Глава вторая

Утро 9 июля. На улице очень холодно. Сыро, как в Ленинграде… Только я в зимнем Буэнос-Айрес. – Вздохнул Александр и пошёл в ванную.

«Сегодня в Аргентине Национальный Праздник: День Независимости. Говорят, что на Авенида де Майо, будет парад. Надо обязательно сходить. Обязательно!» – думал Мальцев, не спеша намыливая щёки для бритья.

За три недели своего пребывания в Аргентине, правильнее сказать, в её столице Буэнос-Айресе, он многое понял и, конечно же, кое чему научился. Вот например: он заходил утром в кафе. С важным видом, вальяжно, садился за столик так, чтобы видеть всё помещение.

Официант, который его знал, пулей мчался к нему:

– Доброе утро, сеньор! – уважительно произносил он и улыбался.

Мальцев здоровался и делал заказ так, как делают его богатые аргентинцы:

– Один малюсенький и медиалуну или

– Двойной и медиалуну.

Двойной кофе от малюсенького отличался только размером чашки. Или:

– Кофе с молоком! Кофе с молоком подавался всегда в чашке для двойного кофе.

Или:

– «Слезу»! «Слеза» – это кофе с двумя – тремя каплями молока.

Когда официант приносил заказ, Александр добавлял:

– Уважаемый, газету, пожалуйста!

– Вам какую? Как всегда «Ла Насьон»? – официант весь прогибался от почтения к посетителю.

– Да, как всегда. – Отвечал Мальцев и отваливался на спинку стула.

Официанту он всегда оставлял чаевые в размере 10 процентов от стоимости заказа. Так ему посоветовали знакомые в одном из альмасенов.

Чтобы узнать, что произошло за прошедшие сутки в районе, где он жил, Мальцев останавливался у газетного киоска. Покупал журнал «Карас и Каретас» или газету «Ла Расон», а иногда что-нибудь из периодической печати Франции, в основном «Ле Монд», а также Испании.

Продавец делился с ним обо всём, что знал, что слышал. Свои предположения, мнения жителей и т. д.

Это был важнейший источник очень нужной информации, который хорошо ориентировал Александра в особенностях местной жизни.

«Мне повезло, что я живу в доме, где нет портеро (так здесь называли консьержа). Ведь они знают абсолютно всё о жителях дома! И самое опасное, что портеро щедро делятся этой информацией с полицией. Но надо учитывать и то, что представители верхних социальных слоёв проживают только в престижных районах и в домах, где обязательно есть портеро. Это – неписанный закон!»

Мальцеву до сих пор не удалось выяснить, кем являются его соседи. Их было немного: всего восемь семей. Как правило работали мужчины, а женщины сидели дома, занимаясь детьми. Но почти все имели приходящую прислугу. В разговорах с продавцом газет и хозяином цветочного ларька, который находился на углу проспекта Монтес де Ока и улицы Успальята, Александр понял, что главы семей работали в банках, на железной дороге конторскими работниками среднего уровня. Мальцев любезно здоровался с мужчинами, а женщинам сухо кивал головой. Не дай Бог муж увидит, что его жена, улыбнулась соседу! Скандал для неё был обеспечен! А Александр мог стать неблагожелательной персоной для всех жителей дома. Ведь он был холостым – потенциальным соблазнителем их жён.

Вообще в столице царил жуткий патриархат! А в аргентинской глубинке, рассказывали, было ещё страшнее. Социальные нравы европейского общества 18 века. Женщина являлась хранительницей очага и не имела никаких прав. Её благополучие, здоровье, а зачастую жизнь зависели от её мужа!

Замуж выходили по взаимной договорённости родителей невесты и жениха. Молодые могли увидеться только накануне свадьбы в присутствии родственников.

Бывало, конечно, что молодой человек видел на службе в церкви девушку, которая пришла туда со своими домочадцами, и она ему приглянулась. Тогда он узнавал, кто она, из какой семьи. Только после этого наносил визит её родителям, которым объяснял, что хочет встречаться с их дочерью с серьёзными намерениями. Если отец давал добро, то потенциальный жених появлялся в доме невесты по воскресеньям, два раза в месяц. Молодые сидели или в зале, или во дворике, на расстоянии двух-трёх метрах друг от друга и вели беседы на какие-нибудь пристойные темы. В это время рядом находился кто-то из родственников девушки и надзирал за их поведением. Такой процесс ухаживания длился год, а иногда и больше, а затем заканчивался свадьбой.

Сильный экономический кризис, потрясший мир капитализма в конце двадцатых, начале тридцатых годов, не только подорвал аграрно- финансовую мощь Аргентины, но и разрушил фундамент социальный устоев.

Из всех дальних провинций народ хлынул в столицу в поисках работы и пропитания. Денег у приезжих на «пэнсьоны», естественно не было, поэтому они занимали пустыри, где сооружали из фанеры, картона и кусков кровельного железа хижины, в которых и жили. Буэнос-Айрес быстро наполнился такими «райончиками», которые получили наименования «Виллы бедности». В Аргентине говорили «Вижи бедности».

«В этой стране полностью изуродовали прекрасный кастельянский язык. – Негодовал по этому поводу Мальцев. – Сделали какую-то упрощённую смесь с оттенками португальского произношения! Ну что теперь поделаешь? Я здесь живу и должен говорить, как аргентинцы, не выделяясь из их общей массы».

После того, как экономический кризис в Аргентине был преодолён, быстрыми темпами в стране начался процесс индустриализации. Появились большие текстильные фабрики, предприятия по производству упаковки, где требовались рабочие руки за очень низкую плату. Там и начали использовать женский труд. За несколько лет структура пролетариата в Аргентине изменилась. Большой процент её уже составляли женщины. Они зарабатывали деньги и кормили свои семьи. Эти женщины сами, без мужей, могли уже ходить в церкви и посещать различные общественные мероприятия: собрания, митинги…

Большими шагами развивалась телефонная связь. Здесь тоже начали работать женщины. Они трудились операторами на телефонных станциях. Появились женщины секретари и женщины – служащие банков.

На них с презрением смотрели те мужчины, которые могли обеспечивать свои семьи и держали жён в «кулаке». Они продолжали «тормозить» общественный прогресс, поэтому патриархальные традиции давали о себе знать в Буэнос-Айресе на каждом шагу.

Мальцев убеждался в этом каждый день. Ведь если на двери ресторана висит вывеска «Сегодня у нас есть столы для дам», то это значит, что ни женатые ни, упаси Бог холостые, не имели права туда войти. Только для дам, их дочерей, их матерей и бабушек.

Если видишь вывеску «У нас сегодня есть семейные столы» – это значило, что только там сидят папы, мамы и их детишки. И никакой одинокий мужчина не имеет права засунуть туда свой нос. Будет скандал! Возможно даже с вызовом полиции, составлением протокола и других неприятностей.

Приезжих, плохо ориентирующегося в привычках и традициях портэньос (так звали себя жители аргентинской столицы), неприятности или неудобные моменты подстерегали на каждом шагу.

Мальцев всегда помнил, как он в первый раз зашёл в альмасен, в заднюю его часть. Там сидели человек пять. Они прервали разговор, ответили на приветствие и, в знак гостеприимства, старый беззубый дед протянул ему высушенную тыковку, из которой торчала ржавая трубочка.

«Они же по очереди из неё сосут матэ! На бомбиже (на истинном испанском языке бомбилья) остатки чужой слюны! Кто только из нею не пил?» – содрогнулся Мальцев.

Он стоял и глупо улыбался, не решаясь взять тыковку с залитыми тёплой водой листьями матэ.

– Ты, чё? Нас не уважаешь? – спросил дед.

Все с каким-то подозрением рассматривали Мальцева.

– А может ты «русский»? Они матэ не пьют! У них свои традиции. А ты аргентинец? Или кто? – начал допрашивать Александра худой тип в костюме, платке – галстуке и шляпе.

– Конечно же я аргентинец! – широко улыбнулся Мальцев и взял тыковку.

Содрогаясь от ужаса, он сделал один глоток тёплой горькой жидкости и вернул матэ старику.

– Вот теперь видно, что ты не «русский», а христианин! «Русские» в свою церковь ходят: синагога называется. – Тоном знатока объяснил худой, а затем несколько раз кашлянул.

«А у этого типа может быть и туберкулёз в открытой форме!» – вдруг подумал Александр и у него заныло в желудке. – За добрый приём я отвечаю благодарностью. Официант, всем по стаканчику «тинто» и пикаду, разумеется! – громко объявил он.

– О вот это сразу видно, что хороший чавон! – довольно хмыкнул старик, а худой в костюме произнёс:

– Потерянный только какой-то.

После этого случая Мальцев, видя, что ему подносят тыковку с бомбижей, сразу же хватался за живот.

– Ой, нет! Спасибо! Сегодня я столько матэ выпил, что живот прихватило! – страдальческим голосом жаловался он.

Дома, сам Александр, конечно, матэ пил. Но больше ему нравилось так называемое «матэ косидо». Способ приготовления очень простой: в чайник с горячей водой, но не доведённой до кипячения, надо положить горсть молотых листьев матэ (жербы, как говорят в Аргентине). Дать настояться, а затем процедить. Получается вкусный горьковатый напиток зелёного цвета. Можно в него добавить сахара или мёда. Многие употребляют его горьким. Матэ очень бодрит и улучшает настроение.

Мальцев надел простой костюм, дешёвое пальто, ботинки на толстой подошве и обязательную шляпу.

На трамвае номер 37 он доехал за 3 сентаво до угла улицы Бернардо де Иригожен и Авениды де Мажо.

От этого произношения слова «май» Мальцева просто бесило. Он продолжал его для себя только произносить «майо».

Толпа была просто огромная. Слышалась музыка духового оркестра. Все ждали начала парада. Александр начал пробираться поближе к проспекту. В основном были одни мужчины, поэтому он ловко отталкивал одного, притирался к другому и таким образом, вскоре, оказался возле газетного киоска. Прижавшись к нему, Александр уже мог видеть маленький кусочек проспекта.

«Странно очень! Двадцатый век, женщины здесь не имеют никаких прав! Абсолютно никаких! Даже лишены права голосовать. Вот бред! А вот у нас в Советском Союзе женщины могут быть начальниками, руководителями партийных и комсомольских организаций. Вот Рябинина, например! А хотя было бы неплохо комсомольскую активистку Рябинину сюда привезти и замуж выдать за богатого старикана!» – Александр чуть не рассмеялся от этой мысли.

– Дружище, ты не можешь подвинуться? – это продавец газет начал закрывать двери своего киоска.

– Да, пожалуйста! Конечно! – Мальцев ещё плотнее вжался в ствол дерева.

«Здесь на люнфардо продавцов газет зовут «маленький кран». Странно… И никто не смог мне объяснить почему?» – усмехнулся он про себя.

Вдруг стихла музыка. До Александра донеслись звуки команд. Начался парад.

По Авенида де Майо шли колонны солдат одетых в немецкую униформу. Мальцев даже вздрогнул. Такое он видел только в кинотеатрах ещё дома, когда демонстрировали документальные фильмы.» Каски, кители, сапоги, перчатки! Всё было таким же, как у гитлеровцев! Нужно было присмотреться, чтобы найти некоторые отличия. Погоны, например, другие. Петлицы…»

«Маршируют точно также, как немецкие колонны на параде 1936 года в Берлине. Точно!» – Мальцев даже почувствовал лёгкий озноб.

Упряжки мощных лошадей тянули орудия. Гремела духовая музыка. Потом зацокала копытами конница…

Впечатление от парада было очень странным. Александр даже не мог объяснить самому себе почему. Желание находиться здесь у него резко пропало.

«Что-то гнетёт меня этот парад! Странно… Есть время, чтобы посетить «Японский парк». Потом может быть некогда». – Решил он.

Он сел на трамвай и доехал до площади Сан Мартин. Вышел у самого высокого здания Южной Америки высотой 120 метров.

«Здание Каванаг! Здание Каванаг! Ты его видел? – постоянно спрашивали у меня знакомые. – Да, уже видел и сейчас на него смотрю. Миллионершу Кору Каванаг какие-то аферисты убедили, что её имя навсегда может остаться в истории, если она построит в Буэнос Айресе что-то удивительное. Вот тётка и решила соорудить небоскрёб. Наняла архитекторов, инженеров-строителей, и они ей за 14 месяцев вылили из бетона серую башню-коробку. Ни красоты, ни радости! Хотя если деньги есть, почему не развлечься». – Мальцев окинул взглядом нелепое сооружение, возвышающееся над окрестностями.

Александр остановился у очень красивого памятника генералу Сан Мартину. «Отец нашей родины» – так зовут его аргентинцы.

Место было очень красивое: уютный парк в виде подковы обрамлял памятник.

На прошлой неделе Мальцев, совершенно случайно, попал сюда. Он заходил в «Harrods», чтобы посмотреть на цены, товары, а когда вышел, то услышал совсем рядом выкрики, усиленные громкоговорителями. Он пошёл на эти звуки.

Вокруг памятника Сан Мартину стояла небольшая толпа: человек сто, а может быть чуть больше. У многих в руках флаги гитлеровской Германии, большие фотографии фюрера.