Футбол после сорока пяти
рассказ

Футбольный сезон в нашем детстве начинался в конце марта, реже в начале апреля и то, когда март случался еще зимним холодным месяцем…

Лишь только солнце начинало греть по-весеннему, и оттаивал большой песчаный пустырь у трамвайного депо, – как мы, дружная команда-ватага квартала № 14, переодевшись в кеды, футболки, трико, ежедневно, весело и шумно гоняли черно-белый ромбиковый мяч с «после школы» до позднего вечера. И не беда, – что вокруг в тени деревьев еще чернели грязные, не совсем растаявшие сугробы, что в низинке за нашим футбольным полем скапливалась большая глубокая лужа, которая по ночам покрывалась тоненькой корочкой льда, впрочем, лед к «после школы» уже оттаивал, и, порой, мяч наш улетал в эту лужу, и доставать его с середины этой лужи приходилось большой длинной жердью, позаимствованной здесь же из забора соседней санзоны…

Первый футбол, после долгой зимы… Стоит ли объяснять, что это такое, тем несчастным хорошистам и отличникам, тем маменькиным сынкам, кто в своей жизни ни разу даже ногой по мячу не ударил. Тем, кто ходил со скрипкой и нотной папкой в музыкальные школы, потом зубрил дома, у скучного черного рояля, бесконечные этюды и пьески Черни, Моцарта, Баха… Они даже никогда не читали книги «Три удара Пеле», да и вряд ли знали, – кто он, этот великий неповторимый бразилец, непревзойденный мастер, укротитель мяча, умеющий в футболе все!.. Или абсолютно все, как нам тогда казалось.

Почти каждый из нашей шумной разношерстной команды видел тогда себя почти Пеле, Ревелино, Горинчей… И это был действительно футбол, азартный, самозабвенный, порой очень красивый! Сейчас так не играют…

Сейчас играют за деньги. То там, то здесь в газетах, с телеэкрана слышишь «купили футболиста за 5 миллионов евро», «футболист заключил выгодный контракт в 2 миллиона долларов»… Искусство продаваться, теперь в почете. Иначе не проживешь.

Но тогда о деньгах мы не думали. Мы просто гоняли мяч. Для одного из нашей ватаги – Сереги Пыжкова потом это стало профессией, он тоже стал продаваться за деньги, сначала из нашего «Прогресса» в соседний кемеровский «Кузбасс», потом куда-то в дубль первой лиги, но, как я слышал, у него там не сложилось, и в последнее время он где-то, в такой же провинции, как и наш городишко, тренирует детскую команду, опять же по слухам личная жизнь у него не сложилась, впрочем, слухи есть слухи…

Какие голы он забивал в самодельные, сколоченные из обыкновенных строганных брусков ворота! Какие голы!.. «Сухим листом» подкручивали мяч с углового, бил в падении головой или – ногой через себя…

Падать тогда было почему-то совсем не больно. Помню, как однажды, кто-то в борьбе за мяч оттолкнул меня, и я сильно ударился плечом об штангу. После этого еще часа два я бегал вместе со всеми, отдавал голевые пасы, даже забил гол – красивый – и, только придя домой, заметил, что плечо у меня сильно распухло и болит. После этого – травмпункт в соседней поликлинике, жестокий приговор врача – «разрыв соплечья», гипс и – целых две недели без футбола!..

Но, пожалуй, самыми жестокими и бескомпромиссными были межквартальные схватки, когда мы вызывали на матч одну из ватаг соседних пятнадцатого или двадцатого кварталов. Здесь бились действительно «не на жизнь» – до последнего гола. Проиграть в такой схватке считалось величайшим позором, и если такое случалось, то проигравшие, целую неделю тренировались с утроенной энергией, чтобы в следующее воскресенье непременно вызвать обидчиков на матч-реванш, и непременно выиграть его с крупным счетом! Иначе и быть не могло!

Хотя по-всякому бывало…

По-всякому бывало и в жизни. Это теперь, когда сорок пять, понимаешь, что жизнь прошла, и прошла зря или почти зря. Именно большинство из нашего поколения «создавало оборонную мощь страны», мы заканчивали ПТУ, техникумы, единственный в нашем городе политех и шли работать в «оборонку». Работали, делали ракеты, снаряды и прочие атрибуты мифа о могуществе родины.

Потом «оборонка» развалилась. Многие остались ни с чем и безо всяких перспектив на будущее. Целое поколение безработных… Хотя и сегодня во всех газетах видишь объявления – «требуются… требуются… требуются…» И, как приговор – «до 35 лет».

Нынче весна отчего-то очень погожая, очень футбольная. Такой исключительный конец марта!.. Оттаяло все, тепло уже от земли чувствуется. Особенно к полудню. Эх, самое время в футбол играть!..

Я теперь часто хожу на работу и с работы мимо трамвайного депо. Того самого. Поле наше футбольное уже пообрезали, построив с краю частную шиномонтажку. Ворота наши еще стоят, но какие-то сильно заброшенные, давно мяча «не знавшие». Подъезд к шиномонтажке и площадку забетонировали, скорехонько, как все сегодня, поставили современный, обшитый сайдингом бетонный модуль, и качают, себе, там колеса… Клиентов, правда, у тамошних шиномонтажников пока маловато, но видимо со временем место приработается, «прирастет», да автомобилисты попривыкнут и станут обслуживаться здесь. Особенно, автомобилисты с соседних гаражей.

Гаражей в этом районе полно. Вот и неподалеку от площадки расположен большой гаражный кооператив. Там находится и мой гараж. Там был и гараж Марка.

Марк, он же Марек, – наш правый край нападения. Из той «команды молодости нашей…» Какие мячи он подавал справа со штрафных и угловых! Оставалось только подставить голову или ногу. И мяч в сетке. Впрочем, вру, сетки у нас отродясь не бывало. Но это и не важно было, – главное гол забить.

Так случилось, что Марек умер первым. Мы редко встречались с ним, хотя и жили на одном квартале, машины в одном гаражном кооперативе ставили. Но как-то не пересекались.

Он, кажется, болел. Печень. Ходил весь желтый, худой. Впрочем, и пил он не по-детски.

Знаю, что после ПТУ работал слесарем где-то на одном из наших оборонных заводов. Позже, когда «оборонка» в городе окончательно «развалилась», Марек пытался самостоятельно заниматься частным строительством, попросту калымил, частенько бывал при деньгах, быстро пропивал их, снова садился на мель, и так дальше по замкнутому кругу.

Такая нестабильность, была причиной и его неустроенности в личной жизни, с женой он разошелся давно, жил с совершенно разными, совершенно случайными женщинами, достаточно часто, примерно раз в неделю, менял их, пить от этого не переставал и все болел… Печень.

«Ловила» наш Леха Борщев был вторым «в очереди». Он вообще на рыбалке умер. Сиделый он был, Леха. Сел лет в 19, по глупости, за драку. Потом еще за драку. Потом вышел, работать устроился грузчиком, женился было. Да жена гулялая попалась. Говорят, прямо при Лехе с мужиками спала. Разошелся, но работу не бросал. Все говорил при встрече: «Хватит, насиделся. Пора и жить начинать…» Начал.

Я, правда, на той рыбалке не был, но мужики рассказывали. Пока ехали, он все на здоровье жаловался. И не то, чтобы с глубокого похмелья, но немного, как говорится, в нем было… Как на место добрались, решили перекусить немного. Пока мужики консервы вскрывали, Леха полтарашку пива открыл. Ну и приложился к ней с желанием. Почти половину выдул. Поставил полторашку и упал навзничь. Мужики сначала подумали придуривается, скатерть расстилать начали, потом хватились, а Леха уже готов. Кинулись в ближайшую деревню, медика привезли милиционера… Потом Леху в багажник кое-как уложили, здоровый он был Леха, не менее сотни кило. И 150 километров так в багажнике его и везли. До дома.

После Лехи были Петька Пискунов – правый полусредний, Жора – опорный защитник, Васька Оденин и Алик – те что по краям играли, Семен…

А не так давно «случился» Юрка – центральный нападающий. Юрка вообще был любимчиком команды, и ему многое прощалось. Он мог позволить себе не оттягиваться назад, задерживаться где-то в центре поля, иногда передерживал мяч, жадничал – не пасовал… Все мы конечно мастера были тогда, но Юрка – это был Юрка.

Никто так, как он не чувствовал голевую ситуацию, нога его всегда оказывалась именно «в то время и в том месте», голы он забивал самые нужные и необходимые, еще случалось зачастую просто так, между делом, как бы нехотя, скучая… а иногда и стремительно логично завершал комбинацию, в которой участвовали мы все. Но слава-то доставалась ему, Юрке!

Он относился к этой славе снисходительно, несколько свысока, однако, мы все понимали, что Юрке все равно приятно где-то в глубине души, и славой этой он «за просто так» ни с кем делиться не согласен.

Странно, но тогда ему никто и не завидовал. Зависть могла появиться позже, но и позже завидовать было нечему… Обычная схема для нашего двора, для нашего поколения, для нашего небольшого города: работа на «оборонку», безработица, случайные заработки, водка…

Впрочем, водка и стала для Юрки той отдушиной, которая как-то скрашивала ему жизнь. На нашей улице Разина в годы пресловутой горбачевской «перестройки» поставили вагончик, обыкновенный такой железнодорожный. Кто-то из «сиделых» поставил с двадцатого квартала, не знаю, возможно, и он с нами в футбол когда-то бегал. А внутри вагончика – пивбар. А в пивбаре, кроме пива, бадяжная водка, ну, просто спирт разведенный, не по-менделеевски, а так, на глаз… Да и спирт-то не лучшего качества.

Но Юрка как-то прирос к этому вагончику. Сторожил его по ночам, вместе с барменшами – благо все они почти молодые были, и на фигуру ничего – за какую-то весьма символическую плату сторожил, к тому же имел там же в вагончике неограниченный кредит «в граммах», со всеми завсегдатаями был «на ты»…

А публика в вагончике случалась самая разная: от гитариста-неудачника до «нового русского – типа, пальцы веером все нештяк, пацаны…», от спивающегося интеллигента до бомжа «в законе». Было там, в вагончике, весело, и жизнь там куда-то текла, в отличие от окружающей жизни.

Там же беззаботно, глупо и весело текла Юркина «вагонная» жизнь. Или ее подобие… Все это раззадоривало Юрку и придавало какой-то смысл его бессмысленному существованию. Жена у него работала в банке оператором, поэтому особых финансовых затруднений Юрка не испытывал. Дочь растил опять же, когда трезвым быть случалось…

Но вот, как-то шел домой с «работы», заночевал с молодой барменшей Лилей, часа этак в четыре утра шел, – ну и встретился с наркоманами. Прилетело ему по голове, да хорошо этак, видать, прилетело, в реанимацию попал.

А встретил я тут недавно бывшего одноклассника. Он меня спрашивает:

– Про Сомова знаешь? Про Юру?

– Конечно знаю, в реанимации лежит…

– Да-а… лежит… позавчера схоронили!

– Как?

– Вот так…

Последним, пока последним, стал Вовка Остряков. Один из двух Остряковых. Не братьев, – однофамильцев. Впрочем, оба они играли в полузащите, правда, на разных флангах.

Если о Вовке, то он был тот еще «финтила», маленький, юркий, как Александр Заваров. Кто такой Заваров не футболистам объяснять не буду, был такой футболист в годы нашей юности, играл в СКА Ростов-на-Дону, в киевском «Динамо», в итальянском «Ювентусе», ну и так далее…

Порой мы просто поражались Вовкиной способности – двумя-тремя финтами проскочить через частокол тел, ног и прочего, а уж убежать от соперников ему труда не составляло. Бегал Вовка быстро… но от себя не убежал. Все один к одному, как у всех: безработица, водка, а потом еще и «дурь». На «ханку» подсел.

Жил Володя с матерью и с сестрой. Намучались они конечно с ним. Однажды я сам слышал, Вовкина мать с ненавистью говорила ему: «Когда ж ты сдохнешь-то?!» Володя что-то мычал в ответ добродушно, вроде – «скоро, скоро, мать…», пускал слюну и смотрел глубоко выпученными глазами.

Впрочем, иногда, когда Володя бывал трезв, он ненавидел себя, ненавидел жизнь свою такую, и спрашивал меня на полном серьезе: «Как думаешь, выкарабкаюсь я из этого дерьма? Знаешь как надоело, на работу никуда не берут, всем теперь до 35 нужно… А мне уж под полтинник почти… Куда я им?! А дома матери в глаза смотреть стыдно… И страшно».

Нашли Вовку дома в ванной. Со вскрытыми венами. Полная ванна окровавленной воды. И Вовка.

Хоронили тоже наскоро. Лето было, боялись, долго не пролежит – портиться начнет. Или еще почему-то. Мать Вовкина была какая-то потерянная, но не плакала. Когда смотрел на нее, – меня не покидало ощущение, что с плеч у нее огромный груз свалился. И грешным делом, думалось: «А может и прав он, Вовка…»

Второй Остряков, Серега, тот просто спился. Получил инвалидность, на вид молодой, здоровый, но что-то с ногами у него стряслось – отниматься стали. Пенсию ему назначили небольшую, но стабильную, что, согласитесь, по нашим временам немаловажно. И он ее честно, всю до копеечки пропивал. Жена постоянно «пилила» Серегу, но не уходила. Жила с ним. Любила.

В конце концов, с квартала Серега уехал, квартиру свою на «красной линии» продал какому-то барыге под магазин. Точнее обменял на меньшую. Вырученную разницу успешно пропил и в последнее время, по моим сведениям, сторожит где-то на автостоянке – сутки через трое. Так же пьет, на квартале появляется редко и все жалуется на ноги: «Понимаешь, совсем ног не чувствую, – обычно плачется он после каждой рюмки, – Да-а… А ведь играли когда-то мы… Как играли!.. Помнишь?»

Помню, Серега, конечно же, все помню! Хоть и времени немало прошло… А последние годы особенно выкашивают почему-то по-черному наше поколение, поколение, которое государство наше «оборонно-уже-немощное» давно похоронило. И немного уже нас осталось. Хотя остались еще!

И где оно, Серега, то время?

Где тот футбол?..