Глава вторая

В зале дворца чувствовалось напряжение. Старейшины сидели на длинных полукруглых скамьях белого мрамора и в ожидании царя полушепотом переговаривались друг с другом. Все разговоры сводились к гаданию: быть ли войне. Лишь один человек сохранял внешнее спокойствие и сидел на первом ряду в одиночестве – коренастый с небольшим животом, одутловатым лицом на котором криво пристроился широченный нос. Пальцы его толстые в тяжелых перстнях перебирали ожерелье из крупного жемчуга. Это был начальник гарнизона Эреду почтенный Лумма – вояка с ног до головы.

Он с молчаливым пренебрежением наблюдал как высокий и худощавый старейшина Алулим вышел к собравшимся и сказал:

– Почтенные сыны Эреду! Лагашцы бросили нам вызов – разбили стелу. Ту самую, что до потопа Энменлуанна Великий установил дабы обозначить границы наших земель. Они дали нам понять, что не собираются больше подчиняться царю и попирают древний договор.

– Почему именно лагашцы? – раздался голос из зала. – Кому известно, что именно они разбили стелу?

– Во-первых, – ответил Алулим. – На месте стелы было воткнуто копье с их знаменем, во-вторых, как вы все знаете у нас с ними давние споры за территорию, а в-третьих – хозяин корчмы некий Шешкала подтвердил, что видел собственными глазами отряд лагашцев у наших границ. Что скажите, почтенные собратья?

Тут начальник гарнизона встал и громогласно заявил:

– А что тут говорить?! Какой может быть разговор с теми, кто нарушил древний завет? Лагашцы за одно с амореями – это всем давно известно. Надо собрать войско и двинуть на Лагаш. Как только энси⁷ мятежников попадет в плен, разговор будет окончен. Это послужит хорошим примером – остальные города тоже присмиреют.

– Хочу сказать! – поднял руку Лудингирра. – Многоуважаемый Лумма думает осадить Лагаш и оставить наш город без войска? Так?

Старый вояка скрипнул зубами и скорчил на Лудингирру злобную мину, мол, кабы не публика отвесить бы тебе, хорошенечко и, откашлявшись, произнес:

– Я полагаю, что почтеннейший Лудингирра предлагает сидеть за высокими стенами и ждать, пока лагашцы с амореями возьмут нас в кольцо. Но знайте, кто свою голову прячет, тот ее первым и потеряет!

– Что ты этим хотел сказать, уважаемый?! – закипал Лудингирра. – Что ты храбрее всех нас?

– Ты, купец и сын купца… каким оружием владеешь? – рассвирепел начальник гарнизона. Лудингирра молча сел. – Удел торгашей – базар, а не война!

Один из старейшин поднялся и заявил:

– Хочу сказать! Гарнизон Эреду маловат и без наемников нам не обойтись. Во что встанет нам такой поход? Может разумней договориться с лагашцами?

– О чем говорить с бунтовщиками? – крикнул кто-то с места. И все почтенное собрание начало гудеть кто во что горазд. И поверх этого гвалта Алулим поднял руку и заявил:

– Мое слово! Почтенный Лумма – храбрый воин. Это правда. Он истинный сын Эреду и на его счету много побед.

– Какова цена этих побед? – крикнули с задней скамьи.

Гвалт начал усиливаться. Кто-то спорил, доказывая, что надо идти на Лагаш, кто-то говорил, что уводить солдат из города – верная гибель для Эреду, иные предпочитали отмалчиваться и наблюдать чем дело кончиться.

И вдруг шум утих. Старейшины встали как по команде, а почтенный Алулим поклонился – в зал вошел Утухенгаль – царь Киэнгира⁸. Он был высок, светлая кожа, лишенная морщин, резко контрастировала с короткой темной бородой. Большие зеленые глаза обладали магическим насквозь проникающим взглядом. Этот взгляд… Он любого приводил в трепет может от того, что каждому, кто осмеливался смотреть ему в очи казалось, будто царь знает все его тайные помыслы. А может потому, что сам облик царя мало походил на типичного жителя Киэнгира, кто знает? Его побаивались все, не исключая Лудингирру.

Много времени прошло, со дня появления Утухенгаля в Эреду, но вот что удивительно – старость обошла его стороной. Еще сказывали, что царь любит дорогие ткани, а украшенья не признает. Тиару надел только однажды – по случаю восшествия на престол…

– Великий царь! – сказал Алулим. – Собрание старейшин приветствует тебя!

Утухенгаль долго молчал, вглядываясь в лица, а потом чуть слышно произнес:

– Нам бросили вызов. Не так ли?

И собрание замерло. Все надеялись, что вот сейчас царь скажет нечто такое, что сможет предопределить судьбу всей страны и каждого ее жителя в отдельности. Но вместо этого слово взял Лумма.

– Великий царь! Все знают: лагашцы издревле хотели подчинить себе Киэнгир. Когда Энменлуанна Великий воевал с амореями они не прислали ему подмоги. Они всегда были в стороне. У них самая плодородная земля, но им этого мало… Если их не обуздать это послужит дурным примером остальным городам.

– Ты уверен в своих воинах? – спросил Утухенгаль.

– Да, великий царь. Нынче, как никогда.

– Тогда веди их на Лагаш! – заключил царь.

– Войне быть! – провозгласил Алулим. – Хвала Энлилю!

– Вечная хвала! – отозвалось собрание.

Лудингирра возвращался домой в паланкине в крайне удрученном состоянии. Предстоящая война не сулила ему ничего хорошего. Он с роду не управлял боевой колесницей, да и мечом владел… так себе владел.

В саду его встретила Дамгула.

– Что ж, значит так угодно богам. – сказала она, когда выслушала что решил Утухенгаль. И печаль слегка коснулась ее благородного лица. Но и в этой печали она была хороша. Ухоженная, стройная, в ней чувствовалась порода. Её миндалевидные глаза с поволокой, слегка прикрытые в чувственной неге и бархатистая кожа, что подчеркивала соблазнительные формы – вся она являла собой олицетворение женственности, украшение любого мужчины.

– Мне тоже придется идти в поход. – констатировал Лудингирра.

– Так решил царь. – согласилась Дамгула. – Верь Утухенгалю и не забывай: твой отец тоже был им спасен. Боги выбирают пророков только из самых достойных мужей.

– Да, ты права… волю богов нам не дано познать. Вели подать мне вина.

Дамгула печально улыбнулась и ответила:

– Я сама тебе принесу.

И Лудингирра остался со своими мыслями наедине. Он сидел на гладкой диоритовой скамье смотрел на пруд и рассуждал. Дамгула говорит дело: Утухенгаль не простой человек. В Киэнгире он появился незадолго до Великого потопа, и никто до сего времени не знает откуда он пришел в наши края. Устроился на службу в храм. И как-то раз во время утренней молитвы объявил, что боги открыли ему день грядущий. Через него они сообщили людям: страшное бедствие постигнет весь Киэнгир. Наводнение, равных которому не было во веки, обрушится на наши земли. Над Утухенгалем стали насмехаться. Верховный жрец был взбешен, отстранил Утухенгаля от службы и, обвинив в богохульстве, назначил ему в наказание пятьдесят ударов аморейским кнутом. А поскольку в отличии от обычной плети, амореи традиционно вплетали в кнут острые металлические грузики по всей длине – наказание было весьма тяжким. Но даже когда на базарной площади двое солдат истязали Утухенгаля, боги продолжали говорить его устами: «Кровавая луна принесет Великий потоп. Кто не скроется в горах – погибнет».

В ту пору отец Лудингирры почтенный Тимахта торговал зерном. Он был суровым и набожным человеком; небогатый трудяга от зари до зари. Увидев полумертвого Утухенгаля, сердце его сжалось; он отнес бывшего служителя храма к себе домой в убогую лачугу и оплатил лекаря. Правда, в необходимости последнего Тимахта усомнился. Утухенгаль сам наставлял какие травы нужно взять и как сделать из них целебные мази и отвары.

Там, в отцовском доме Лудингирра впервые и увидел будущего царя. Утухенгаль посмотрел на маленького Лудингирру, приподнялся с ложа, провел тяжелой рукой по детской щеке, улыбнулся сквозь боль и сказал несколько слов, на своем родном языке. Это были резкие лязгающие звуки будто молотом по наковальне…

Отец делил с Утухенгалем свой хлеб и кров. Бывало будущий владыка Киэнгира играл с маленьким Лудингиррой. Он прятал в руке некий предмет и спрашивал: «Угадай что у меня в руке?». За неправильный ответ Утухенгаль тихонечко щелкал паренька по носу. И только раз Лудингирра победил – угадал что спрятал Утухенгаль – это была серебряная монета. И она досталась победителю… Лудингирре нравилось играть с Утухенгалем. Родному отцу, почтенному Тимахте такими пустяками заниматься было некогда.

Поправился Утухенгаль довольно быстро. А потом с теми немногими, кто все же поверил ему ушел в горы. Хорошо, что первым из них был Тимахта.

Те же, кто остался – горько пожалели в свой последний час, ибо все случилось так, как и было сказано в пророчестве: Идиглат и Буранун⁹ вышли из берегов и все живое погибло.

В аморейских горах, куда привел людей Утухенгаль, они жили сорок дней и сорок ночей. И Тимахта рассказывал, как будущий царь удивлял всех своими знаниями. Он без труда отыскивал среди камней подземный источник воды и отличал съедобное растение от ядовитого. А когда потоп ушел и надо было заново создавать города, рисовал на глине схемы, исправно зная строительное ремесло и мог в уме складывать и перемножать огромные числа.

Однажды спросили Утухенгаля: кто научил его разным наукам, на это был краткий ответ – «боги».

Мой отец почтенный Тимахта – да будет к нему благосклонна Эрешкигаль¹⁰ – уважал Утухенгаля и был одним из тех, кто возвел его на престол. И Утухенгаль, надев тиару, добро не забыл – сделал моего отца своей правой рукой. Все крупные закупки оружейной меди и строительного камня шли через моего родителя…

И как я теперь могу сомневаться в том, что Утухенгаль – правитель, дарованный богами нашему народу?! Неужто я последний глупец? Дамгула права: лишь достойнейший из мужей может стать пророком на троне!

Глава третья

Трижды обойдя колесницу, запряженную двойкой лошадей и окропив ее священным маслом, Дамгула молвила:

– Может тебе надеть тяжелую броню?

Лудингирра подумывал об этом с самого утра. Но ему, было стыдно за эту мысль. Что скажет его верный слуга Эннам и остальные воины, если он пойдет в поход в усиленной броне? А известно, что скажут: «Глядите! Отвага покинула Лудингирру! Да… Нынче сыны Эреду не так храбры, как раньше!» Вдобавок еще и посмеются в спину. Нет, уж лучше я останусь в кожаном жилете с тремя медными пластинами. Так по крайней мере удобнее держать лук… наверное, удобней…

– Боги не дадут мне погибнуть! – бодро ответил он жене.

– Не изволь беспокоиться, госпожа! – отозвался Эннам. – Я быстрее отдам свою жизнь, чем позволю забрать жизнь моего господина!

Эти слова немного успокоили Дамгулу.

– Отец, можно я с тобой? – на бегу выпалил Нинмар.

– Ну, что ты такое говоришь, сынок! – Лудингирра обнял сына. – Не бойся за меня, обещаешь?

Нинмар кивнул головой.

– Все, господин, нам пора! – сказал Эннам и хлестнул лошадей.

Колесница со скрипом покатилась по пыльной дороге в сторону главных ворот. За городом Лудингирра присоединился к отряду колесниц. Пехота шла впереди. Замыкал войско отряд лучников. В закрытой повозке, усиленной тяжелыми бронзовыми щитами, ехал лично командир Лумма. Сидя на мягких валиках и глядя в решетчатое окно на каменистую пустыню он не терял даром время и подкреплялся бараниной и вином. От напряженной работы челюстями у военачальника выступил на лбу пот. Но Лумма не обращал на это никакого внимания и продолжал свое занятие пока в дверь не постучали.

– Кто еще? – рявкнул он.

Дверь распахнулась и в повозку на ходу ввалился человек в грязной одежде простолюдина.

– А, это ты! – смягчился начальник войска. – Докладывай!

– Я со своими людьми дошел почти до самого Лагаша. У нас на пути лежат три селения. Никаких войск мы не обнаружили. Похоже нас не ждут.

– Это хорошо! – изрек Лумма, набивая рот мясом. – Хорошо, что нас не ждут.

– Есть и плохая новость. Впереди ущелье. Тропа там очень узкая. Колесницы не пройдут. Предлагаю обойти горный хребет. Но это займет время.

– Сколько?

– Дня два лишних.

Лумма перестал жевать.

– Нет у меня лишних дней, а тем более двух! Скоро каждый камень будет знать, что мы идем на Лагаш! Пехота через ущелье сможет пройти?

– Пехота?.. Пехота сможет, но с трудом.

– Вот что, тогда передай Энасиру, пусть ведет свой отряд через ущелье, чтоб он взял эти три селения и стал возле Лагаша. Мы к тому времени подтянемся. Если мятежники укроются в городе – им же хуже – возьмем их в осаду. Если попытаются дать бой – колесницы с похода ударят им в бок и сметут напрочь.

Когда солнце зашло за горизонт и звезды замерцали на черном небосводе, царская армия стала на ночлег. Отряд колесниц находился под охраной легковооруженных лучников. Тяжелая пехота еще засветло ушла далеко вперед.

Лудингирра лежал возле костра, смотрел на звезды и ждал Эннама. Слуга тем временем вместе со всеми возничими толкался у трех обозов, запряженных онаграми, что везли провиант.

– Пару хлебов с мясом. Мне и моему господину. – сказал Эннам, когда подошла его очередь.

Шешкала шустро выдал два ячменных хлеба.

– Э-э-э! Уважаемый! – возмутился Эннам. – Где тут мясо-то?

– Мясо – в хлебах! – не задумываясь ответил Шешкала. – Не мешай! Следующий! Проходите, проходите сюда!

Эннам оценил толщину хлебов и прикинул, что если там и есть мясо, то разглядеть его простым глазом не представляется никакой возможности. Он постоял еще немного у обозов, и увидев, что более никто не возмущался, отнес добычу к Лудингирре.

– Вот ужин, господин! – Эннам протянул оба хлеба своему хозяину.

Лудингирра принялся лениво пережевывать лепешки, но вскоре это занятие ему наскучило. Он отбросил еду в сторону и уставился на огонь.

Эннам набил себе живот тем, что осталось от хозяина. По вкусу хлеб напоминал паклю, из которой обычно делают корабельные канаты – не отрава, но и радости никакой; сыт и хвала Энлилю!

Лудингирра провел эту ночь без сна. Он думал о предстоящем сражении, соизмерял боевые навыки свои и врага, пытаясь представить себе, чем закончится бой. И как он не крутил свои мысли, всегда выходило примерно одинаково: неизвестно по какой причине все враги были как на подбор: здоровее, храбрее и вероломнее, а исход сражения – либо тяжкое ранение, либо смерть. Попробуй тут усни!

Ближе к утру Лудингирра впал в такое состояние, когда не ясно: сон ли чудится, али чудеса наяву творятся. Но как бы то ни было, в предрассветной мгле, видит он как упитанный человек, пугливо озираясь по сторонам, пока все спят, не исключая дозор, без лишнего шума отвязывает одного коня и тайком уходит в неизвестном направлении.

По утру, когда горн возвестил подъем, лагерь начал шевелиться и лениво подтягиваться в сторону продовольственных обозов.

Среди военных слышалось недовольное роптание:

– Где этот корчмарь? – задал риторический вопрос воин со шрамом на лице.

– Э! Кто-нибудь видел Шешкалу? – подхватил другой. – Лихорадка ему в печень!

– Может спит до сих пор, баран! – высказал свою мысль третий. – Да, точно вон он спит! – указал он на здоровое тело, валявшееся возле дальнего обоза. – Эй, пните, его там кто– нибудь!

– Я тебе пну сейчас! – отозвалось тело.

– А, это ты! – смягчился солдат. – А где Шешкала?

– Почем мне знать?!

К обозам подошел десятник лучников в грубой тунике с коротким мечом на поясе и зевая поинтересовался:

– Что тут происходит?

– Обозчик пропал. – пожаловались ему.

– На все воля богов! Значит туда ему и дорога! – деловито заявил десятник. – Берите, братцы по одному хлебу! Хвала Энлилю!

– Вечная хвала! – ответили солдаты хором и налетели на обозы.

Лудингирра вдали ото всех не спеша стал облачаться в броню. Чувствовал себя он прескверно: совершенно разбитым какой-то неизвестной хворью. «Хорошо бы сейчас Эннама за лекарем послать.» – подумал он.

– Мой господин не желает завтракать? – переспросил Эннам. Хозяин отрицательно щелкнул языком.

Верный слуга взял господский хлеб и убрал в один из колчанов, предварительно переложив все стрелы в другой. А от своего хлеба оторвал пару кусков прожевал и понял, что больше пакли в него сегодня не влезет.

По звуку трубы войско построилось в поход и медленно двинулось, обходя горный хребет.