включил компьютер. Подождав немного, пока он загрузится, я вбил в строчку поисковика: «Багамские Острова карта». Через секунду на экране открылась карта островов.

Я сохранил рисунок и снова его открыл, уже в фотошопе.

– Друг мой Диего, – обратился я к Ангелу. – Напомни нам координаты твоего острова.

Перейра подошел ко мне и взглянул на экран.

– Значит, так. Двадцать четыре градуса и восемь минут северной широты.

– Не гони, Диего.

Я нашел на шкале соответственное значение широты и совместил с нею направляющую линию на рабочем столе фотошопа.

– Так. Давай дальше, Диего.

– Семьдесят четыре градуса шестнадцать минут западной долготы.

– Так, понял.

Я потащил мышью направляющую линию и совместил ее с нужным значением долготы на шкале карты. Линии пересеклись у западной стороны Багамских Островов.

– Готово!

Сентябрев и Перейра прильнули к экрану.

– Тю, – протянул разочарованно Март. – Так тут ничего нет. Вода, вода, кругом вода…

– А правда, Диего, здесь нет никакого острова?

Я устремил свой вопрошающий взгляд на Ангела.

– Конечно нет. В архипелаг Багамы, по разным источникам, входит от семисот до двух тысяч островов. Ну, в общем, багамцы сами не знают точно, сколько у них этого добра. Большая часть островов необитаема до сих пор, там нет воды. А на карте обозначены только самые крупные, обжитые острова. Так что будь спокоен, там есть Остров!

– Понимаешь, Март!

Я обращался уже к компаньону.

– Ангел говорит, что там, стопудово, есть Остров. Просто он очень маленький, необитаемый и на карте не обозначен. А, вообще, Перейра говорит, что их там более двух тысяч штук.

– Ни фига себе, две тысячи штук!

– Сейчас нанесу на карту Остров.

Я выбрал на линейке инструментов «карандаш», поставил минимальное значение и ткнул им точно в перекрестие направляющих линий. Тут же на карте образовалась крошечная красная точка. Я полюбовался на свою работу, затем включил инструмент «текст» и чуть ниже точки напечатал: «Кошелек Родригеса».

– Ну все, Мартуха, принимай работу.

Я нажал на клавишу «старт» своего «Сони». Принтер заурчал, моргнул своим зеленым глазом, и через несколько секунд распечатал лист с картой и с моей красной точкой.

– Будь готов, дружище! Вот решим вопрос с Крестом, и сразу же отправимся на Багамы.

Я похлопал его по плечу.

– Да, да, с Крестом, – рассеянно проговорил Март.

На лицо его набежала какая-то тень. Он был погружен в свои мысли.