И тут важны были цвета, вернее, сочетание цветов.
Зелёный, как синтез жёлтого и синего, характеризовал одновременно единство и борьбу противоположностей, в результате чего эти цвета теряли присущие им свойства и обретали новое качество. Зелёный был цветом гармонии и возрождения природы. Он оказывал расслабляющее действие на мозг. Но самое главное: исцеляющий изумрудный свет сердечной чакры олицетворял собой любовь.
Алый означал, прежде всего, вожделение и страсть: кружевное красное бельё, малиновый вуманайзер, алый лак на ногтях и пунцовую помаду на губах. Но не только. Алый напоминал о недавнем социалистическом прошлом: рубиновых звёздах и кумачовых транспарантах и знамёнах. Он отождествлялся также с жертвенной кровью Христа, с пурпурными облачениями священников и даже с дьяволом, объятого геенной огненной на иконе Страшного суда.
Нет, не случайно наш бусик был зелёным: он исподволь поглощал багровую агрессию любителей ненависти и ненавистников любви.
Через минуту «Мерседес Спринтер» с алыми буквами «Love Tour» по борту, сопровождаемый фиолетовым кабриолетом «Порше», в котором находились фавн Галик с бодигардом, уже мчался к центру города.
Свернув по мокрой брусчатке в тесное ущелье сплошных фасадов и попетляв по узким улочкам, обе машины вскоре достигли того квартала старого города, над которым раскинулась семицветная дуга. С вершины горы Кальварии, нависавшей над городом, было видно, как обе они въехали в небесную арку. При этом у всех странников неожиданно поднялось радужное настроение.
– Здесь каждый дом имеет свой стиль: вот тут – барокко, там – ампир, напротив – модерн, здесь – классицизм. Неповторимая эклектика, не правда ли? – заметила по ходу движения Агния, – а вот там, где причудливые кариатиды, – это уже рококо.
– Кстати, вы так и не назвали третью причину, – напомнила ей гарпия Карма.
– О ней вы догадаетесь сами, – загадочно произнесла Агния, – как только мы окажемся там.
– Где? – живо поинтересовалась Карма.
Выдерживая паузу, Агния завела глаза кверху и восхищённо покачала головой.
– В самом романтичном месте… этого самого романтического города на свете, где действует негласный закон мгновенной кармы.
– Мгновенной кармы? – с удивлением переспросила Карма.
– Да, – объяснила Агния, – тот самый вселенский закон причины и следствия, согласно которому все ваши праведные действия вознаградятся, а за все ваши грехи вы получите заслуженную божью кару или, как говорится, мгновенную ответку.
Чтобы не слушать любовного гида, панк-купидон Серж заткнул уши чёрными наушниками и включил в своей кнопочной «нокии» радио-FМ. К его изумлению, во всём эфире присутствовали только две радиостанции – «Шансон» и «Ностальжи». Первую он принципиально слушать не стал, поэтому задержался на второй.
– А что это у вас по радио звучит одна *уйня? – неожиданно спросил он на весь салон.
– В смысле? – с осуждением посмотрела на него Агния, недовольная его бранной речью.
– Ну, ничего на фм не ловится, кроме «Шансона» и «Ностальжи».
– А-а, – улыбнулась она, – это всё потому, что все остальные станции у нас глушатся.
Неожиданно зелёный бусик резко затормозил: перед светофором. Одноногий трёхглазый циклоп подморгнул водителю рубиновым оком.
Справа располагалась витрина магазина женской одежды, рядом стояли три цыганки в цветастых платьях. Экскурсовод, привыкшая без умолку петь лишь о том, что видела перед собой, тут же переключила свой рассказ с архитектурных особенностей города на его обитателей.
– А это ромалэ, уличные гадалки, ставшие непременным атрибутом нашего города.
– Лучше держаться от них подальше, – глубокомысленно заметил сатир Юлий.
– А то ещё без трусов останешься! – со смехом поддела его плеяда Хелен.
– Это уж точно! – усмехнулась Агния.
– Зато у них всегда можно разжиться травкой, – мечтательно произнесла гарпия Карма.
Навстречу цыганкам двигалась русоволосая девушка, одетая в алую блузку и чёрную юбку. Лицо у неё было ничем не примечательное, но глаз от неё нельзя было оторвать. Сидевший у окна панк-купидон Серж тотчас повёл головой в её сторону. Пан Тюха также обратил на неё внимание.
– Ребята, не заглядывайтесь! – осадила их Агния. – Учтите, девушки неспроста надевают красное и чёрное. Они подсознательно знают, чем привлечь внимание мужчин.
– Особенно вояков повстанческой армии, – заметил пан Тюха.
– Ничего ты не понимаешь, – осадила его Леся. – Червоний – то любов, а чорний – то журба.
Между тем в наушниках панк-купидона зазвучал задорный голос радио-диджея: «А сейчас послушайте незаслуженно забытый шлягер 60-х годов прошлого века «А у нас во дворе».
Незамысловатую мелодию этой песенки Серж никогда раньше не слышал, поскольку родился гораздо позже, а вот голос певца показался ему до боли знакомым:
Обо всем позабыв, я слежу из окна
И не знаю, зачем мне она так нужна.
Вид у девушки, и правда, был скорее минорный, чем фривольный. Она была чем-то удручена, о чём говорил её поникший, устремлённый в себя взгляд и застывший на лице эмоджи в виде печального смайлика с опущенными вниз уголками рта.
Грусть на её лице сразу заметила и молодая цыганка в длинной пышной юбке с красными маками на чёрном фоне. Мигом распознав в девушке будущую жертву, она тотчас пристала к ней, как банный лист:
– Постой, милая. Вижу, проблема у тебя. Такая умница, красавица, а счастья нету. Дай погадаю тебе…
– Отстань! – отмахнулась девушка и, чтобы избавиться от назойливой цыганки, свернула к переходу, возле которого стоял зелёный бусик с алой надписью "Love Tour" и фиолетовый кабриолет "Porschе", в котором сидел импозантный мужчина в красном пиджаке и с розовым цилиндром на голове.
Моргнув жёлтым, одноногий циклоп, глядел уже зелёным глазом. Микроавтобус медленно тронулся с места. Переплывая из окна в окно, отражённое лицо русоволосой девушки странным образом накладывалось на лица сидевших внутри лав-туристов с зелёными листиками на груди. За широкими стёклами те чувствовали себя в безопасности перед незнакомым городом и как бы свысока взирали на прохожих.
Один из них, симпатичный молодой человек, зачем-то скрывавший своё лицо за солнцезащитными очками, неожиданно улыбнулся ей одними губами. Девушка в алой блузке и чёрной юбке подслеповато прищурилась, и губы её в ответ также приобрели вид улыбающегося смайлика
В ушах Сержа в это время раздавалось:
Я гляжу ей вслед: ничего в ней нет.
А я все гляжу, глаз не отвожу.
Неожиданно запястья девушки коснулась старая цыганка в синей юбке с жёлтыми тюльпанами.
– Постой, Оксана, дай ручку мне…
Оксана изумилась.
– Откуда знаешь, как меня зовут?
– Я всё знаю, всё тебе скажу, ничего не утаю.
В ушах Сержа вновь послышался голос радио-диджея: «Радио Ностальжи. Прозвучала песня в исполнении Озона». Мирно сидевший в своём кресле панк-купидон неожиданно выругался на весь салон:
– *лять! Четыре года, сука, без Озона, и вот опять!
Тем временем, цыганка пророчествовала, удерживая девушку за руку:
– Вижу, – замужем ты…
Оксана изумилась ещё больше. Её брови поднялись так, что складки на животе подтянулись сами собой.
– Как узнала, у меня ж нет кольца.
– Я всё знаю, что было, что будет, – склонилась старая цыганка над её ладонью, с первого же взгляда обнаружив светлый след от кольца на её безымянном пальце, – замужем ты, но мужа не любишь. Ушла от него. Полюбишь ты скоро чужого, не местного. Дай руку другую. Вижу – беда тебе будет большая. Проклятье на тебе. Только золотом отвести можно.
– Да нет у меня золота.
– Вижу в реке тебя, – шепнула ей на ухо молодая цыганка, зашедшая справа, – скоро утонешь.
– Неужели? – отстранилась от неё Оксана.
– Беги скорей домой, – потребовала старая цыганка, – неси любое золото, тогда беду отведу.
– Я же сказала, ничего у меня нет. Я только что приехала сюда. К сестре в гости.
– Не жалей. Смотри, проклятье на тебе останется, – грозно пообещала ей третья, в коричневой юбке с красными розами.
– А серёжки, – погладила её по плечу первая, – снимай серёжки тогда золотые.
– Матерь Божья Пречиста, – в отчаянии прошептала Оксана, не зная, что делать.
– Снимай, а то вся почернеешь! – посулила ей третья, подступившая слева.
– У меня только одна серёжка осталась, – как бы извиняясь, соврала она.
– Тем более, не жалей, – уставилась в глаза ей старая цыганка, – и матерь божья дарует тебе милость.
Отведя в сторону длинные русые волосы, пальцы Оксаны невольно сами потянулись к мочке левого уха. Сняв серёжку, отлитую в форме сердечка, она протянула её старой цыганке.
– Заверни её теперь в бумажку, – сказала та.
– Какую ещё бумажку? – не поняла Оксана.
– В денежную. В самую крупную купюру, что у тебя есть.
Оксана вынула из бокового кармашка сумки двадцать гривен.
– Мало, – мотнула головой старая. – Крупную, я сказала. Это для дела надо.
Оксана вздохнула и вытащила из другого кармашка заначку в двести гривен.
– Заворачивай скорее!
Завернув золотую серёжку в розовую купюру, Оксана сложила её квадратиком и отдала «лесю» цыганке. Взяв свёрнутый пакетик, та поочерёдно приложила его к животу, к груди и ко лбу Оксаны, а затем к левому и правому плечу, сопровождая сие действие скороговоркой:
– Даю тебе счастье, даю тебе любовь, даю тебе разум. Не на год, не на два, а на все века. Забираю от тебя проклятье, забираю от тебя беду. Да сгинут они навсегда.
Дунув на свёрток, она мигом сунула его в один из потайных карманов своей объёмной юбки.
– Всё, иди, – добавила она, – и ни о чём не жалей. Всё что отдала, вернётся к тебе вдвойне.
Лишившись за одну минуту одной серёжки и двух сотен гривен, но зато в надежде обрести вечное счастье и вечную любовь, девушка в алой блузке и чёрной юбке ошеломлённо побрела по переходу на жёлтый свет. И тут важны были цвета, вернее, сочетание цветов.
«In love we trust». Табличка с такой надписью на английском языке, чем-то похожей на девиз «In god we trust» на долларовых купюрах, висела над головой Агнии. Ещё две таблички висели справа и слева от неё – «Бог есть любовь» и «Любовь превыше всего».
Как и подобает гиду, она сидела в одиночном кресле, установленном при входе в салон таким образом, чтобы видеть лица всех своих подопечных. Недостатком такого расположения являлось то, что сидела она спиной к водителю и не могла видеть всего, что происходило по ходу движения.
– Унгвар, – продолжала она свой рассказ, – застроен преимущественно двух-трёхэтажными зданиями. Поэтому многие культовые сооружения видны прихожанам с любой точки города. В самом центре возвышается костёл святого Юрия.
– Святого Юлия? – переспросил сатир Юлий, как бы очень удивившись.
– Мне кажется, вы очень большого мнения о себе, – осадила его Агния.
– Вам не кажется, – не остался в долгу козлоногий.
– Вон его башня над крышами торчит! – показала Агния рукой.
– Офигительно похожа на лингам, – подметила гарпия Карма, сидевшая у окна.
– Я бы даже сказал, – добавил сатир Юлий, – похожа на мой лингам.
– Что, действительно, похожа на твой? – иронически спросила у него длинноногая плеяда Хелен, которая сидела слева у окна и не видела костёл. Её высокие коленки вплотную упирались в спинку стоявшего перед ней кресла.
– А ты посмотри, чтобы сравнить! – усмехнулся сатир.
– Не хочу, – покачала головой плеяда.
– Да, охренительно похожа, – подтвердила фурия Ульяна, разглядывая башню, – при этом видно, что это явно обрезанный лингам.
– И он нависает над всем городом, – многозначительно заявил о. Владимир.
– Скорей не нависает, а стоит, – вновь не удержался козлоногий.
– Юлий! – осекла его сидевшая напротив плеяда Хелен. – Что за манера видеть во всём свой утлый челн?
– Я не ослышался? – поднял брови силен.
– Ты ослышался, – пояснил ему Юлий. – Хелен имела в виду мой член. Но разве я первым обратил на это внимание?
Не обращая внимания на вспыхнувшую перепалку, Агния продолжила:
– Но самой главной доминантой города, видимой отовсюду, являются две зелёных башни Крестовоздвиженского кафедрального собора, мимо которого мы сейчас проезжаем.
– Ой, сколько тут цыган! – удивилась наяда Эвелина, заметив перед входом в храм целую группу пёстро одетых ромов, которые назойливо приставали к выходящим со службы прихожанам, нахально выпрашивая у них деньги.
– Да, в последнее время ромы полностью оккупировали наш город, – подтвердила Агния, – есть даже целый район трущоб, где они обитают – Радванка, куда лучше носа не показывать… но не будем отвлекаться. Кстати, на примере этого собора, которым владели вначале римо-католики, затем униаты, потом православные, а сейчас снова владеют греко-католики, можно убедиться, что свято место пусто не бывает.
– А православные храмы у вас есть? – спросил о. Владимир.
– Есть, но в основном они все расположены на левом берегу Ужа.
– А синагога? – неожиданно спросил панк-купидон Серж.
– Есть, и очень красивая, в неомавританском стиле. Правда, от неё осталось лишь одно здание. Местные власти… после того, как эльфов здесь практически не стало, превратили эту синагогу в областную филармонию, убрав с фасада магендовид и заменив скрижали завета на фронтоне на символ музыкального искусства – лиру.
– Выходит, что эльфов у вас нет? – удивился Серж. – Остались только музыканты?
– Ну, почему же? Жизнь постепенно налаживается… Кроме музыкантов это место посещают также многие местные художники, писатели и прочая творческая интеллигенция, – улыбнулась Агния. – Именно по их инициативе и открыли здесь недавно памятник жертвам Холокоста, который представляет из себя колонну, состоящую из нанизанных друг на друга шестиконечных звёзд. А на Хануку перед сквером ежегодно устанавливают светящуюся менору высотой в 6 метров и зажигают 9 свечей, чтобы они были видны отовсюду. Что же касается кафедрального собора, – продолжила она тараторить, – то его две башни-звонницы с вмонтированными в них часами-курантами построены в стиле ренессанса. При этом большой колокол, слышный отовсюду, бьёт каждый час, а малый – каждые пятнадцать минут.
– Это что же получается? – озабоченно спросил сатир Юлий, заставив многих усмехнуться, – он, что, и ночью будет трезвонить мне… каждые пятнадцать минут?
– Нет, на ночь его отключают … специально для брюзжащих обозревателей, – успокоила его Агния.
– Слава богу, – воспрянул духом Юлий, – а то я уже собрался покупать себе беруши.
– Я не понимаю, мы сюда на экскурсию приехали, или как?– съязвил сидевший на одиночном сиденье панк-купидон Серж. Ему было явно скучно одному.
– Всё зависит от вас, – ласково и снисходительно ответила ему Агния, – на экскурсию вы сюда приехали или как.
О проекте
О подписке