Вместе с Костиком из комы вышла Тамара Лирова. Голубоглазая блондинка с той неуловимой русской красотой, которую отдельные девицы, подчиняясь американской моде, пытаются скрыть за ботоксом и силиконом. Марина с Бандитом нашли её в той же больнице, что и Костика, только на втором этаже. Работала она фельдшером на скорой. Приехав на очередной вызов, столкнулась с пьяной компанией подростков. Одному из них стало плохо. Ничего особенного в том случае не было – рвало паренька. Тамара посоветовала дружкам поить его водой и ни в коем случае не давать больше алкоголя, как один из них пытался. Но на Тамару стали наседать, мол, останови рвоту, надо продолжить застолье. Она пыталась им объяснить, что рвота – естественная реакция организма на критическое количество яда. Но разве пьяному можно что-то втолковать? Она уже собиралась уходить, когда один из парней, покачивая бейсбольную биту, преградил дорогу. Требования подростков резко изменились. Они захотели, ни много ни мало, чтобы скорая отвезла их собутыльника в больницу, а на худой конец к нему домой. И когда Тамара отказалась…

Очнулась она уже в лагере. Предполагала, что получила бейсбольной битой по голове. В подтверждение этой теории говорила зашитая рана над правым ухом.

Вскоре они с Костиком стали вместе гулять по саду. Вместе занимались в спортзале. Поначалу Тамара разговаривала мало. Костик видел, как её что-то гнетёт, но не мог понять причину.

В конце первой недели, когда они закончили вечернюю тренировку, он спросил у неё об этом.

– А ты веришь тому, что говорит этот Власов? – ответила она вопросом на вопрос. – Тому, что говорит Марина?

В спортзале никого кроме них не было, поэтому говорила она громко. Костик приподнял левую бровь, усмехнулся.

– Верю, – сказал он. – Я кое-что видел. А что такого сказочного говорит Марина?

– Предположим, – легко согласилась Тамара. – Ты кое-что и видел. То, что тебе позволили увидеть. А Марина… Ты разве не знаешь, что такое кома?

– Это когда человек вроде как спит, но разбудить его невозможно, – полушёпотом произнёс бывший редактор.

– Кома – это вегетативное состояние, которое вызвано глубоким и почти полным торможением в коре головного мозга, с дальнейшим распространением на подкорку и нижележащие отделы центральной нервной системы из-за острого нарушения кровообращения в головном мозге. А ещё при коме возникают нарушения кислотно-щелочного равновесия в нервной ткани, очень часто бывает кислородное голодание или нарушения ионного обмена и энергетическое голодание нервных клеток, – Тома замолчала и посмотрела на вытянувшееся лицо Костика. – Говоря проще, кома – это состояние между жизнью и смертью. Ты знаешь, что при коме нарушается частота дыхания, а в сердечно-сосудистом тонусе происходят серьёзные изменения. Я спросила у Марины, почему мы не умерли. Мы с тобой. Если мы находились в коме – мы должны были умереть, когда всё это случилось. Понимаешь? Однако вместо этого нас сюда привезли на грузовике. Не на реанемобиле. В грузовике! Как манекены!

Костик промолчал. Ему уже несколько раз приходило в голову: а вдруг это какой-нибудь розыгрыш? Или эксперимент? Им выделили огромную территорию, назвали это дачей чиновника. Дали вояку, чтобы присматривал, хорошего повара, врача… Да только не верил он, что весь эксперимент организовали ради него. Даже ради двоих людей.

– Вдруг там, – Тома махнула рукой в сторону стеллажа с гантелями. – Всё по-прежнему, а мы здесь заперты, словно белые мыши. Избрали нас…

– Фигня какая-то, – покачал головой Костик. – Я уже думал над этим. Не похоже это на правду. Я редактор в мелком издательстве. Ты фельдшер. Ну кому мы нужны? К тому же насильно над нами эксперименты ставить?! В Москве много людей, которые добровольно на это согласятся, пусть и за вознаграждение.

– И всё-таки меня не отпускает чувство, что не всё тут чисто, – Тамара направилась к лестнице. Её походка уже приобрела грацию, которой пару суток назад не было. Наверняка день-два и Пётр Валерьевич придумает для них какую-нибудь работу. Костик непроизвольно засмотрелся на бёдра фельдшера. Даже не заметил, как та остановилась и обернулась.

– Не хочешь сам удостовериться во всём, о чём нам так упоённо рассказывают?

У Костика перед глазами мелькнул мужик, выпрыгнувший из окна. Женщина с крысой, заглянувшая в будку охранников. Пустая улица, брошенные машины.

– Я не хочу отпускать тебя одну, – честно признался Костик. – Я понимаю, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. На твоём месте я бы, наверно, тоже не слишком-то верил этому Власову. Хочешь выбраться, посмотреть всё своими глазами?

Тамара кивнула.

– Хорошо, – Костик почувствовал непонятное воодушевление, словно собирался сделать единственно правильный в жизни поступок. – Тогда выходим завтра утром, – решил он. – С рассветом, пока все спят.

– Хорошо, – с серьёзным лицом кивнула Тамара. – У меня мама на «Октябрьском поле» живёт. Пойдём туда?

– Если там всё так, как я видел, то нам вообще без разницы куда идти. Если же не так…

Он даже не знал чем закончить речь. А вдруг это действительно эксперимент и завтра они из него выберутся?

– С рассветом встречаемся в саду, – сказала Тамара. – На лавочке.

– Хорошо, – кивнул бывший редактор.

* * *

Костика несколько дней, как перевели из палаты в отдельную комнату на третьем этаже с красивым видом на парк. На большой двуспальной кровати можно преспокойно спать впятером, отдельной ванной комнате позавидовали бы все городские жители, в комоде нашлось несколько пижам и полотенец. Судя по всему у прошлого хозяина (или в данном случае хозяйки) эта спальня выполняла роль гостевой.

На просьбу выдать одежду Пётр Валерьевич ответил, что её попросту нет.

– Когда выберешься в город, подберёшь себе что-нибудь в любом из магазинов, – сказал он.

В подвале Костя нашёл здоровенный генератор и целую батарею полных красно-синих бочек.

Поинтересовавшись у подвернувшегося Фёдорыча, узнал, что Пётр Валерьевич строго-настрого запретил включать свет, чтобы не привлекать диких. Электричество разрешалось использовать лишь для насоса, качавшего воду из скважины. После того, как Ануш ослушалась приказа и включила, пусть и ненадолго, свет, Бандит обошёл весь дом и выкрутил лампы, а светодиодные светильники, которых оказалось большинство, попросту разбил. Поэтому после наступления темноты все расходились по своим спальням.

На первом этаже Костик обнаружил небольшую комнату – в прошлом наверняка кабинет. На громадном дубовом столе находилась внушительных размеров рация. Её антенна царапала потолок. На панели горели два светодиода. Один красным, второй зелёным. Костя попытался разобраться в устройстве. Смог определить регулятор громкости и кнопку «вкл/выкл», остальные тумблеры, кнопки и ручки настройки имели непонятные для него значения и символы.

– Радист, нахрен? – услышал он голос бывшего спецназовца.

Костя почувствовал себя школьником, которого родители застукали за просмотром эротического видео.

– Нет, – опустил глаза. – Просто…

– Жаль, – не дослушал Бандит. – Я её, нахрен, притаранил сюда, думал разберусь… Но как-то всё не до того. Так, кое-чего, нахрен, поискал, посмотрел…

– И что, связался с кем-нибудь?

– Нет, – помотал головой спецназовец. – Везде, нахрен, тишина.

Около минуты оба неловко молчали. Затем Бандит сказал:

– Пойдём, что ли, нахрен, в картишки перекинемся?

В этот момент мимо прошёл Ромул в испачканном малиновом переднике.

– В столовую, – полуприказным тоном сказал он.

Костик почувствовал, как в сладостном предвкушении буркнул живот. К тому же Ромул принёс за собой запах жареной картошки.

– Вот это, нахрен, хорошая новость! – губы Бандита растянулись в улыбке.

* * *

После ужина, когда солнце уже скрылось за горизонтом и над Москвой повисли затяжные сумерки, Костя сел играть в карты с Бандитом. Вначале в «козла». Всего десять минут понадобилось спецназовцу, чтобы выиграть. Он попросту не дал взять бывшему редактору ни единой карты в двух играх.

– Двенадцать ноль, нахрен, – Бандит пододвинул колоду к проигравшему. – Давай, нахрен, в дурачка. Подкидного.

– Давай, – Костик сгрёб колоду, сложил её аккуратно и принялся тасовать.

Он слышал, что с заключёнными не стоит играть в карты. Там тебя «обуют» так, что за всю жизнь не расплатишься. Но бывший спецназовец ни с какой стороны не походил на зека. Да и играли без интереса.

Когда начали партию в подкидного дурака, Костя окончательно убедился, отчего у бывшего спецназовца такое прозвище. Возникало чувство, что о какой карте он подумает, та у него и появляется. Все хитрые выдумки и беспроигрышные ходы разбивались о невероятное везение Бандита.

– Да у тебя талант! – Костик бросил на стол четыре карты, среди которых три козыря, когда противник положил ему на правое плечо бубновую шестёрку, а на левое пиковую. – Тебе надо было ходить по казино и деньги сшибать!

– И ходил, – довольно улыбнулся Бандит. – И охренеть как сшибал. Пока их, естественно, не закрыли нахрен. Меня даже в некоторых местах не пускали! Типа, фэйс-контроль не прохожу! – хохотнул он. – Прикинь, нахрен, как боялись?!

Он довольно прищурился, вспоминая былые времена.

Играли в гостиной на первом этаже, где всего неделю назад Костик разговаривал с Петром Валерьевичем. С кухни тянуло сладким запахом сдобы. Марина заказала булочек. Через комнату прошла Тамара. Переглянулась с Костиком, словно шпионы в стане врага.

– Охрененная тёлка, – посмотрел ей вслед Бандит.

Скорее всего, фельдшер услышала эти слова, но виду не подала.

– Слушай, а как там, в городе? – Костик сгрёб карты и принялся их мешать. Постарался придать лицу равнодушное выражение.

– Хреново, – посмотрел на него Бандит. Его левый уголок рта нервно дёрнулся. – Тишина, запустение и хреновы голые мужики с бабами носятся.

– Нападают? – Костя начал сдавать карты по одной.

– Ты их, нахрен, главное не трожь, они и не нападут. Чисто звери хреновы. Трусливые охренеть. Пёрднешь и все нахрен разбегаются. Но если в угол загонишь… хрен уже живым выберешься.

– Оружием наверно лучше обзавестись… – вслух подумал бывший редактор.

– Да нахрен?! – искренне удивился Бандит. – Нет, ты не подумай… оружием и вправду надо разжиться. Того, что сейчас есть недостаточно. Да и не всем достанется в случае, нахрен, чего. Просто там… – указал он в бок. – Чистые звери. Не трогай их и они не тронут тебя.

– Хищники вообще-то и с голоду нападают.

– Люди это, нахрен, шакалы, – хмыкнул Бандит.

Костик положил колоду на стол и поднял свои карты.

– А козырь, нахрен, кто доставать будет? Пушкин что ли? – Бандит стрельнул глазами на колоду.

Костик поднял карты и вытащил нижнюю – пиковая дама.

* * *

Редактор долго ворочался в большой кровати, пытаясь уснуть. Несколько раз ему послышалось, что по саду кто-то ходит. Один раз он даже не поленился и встал, посмотрел в окно. В сплошной тьме ничего не разглядел. На душе стало как-то неспокойно. Все замки в доме с наступлением тьмы, закрывались. Но этот домик строился для дочери чиновника, а не по заказу Наф-Нафа. Входные деревянные двери были больше стеклянными, нежели деревянными. А в окна, при должной сноровке, можно влететь на самолёте.

Костику померещилось движение. Словно кто-то при свете луны высунул голову из кустов и через миг снова спрятался.

Бандит чуть ли не ежедневно предлагал выставлять посты, но Пётр Валерьевич всегда отвергал эту идею. Людей мало, оружием, кроме самого Бандита, никто не владел. «Получится не охрана, – говорил он. – А лишнее привлечение внимания. Так дикие подёргают двери и уйдут, а начни мы стрелять, сбегутся со всей округи».

Костик минут пять вглядывался в тёмный сад, но больше ничего не разглядел. Вернулся в кровать.

Он не понимал, правильное ли принял решение выбраться с базы. В словах Тамары была логика. Как-то бредово всё выглядело. Люди одичали и ведут себя, словно животные, а единственными нормальными остались лишь те, кто находился в коме. При этом Пётр Валерьевич непоколебимо уверен, что всему виною вирус. Марина на этот счёт молчала с таким усердием, словно и нет у неё медицинского образования.

Бывший редактор перевернулся на другой бок. Под окном зашуршало – там определённо кто-то находился. Костя подумал об этом уже отстранённо, а в следующую секунду сладко спал.

* * *

Когда он открыл глаза, первые утренние лучи уже пробрались в спальню. Костик подскочил с кровати. В глазах от резкого движения потемнело. Никакой другой одежды кроме пижамы ему так и не выдали, но Костика это особо и не смущало. Если в городе дела обстоят так, как говорил Пётр Валерьевич, то без разницы во что он одет. Если с человечеством всё нормально и нет никаких диких людей, то беспокойство об одежде станет наименьшей проблемой.

Костик скользнул в коридор, тихо ступая босыми ногами, спустился на первый этаж, где раздавался булькающий храп Бандита – он так и уснул в гостиной. Дверь на улицу открыта. Костя нацепил шлепанцы, в которых обычно ходил на прогулку, и вышел. Пахло лавандой. Возле входа, в большом вазоне, рос крупный куст. На данном этапе никто не мог заподозрить их в побеге. Мало ли… не спится людям, решили прогуляться.

На листьях висели капельки росы. Где-то в глубине сада невидимая птичка мелодично напевала о своём, птичьем, счастье. Утренняя прохлада забиралась под пижаму, спину и руки Костика покрыли мурашки.

Тамара, как и было уговорено, ждала на резной деревянной лавке, также одетая в пижаму и шлёпанцы.

– Я подумала, ты уже не придёшь, – сказала она вместо «привет».

На её лице остались помятости от подушки. Светлые волосы кое-как завязаны в хвостик, но несколько прядей торчали. Она широко зевнула, и у Костика появилось сильное желание сграбастать её и отнести в кровать. Она смотрелась домашней-домашней и совсем не походила на человека, решившегося покинуть лагерь. Так могла выглядеть любимая супруга, которой приснился нехороший сон и, чтобы успокоить нервы, она отправилась спозаранку побродить в утренней прохладе по саду.

Единственное, что выдавало её настрой – блестевшие, как две звёздочки, глаза.

– Плохо ты обо мне думаешь, – Костик даже немного обиделся. – Пойдём, – протянул руку.

Тома несколько мгновений смотрела на ладонь, словно пыталась удостовериться, что та не кусается. Наконец вложила в неё свою тёплую и мягкую ладошку.

– У тебя есть какой-то план? – посмотрела ему в глаза.

Костик усмехнулся.

– А какой тут может быть план? Выбираемся в город и смотрим, как там обстоят дела.

– А ты уверен, что мы в Москве?

– Вот сейчас и узнаем.

Выход находился с противоположной стороны дома. От большой деревянной двери широкая бетонная дорога уводила к толстым металлическим воротам. Возле них, на вместительной площадке с неработающим фонтаном, стоял серый «Урал» с синей полосой вдоль борта и белой надписью «ОМОН». Когда-то ворота запирались на электрический замок, но теперь закрыты на обыкновенный засов. Костику пришлось навалиться на них всем телом, чтобы вытащить массивную пластину из внушительных пазов. Такое чувство, что проектировщик этих ворот раньше строил феодальные замки.

Легонько скрипнули петли. Без сомнения, раньше они открывались бесшумно, но за последние месяцы дожди сделали своё мокрое дело. Через год они наверняка будут распахиваться с таким скрипом, что уйти незаметно станет невозможно. Всё созданное человеком настолько хрупкое, что природа рушит это за считанное время. Впрочем, ничего удивительного – люди всё созидают по своему образу и подобию.

За высоким забором проходила двухполосная дорога с яркой и новенькой разделительной линией. Неподалёку, передним колесом на обочине, лежал перевернувшийся внедорожник, рядом с ним валялась порванная одежда. Вдали дорогу перебежала чёрная кошка.

– Идём? – Костик посмотрел на Тамару. По его мнению, можно закрывать ворота и отправляться в постель, досыпать. Валявшийся посреди дороги автомобиль стоил дороже однокомнатной квартиры в каком-нибудь Чертаново.

– Идём, – уверенно произнесла фельдшер.

Внедорожник её не убедил. В некоторых районах Москвы можно встретить брошенные автомобили таких марок, что любой провинциал скажет: «Да ну… не бреши».

Костик прикрыл за собой ворота. Петли снова тихо скрипнули. Когда проходили мимо перевернувшейся машины, почувствовали едва уловимый запах бензина. Лобовое стекло оказалось в трещинах, водительское и вовсе выбито. Вскоре вышли к широкой четырёхполосной дороге. Над ней даже проходили троллейбусные провода.

– Точно Серебряный Бор, – полушёпотом произнесла Тома.

На дороге застыло несколько автомобилей. Небольшой грузовичок корейской марки врезался в столб. В раскрывшемся от удара кузове виднелся штабель с досками. Возле искорёженной и раззявленной водительской двери валялись подмоченные дождями купюры. Даже на вид там приличная сумма. У Костика с трудом получилось себя удержать от того, чтобы не броситься их собирать.

Вот теперь он точно поверил во всё, что говорил Пётр Валерьевич. Не могло столько ценных бумаг так беспардонно валяться на дороге. Хотя… настолько ли они теперь ценные?

Вдали показался шлагбаум. Возле него застыл троллейбус, токоприёмники так и остались на проводах. Два окна разбиты, а двери закрыты, словно люди, и водитель в том числе, резко забыли, как выходить из транспорта. Вход в белую будку охранника преградила маршрутка. Чуть поодаль, рядом с остановкой, на тротуаре стояла коричневая детская коляска. Тамара заглянула внутрь, но там, естественно, никого не оказалось. На перекрёстке осталось неожиданно много автомобилей. Большинство из них столкнулись, словно все водители разом выпрыгнули. Вдоль тротуара стояло семь нетронутых машин.

В коричневой высотке за Хорошёвским мостом последние этажей двадцать выгорели. Причём давно – запах гари отсутствовал. Возле моста валялся розовый велосипед, а рядом с ним подмоченный дождями рюкзак. В кронах деревьев зашелестел ветерок, донёс умиротворяющий речной запах. На Живописном мосту виднелся большой двухэтажный автобус, он пробил ограждение и свесился над водой передними колёсами.

Костику хотелось сказать «Пойдём обратно», но, с другой стороны, и самому интересно посмотреть, что теперь в столице. Он поискал глазами какую-нибудь палку, способную стать оружием, но ничего подходящего не нашлось, да и не было откровенной опасности. Бывший редактор переглянулся с Томой. Ни слова не говоря, они направились в город.

На спуске к Набережной Новикова-Прибоя автокран перегородил обе полосы.

– Может, лучше поедем? – Тамара посмотрела на застывшую перед ними иномарку.

Костик подошёл к раскрытой водительской двери. Ключи торчали в замке зажигания, но после их поворота ничего не произошло. В салоне пахло застарелой мочой. На подлокотнике лежал мобильник. Естественно, разряженный. На кожаном пассажирском сиденье покоилась барсетка из поддельной крокодиловой кожи.