Весна уже набрала полную силу. Что-то цветет, что-то распускается, а кое-где и голые ветви рассказывают окружающим о своей неготовности поверить в приближение лета. Уведомление о начале войны между Россией и Турцией было совсем недавно. Командир по этому случаю построил нас на палубе и выдал короткую речь, в конце которой пообещал, что бить турок мы направимся буквально с минуты на минуту. Так что все вокруг уже испытывают единый патриотический порыв и рвутся в бой. Ну да, верят Макарову люди – есть в нем что-то надежное и обстоятельное. Опять же, с начальством в ладу. Наверное, оно ему объяснило все, что надо. Насчет того, кого рвать и в какой последовательности.
«Великий князь Константин» опять в море. У всех на устах одни и те же слова: «Поти» и «Батум». Это, как мне припоминается, как раз в том самом углу Черного моря, где Советский Союз граничил с Турцией. Опять же курс держим на восток – юго-восток, но ближе к востоку. Пора пообщаться со штурманом и как следует рассмотреть подробные карты. Командир наш явно намерен доказать эффективность минного оружия при атаке неприятеля в порту на стоянке – наслушался я уже кают-компанейских разговоров на эту тему.
Кроме «Маленького ныряльщика» на борту имелось три паровых катера. «Чесма», «Синоп» и «Наварин». «Чесма» – размером крупнее двух других – в походе располагалась ближе к корме и по левому борту. Во время тренировок именно она чаще других брала меня на буксир. С ее командиром лейтенантом Зацаренным мы довольно часто трындели за жизнь – общительный юноша и любознательный. Как вы понимаете, на пароходе, где имелось около сотни комфортабельных пассажирских мест, уютно посидеть – не проблема. Хотя буксировку моей деревянной торпеды перед носом катера раньше других освоили два других суденышка. Они были не столь широкими, и вопросы расположения жердей-стабилизаторов для них решились проще. Экипажи этих скорлупок состояли из трех-четырех человек. Сами кораблики были дополнительно обшиты броней из котельного железа, защищающей людей от ружейных пуль.
Так о торпедах. Как вы поняли, после моего сольного номера про буксируемые мины все дружно забыли и переориентировались на деревянные изделия, которые представляли собой двухметровый толстостенный деревянный ящик сечением примерно шестьдесят на шестьдесят сантиметров, сзади за которым, как продолжение длинных ребер, тянулись четырехметровые рейки-стабилизаторы.
Мы их прикидывали и так и сяк, пока не приладили по бортам «Чесмы» сразу пару штук. Долго возились с системой отпускания при выстреле, но ничего так, справились. Главное было отработать перерубание каната одним ударом. Это освобождало рычаг, который фиксировал удерживающий захват.
На меньших катерах от идеи толкача тоже быстро отказались – они не могли, как я, идти в спокойной воде на глубине, и качка расшатывала длинную массивную консоль. Применили буксировку лагом, наворотив у борта систему рычагов, тяг и упоров, отчего возникало ощущение, будто в наши края занесло полинезийскую пирогу с балансиром. Цеплять же к этим крошкам вторую торпеду для симметрии никто не решился. Они и так не шибко хороши на ходу, даже и без довеска.
Так о картах. Тут есть мнение, что в Батуме нынче должны стоять турецкие броненосцы, на которых наш командир желает попробовать зубы. Туда мы и направляемся. Бухта здесь имеет вход с севера, то есть попасть в нее можно, идя вдоль берега курсом на юг. Это я для себя так примечаю. Что любопытно – в тридцати милях севернее расположен Поти, где нынче наши. Это на случай, если после атаки мне не удастся добраться до корабля или встретиться с одним из катеров. Конечно, пятнадцать часов хода на педальном приводе дело утомительное, но, если ситуация окажется безвыходной, то куда я денусь с подводной лодки?
Время вышло. «Великий князь Константин» застопорил машину и катится по инерции, замедляя ход. Ночь черна и пасмурна, впрочем, луна может выглянуть из-за облаков в любой момент. Сейчас же сигнальщики не столько всматриваются, сколько прислушиваются, обводя горизонт мегафонами. Да, это я подсказал использовать рупоры в качестве слуховых труб. В тихую ночь плеск весел можно расслышать за километр. Проверяли.
Все остальные неподвижны и, кажется, даже не дышат, чтобы не создавать помех слухачам.
Тихо. Начинаем. Звучат команды, люди расходятся по местам. Ни огонька, ни искорки. Но все проходит гладко – не напрасно действия отрабатывались с повязками на глазах – спокойный и совсем не ругачий Степан Осипович во время тренировок и учений весьма требователен.
Скрипят тали, шлюпбалки соударяются с упорами. Малые корабли спускают на воду. Напряжение достигло апогея – в торпеды заряжен динамит, а система безопасности при этой операции у всех, кроме меня, продумана весьма слабо. Скажем – конструктивно не подготовлена. Ну не осмысливал я концепцию торпедных катеров. Тут уж всяк изгалялся по-своему. Надеюсь, что небезуспешно.
«Чесма», обогнув корму корабля, берет мою лодку на буксир, чуть подсветив бледным фонарем. Мы сейчас прикрыты от берега корпусом. Пошли.
Хорошо, когда тебя тянут. Балласта я не принимал, рули глубины поставил на всплытие, но без рьяности. Так все же голова расположена чуток повыше и поэтому обзор лучше. Но смотреть не на что. Малые катера идут впереди с бледными синими огоньками на корме. Такой же светится на «Чесме» – это, чтобы я на него не налетел, если придется сбрасывать ход.
Дышу наружным воздухом, подкачивая его мехом все в тот же дыхательный мешок. Поглядываю на показания компаса и лага, слежу за временем, так что никакой расслабленности не выходит. Вот и поворот вправо под прямым углом. Если расчеты нас не подвели – мы точно напротив входа в бухту. Десять минут движения – и остановка. Я отклоняю нос правее, чтобы не налететь на корму буксира. Подрабатываю задним ходом, подводя нос торпеды к борту. Слышу слабый мягкий толчок – меня отцепили.
Дальше катера двинулись одни. У них своя свадьба, а у меня своя. В общем, в бою мы не товарищи. Им нужна темнота, а мне лучше действовать при свете. Рассвет же только через час, и еще столько же до восхода солнца. Болтаюсь. В смысле – покачиваюсь на легкой волне. Жду. Редкие бессистемные огоньки на востоке и юге мне ничего не говорят. И без них знаю, что там суша. Да и видно только то, что расположено относительно высоко. Через остекление ничего толком не слышно. Хоть бы трубочки слуховые наружу вывел, что ли! Вот ведь, казалось бы, очевидная идея, не так уж сложно реализуемая. Тем более про рупоры для обслушивания горизонта другим подсказал, а о себе не позаботился.
Медицинский стетоскоп, который правильно называется фонендоскопом, это не самое сложное устройство на свете. Блямбочку – наружу, трубки в уши, и слушай не хочу. А на случай повреждения наружной мембраны можно предусмотреть краники внутри корпуса – тоже не верх инженерного гения.
Голова заработала – не заметил, как время прошло. И тут до меня докатился звук взрыва. А через три-четыре секунды – второй. Видимо, по воде и по воздуху пришло уведомление о неком событии. Вспышки, однако, не наблюдалось.
Снова тишина, и опять взрыв, и еще, через полминуты. Вот тут и всполохи были заметны. Трижды, выходит, стреляли. А торпед с собой увезли – четыре. Может, отказало что-то? Нет, не отказало – и ее голос до меня докатился. Ага, кому-то целая минута потребовалась, хотя, что я несу – может быть, пускали их с разных расстояний.
Взгляд на часы – вот-вот забрезжит. Бравые лейтенанты сейчас должны делать ноги, а мне пора прятаться. Катера ведь прямо здесь и пройдут – я же, считай, у самого входа в бухту. Запросто могут налететь на ныряльщика.
Перекрываю наружную вентиляцию и перехожу на дыхание от баллона. Принимаю балласт, даю ход и рулями глубины загоняю кораблик под воду. Мои любимые десять метров. Здесь никто по моей голове не проедет. Курс – на юг, скорость минимальная. Только чтобы держать глубину. Двадцать минут – и рассвело. Ну вот, нет нужды возиться с подсветкой приборов, а то каждый раз приходится чиркать колесиком по кремню и в свете коротких вспышек читать показания. Утомляет, знаете ли.
Пока не взошло солнце, оценить прозрачность воды не возьмусь. Сумрачно вокруг и однообразно, не за что глазу зацепиться, кроме как за торпеду. Граница сред над головой, и та различается неважно. Но вроде ничего страшного в этом нет – ни на что не наткнусь сослепу при моей черепашьей скорости. А ведь я уже где-то совсем недалеко от цели. Или целей. Или что тут мне оставили шалунишки-лейтенанты.
По мере того как светает, увеличиваю ход. Считаю время и поглядываю на лаг. Кажется, я уже на месте. Точно. Вот якорная цепь, а сверху какая-то туша. Прохожу под ней и различаю много непонятных звуков. Слева, мельтеша винтами, проходит судно, направляясь в море. Может быть, торопится в погоню за моими товарищами? А справа наклонно торчит мачта. Снизу вверх. Кто это? Мутно как-то стало, словно задымление повисло. Однако корабль виден на дне, лежит наклонно, и пузыри из него идут, но не воздушные, а словно жидкость всплывает каплями. Самого дна разглядеть не могу. Оно будто расплывается перед взором, и только стык палубы с бортом просматривается на протяжении пары десятков метров. Свежачок, однако. Только-только прибыл из подлунного мира в царство Нептуна.
Отворачиваю подальше. Пара сотен метров – и еще один лежит на боку. Скорее угадываю, чем вижу, потому что никакой видимости не осталось – все взбаламучено, и только бушприт торчит из клубящегося облака. Да что здесь случилось? Опять отворачиваю. Закладываю петлю и натыкаюсь на погрузившуюся на самое дно корму. Нос пока остается над поверхностью, однако это не продлится долго. Оседание продолжается – видно невооруженным глазом. И шлюпки вокруг суетятся. Скорее! Надо убраться подальше от этого кошмара.
Вот, вроде снова развиднелось. Раздвинулся горизонт, и опять впереди словно стена грязной ваты. Ужас какой-то. Любопытный, кстати. Принимаю вправо, чтобы не ослепнуть, но тут границы размыты, и я во что-то чуть не влетаю. Задний ход, а, чтобы не всплыть, принимаю немного балласта – нет сейчас ничего более неприятного, чем показать рубку. Во что же я чуть не влетел?
Так, толстые деревянные сваи стоят стеной вплотную друг к другу. Причал. Крадусь вдоль него, стараясь не потерять хотя бы этот ориентир, и что-то большое темное надвигается на меня. Опять экстренный реверс винтов, и я уже на глубине пятнадцать метров. Нельзя забывать, что плавучесть у «Ныряльщика» сейчас отрицательная. Беру чуть влево, подхожу к неведомому препятствию правой скулой, а нет ничего, вернее, это какое-то рангоутное дерево, опутанное вантами. Выходит, еще один свежеутонувший корабль. Обнуляю ход и погружаюсь еще на несколько метров. Вот тут уже четко видно.
Нет, они мне-то хоть что-то оставили? Явно военный корабль опять лежит на боку, потому что рядом видна вывалившаяся из него на дно пушка. И тоже пузыри продолжают выделяться откуда-то, хотя и немного.
М-м-да! Господа лейтенанты натворили здесь делов. Как хорек в курятнике – всех передушили. Хотя я ведь видел кого-то стоящего на якоре. Большого такого, глубоко осевшего. Интересно, смогу ли отыскать, а то петлял как заяц и окончательно запутался. Закладываю дугу влево и следую туда, где, как мне кажется, располагалась достойная торпеды цель.
Есть. Тот это экземпляр, под которым я уже подныривал, или не тот, наверняка не скажешь, но тоже большой и намного лучше видный. И как-то якорная цепь у него неспокойна. Ба! Ее же выбирают! Разворот, доворот, всплытие. Вот теперь через воздух видно нормально. Нельзя стрелять, слишком близко. Спячивание, остановка, прицеливание, пли. Энергичный разворот, нырок – и деру. Курс – на север. Жму изо всех сил и… новый пинок под зад. Попал, значит. Торпедой. Дальше можно не торопиться. Все равно меня при таком пасмурном освещении сверху сквозь воду не разглядеть.
А я иду на север. Глубина невелика. Я просто опустился ниже поверхностного слоя, чтобы волнение не беспокоило ныряльщика. Мне комфортно. Путь в тридцать миль или пятьдесят четыре километра до Поти – увы, таков мой удел, потому что среди белого дня вооруженный пароход не может себе позволить подойти к враждебному берегу в поле зрения главной базы неприятельского флота. Есть у меня подозрения, что сейчас в этих водах не протолкнуться от турецких боевых кораблей, потревоженных предутренним визитом шаловливых лейтенантов. Эх, молодость!
Хотя мне и тут неплохо. Монотонно покачиваю педали и поглядываю на лаг. Три целых шесть десятых километра в час. Два узла. Пилить мне в этом темпе пятнадцать часов. И ни о чем не следует беспокоиться. Или сдохну, или дойду. Хотя точка рандеву назначена как раз посередине, но вряд ли меня станут там дожидаться – слишком велик риск.
Вокруг, сколько хватает взора, решительно ничего нет. Вроде и видно все без ограничений, но даль теряется в бесконечности, и я словно подвешен посреди полупрозрачной чуть туманной пустоты. Дно далеко, поверхность моря над головой однотонна и не расцвечена бликами. Меня тянет в дрему и вообще как-то наплевать на то, чем это закончится.
Непорядок. Тем более что поработавшее уже несколько часов тело аж распирает от физических сил. Ну-ка, поднажму немного.
Что за незадача, почему-то показания глубиномера уменьшаются. Ах да, у меня же отрицательная плавучесть и рули глубины тащат лодку наверх тем шибче, чем пуще ход. Нехорошо. Тихонько продуваю цистерны. Чуть-чуть поддаю и принимаюсь оценивать, куда меня тянет. Вот, сбалансировался в плюс. Если замедляюсь, начинаю медленно всплывать.
О проекте
О подписке