Задержанный лежал тихо, но Филатов всё равно волновался – задумай тот бежать, сыщик ничего бы сделать не смог. Тут он вспомнил о выданном рожке и подал сигнал. Через минуту два конных жандарма рассматривали пойманного и с не меньшим удивлением самого Владимира Андреевича, который стоял, горбясь и опираясь на трость. Бесчувственному преступнику, в котором узнали варшавского вора Казимира по кличке «Змей», связали по рукам и ногам и закинули поперёк лошади одного из жандармов, словно мешок с картошкой. Он не протестовал, лишь слабо поскуливал в забытьи. Филатов, которому сообщили, что операция закончена, сам добрёл до ворот склада, где развернулись основные события. Всё прошло в лучшем виде: никто из преступников не ушёл, жертв среди сил правопорядка почти не было – одного жандарма чуть оцарапало пулей, но это ерунда. Владимира Андреевича хлопали по плечу, поздравляли с поимкой. Вокруг царили воодушевление и радость. Арестованных отправили в местную тюрьму, фальшивые деньги изъяли. Вскоре подъехало местное полицейское начальство, а потом и сам нижегородский губернатор. Вид, а главное, сумма фальшивок произвела на всех неизгладимое впечатление. Павел Фёдорович, губернатор, приказал господам-офицерам срочно отправиться на празднование такого оглушительного успеха. Все восприняли это распоряжение с огромным энтузиазмом. Филатов отказался, сославшись на здоровье. Губернатор, покручивая роскошный ус, пристально посмотрел на его бледное, с испариной лицо и не стал настаивать, пообещав утром прислать личного лекаря. Команда победителей, оживлённо переговариваясь, направилась отдыхать, а Владимир Андреевич добрался до гостиницы, разделся и рухнул в кровать.

Ночь прошла точно так, как он и предвидел. То ли полусон, то ли полубред с боязнью лишний раз пошевелиться от мигом пронзающей боли. Утром, решив, что пора вставать – даже эта зыбкая сонливость улетучилась – Филатов с огромными усилиями смог сесть на краю кровати. Мокрую насквозь от пота ночную рубашку он снял и бросил в угол. Начать день, как всегда в подобных случаях, Владимир Андреевич решил с гимнастики, которой его научил индус, задержанный по какому-то делу вместе со своим бродячим цирком. Цирк в результате отпустили, а сыщик обогатился новым знанием. Пришлось сползти на пол, сдерживая стон. Сначала Филатов просто лежал на твёрдом, а затем встал на четвереньки и начал то выгибать спину кверху, то прогибаться до пола, подобно кошке, потягивающейся после сна. Постепенно кровь побежала быстрее, кости перестали скрипеть при каждом движении. Можно было привести себя в порядок и решить, что делать. Владимир Андреевич умылся, оттерев с кулака запёкшуюся кровь вчерашнего преступника. Тут пришёл обещанный губернатором лекарь. Врач растёр сыщика мазями, рассказывая что-то о болезни и мерах предосторожности от неё, но Филатов не слушал – знал это всё, нового ничего не было. Мышцы наконец разогрелись, двигаться стало немного легче. Поблагодарив доктора, Владимир Андреевич решил пройтись. Поезд в Москву отправится вечером, не валяться же весь день в кровати, хотя лекарь именно это и советовал, только вот потом вообще не встанешь. Ярмарка опять же, надо посмотреть. Железную трость пришлось оставить, вместо неё сыщик взял облегчённую, с острым клинком, спрятанным внутри. Прогуляться получилось недалеко – было совсем худо. Так Филатов оказался утром на скамеечке под тентом у магазина купца Морозцева и принял его приглашение – ходить всё равно получалось плохо, а ярмарку увидеть хотелось.

На улицах бурлила жизнь. Савелия Трофимовича приветствовал буквально каждый встречный. Кому-то купец отвечал, учтиво приподнимая шляпу, кому-то, слегка кивая и касаясь её полей, кого-то и вовсе удостаивал лишь взором. Пару раз он даже приказал кучеру остановиться, чтобы выйти из экипажа и коротко с кем-то переговорить. Видимо, повстречал очень важных людей. При этом Морозцев успевал показывать и рассказывать попутчику о том, что происходит вокруг. Слушать его было удовольствием, как всякий раз бывает, когда рассказчик по-настоящему увлечён предметом разговора и хорошо его знает. Владимир Андреевич наблюдал за всем сквозь полуприкрытые глаза, но отчётливо чувствовал, чувствовал кожей и всем естеством, как бьётся неукротимый пульс крупнейшей русской ярмарки, как подчиняет себе и заставляет служить энергия денег, сконцентрированная в этом месте. Все здесь стараются зачерпнуть с лихвой из золотых рек, протекающих рядом. Сама же природная река полна лодок, барж, пароходов. Гружёные и пустые они стремятся причалить, быстро оставить или принять на борт груз и скорее отчалить. Грузчики на судах хватают крюками товар и закидывают себе на спины. Согнувшись в три погибели они бегут или вниз, или вверх по сходням, расчищая себе путь отборным матом, скидывают поклажу у весов и без передышки отправляются за новым грузом, чтобы успеть побольше заработать. На перевеске спорят до хрипоты приёмщики и сдатчики, стараясь выторговать друг у друга лишний золотник² веса, лишнюю копейку. Рядом толкутся ломовики, наперебой предлагают доставить товар куда прикажут. Извозчики везут купцов по своим лавкам и амбарам, где те встречаются с покупателями, и снова начинается торг, торг до хрипоты, торг до мокрых от пота рубах. Наконец, хлопают по рукам, и сделка на десятки тысяч заключена. Теперь радостных торговцев ждут радушные хозяева трактиров, пронырливые половые, русские и цыганские хоры, кокетливые певички. Ночью на охоту выходят те, с кем лучше не встречаться, кто давно фигурирует в полицейских сводках, на ком уже не один грабёж и убийство.

Пахло тиной от реки, рыбой, потом, просмолёнными досками, кожей, гарью, карболкой, которой обильно засыпают общественные уборные, чтобы отбить запах и вывести возможную заразу, иногда чувствуются тонкие ароматы дорогих духов. Умопомрачительные, заставляющие рот мгновенно наполняться слюной, ароматы доносятся из ресторанов и трактиров. Кругом всё кружится в бесконечном движении, не прекращающемся ни на минуту. Все, абсолютно все, стремятся за пару месяцев, что идёт ярмарка, вдоволь напиться из этой реки, каждый по мере своих способностей. Морозцев чувствовал себя, как рыба в воде, а Филатову в этой толчее было неуютно. Ему чудилось, будто на всех лицах за любезными улыбками, за хорошими манерами, проступает жадность. Кипящие вокруг страсти были для него чужими, поэтому сыщик вздохнул с облегчением, когда экипаж подкатил к Главному ярмарочному дому.

– Вот и всё, – подытожил путешествие Морозцев. – Заметьте, как относительно невелик по площади торг, а капиталы, которые здесь крутятся – громадны. Если назвать цифры – дух захватит.

– Благодарю вас, Савелий Трофимович. Очень познавательно, – Филатов аккуратно вылез из экипажа, – размах, действительно, впечатляет.

– Размах… Не остаётся былого размаха, – вздохнул купец. – Уйдёт капитал – зачахнет всё, исчезнет Макарьевская ярмарка.

– Для чего ему уходить? Здесь сколько уже лет всё для торговли лучшим образом устроено. Или я чего-то не понимаю? – удивился сыщик. – В прошлом году здесь была грандиозная выставка, вы её председателем были, Государь приезжал.

– Время, уважаемый Владимир Андреевич, время идёт вперёд, – Морозцев развёл руками. – Ничто не вечно. Всероссийская выставка была вершиной ярмарочной славы, а с вершины только один путь – вниз. Развиваются дороги, скоро в любой уголок Империи можно будет доехать без особых хлопот. Нужда собираться в одно время в одном месте уйдёт сама собой.

– Для чего же вы согласились стать Главным ярмарочным распорядителем в этом году, ведь дело хиреет? – спросил Филатов. – Хотя догадываюсь… Государь отблагодарит, медалью наградит или звание какое пожалует. С высочайшей благосклонностью всё ж полегче жить, особенно людям вашего сословия.

Морозцев неожиданно рассмеялся, причём так искренне, что на громогласный хохот оборачивались прохожие.

– Правду про вас говорят, Владимир Андреевич. Рубите с плеча, слов не подбираете, – сказал купец, успокоившись.

– Мне у вас, Савелий Трофимович, пожертвование на нужды московской полиции просить не нужно, этим пусть начальство занимается, поэтому можно и не лебезить. Прошу простить, если ненароком обидел, – сыщик немного сконфузился от собственной резкости, всё-таки Морозцев свои дела отложил и ярмарку ему показал.

«Всё из-за спины проклятой, если бы не болела, глядишь и не грубил бы», – подумал он.

– Никаких обид, господин Филатов, – Морозцев говорил спокойно, глядя собеседнику прямо в глаза. – Я сам предпочитаю времени не терять, а сразу переходить к сути. Так вот позвольте вас пригласить к себе: позавтракаем, а заодно я изложу вам одну свою просьбу. Заранее ни на чём не настаиваю, но если согласитесь помочь – я в долгу не останусь.

– С удовольствием приму ваше приглашение, Савелий Трофимович, – сыщик решил, что так сгладит неловкость и отблагодарит купца за хлопоты. Впрочем, и о деле послушать можно, а вдруг и правда что-то стоящее.

На первом этаже ярмарочного дома располагался торговый пассаж с многочисленными магазинчиками. Вечером здесь всё блестело от яркого света, играл оркестр и было не протолкнуться от гуляющей публики. Сейчас же, из-за раннего часа, кругом было пусто. Звук шагов и стук трости гулко раздавались среди тишины. Морозцев бодро взбежал вверх на лестничный марш, Филатов за это время еле успел подойти к ступенькам. Купец недоумённо посмотрел на гостя, потом, движимый неугомонной энергией, не позволявшей даже минуту стоять без дела, задрал голову и крикнул:

– Прохор! Прошка!

Сверху кто-то стремительно застучал каблуками и через мгновение рядом с Савелием Трофимовичем появился долговязый, нескладный парень:

– Слушаю вас, ваше степенство, – как можно более почтительно сказал он, заметив медленно поднимавшегося навстречу незнакомца.

– Беги в трактир к Егорову, скажи, что я просил завтрак собрать. Смотри, чтобы всё в лучшем виде сделали.

– Не беспокойтесь, Савелий Трофимович. Никита Михайлович всегда для вас лучшие кушанья готовит. Всё свежее, с пылу, с жару. Упаси Господь, чтобы что-то лежалое попалось – знает кого угощать честь выпала. Не абы кто трапезу заказывает! Сам Морозцев! – с достоинством, нарочито громко ответил парень.

– Ступай уже, шельмец, – купец в ответ на грубую лесть самодовольно ухмыльнулся. – И поторопись! Завтрак сразу ко мне на квартиру принесёшь, а потом нас с Владимиром Андреевичем не беспокоить! Только если что-то неотложное приключится – тихонько зайдёшь и скажешь. Понял?

Прохор кивнул и кинулся вниз с такой скоростью, что сыщик забеспокоился, как бы он не поскользнулся на чисто вымытом мраморе ступеней и не расквасил себе нос.

– Вот вы интересовались, зачем мне ярмарка? – Савелий Тимофеевич теперь вперёд не убегал, а шёл рядом с гостем, нарочито замедлив шаг. Разве только под локоток его не вёл. – Люблю её – вот и весь ответ. Я с детства здесь. Сначала с дедом приезжал, потом с отцом, а затем и мой черёд пришёл. Мрачные пророчества о будущем Нижегородского торга – это лишь мои наблюдения и умозаключения, многие их не поддержат, но я-то вижу куда дело идёт. И от этих мыслей мне горько. Здесь я, как рыба в воде. Ярмарочная суета питает мои силы – хотите верьте, хотите нет, но ощущение такое, будто десяток лет с плеч долой. Поэтому и должность Главного распорядителя мне вовсе не обременительна, а совсем наоборот. Ну и про монаршее благоволение вы совершенно правильно подметили.

За разговором наконец дошли до служебной квартиры Морозцева, располагавшейся на верхнем этаже. Недалеко, здесь же, но в другом крыле, на время ярмарки квартировал и нижегородский губернатор. Хозяин и гость расположились в гостиной на удобных диванах друг напротив друга. Филатов, ожидая начала серьёзного разговора, рассматривал знаменитого текстильного короля. Телосложением они были похожи – оба высокие, сверх двух аршинов имели ещё никак не меньше десяти вершков³, крепкие, широкоплечие. Было в чертах купца что-то азиатское. «Это из-за того, что лицо круглое, а глаза узковаты», – подумал сыщик. Было заметно, что внешности миллионер первостепенного значения не придаёт. Одет он был в добротный, хороший костюм, но тёмные волосы стриг просто, под горшок, щеки брил гладко, а усы и борода особой пышностью и ухоженностью не отличались. «Как удобнее, так и ходит, павлином не рядится», – продолжал наблюдения Филатов. Глаза и губы Савелия Трофимовича иногда самопроизвольно начинали подрагивать, словно от нервного тика, но на гостя он смотрел прямо, не бегая взглядом.

Морозцев тоже изучал гостя. Сидит спокойно, уверенно. Молчит, не пытается пустой болтовнёй составить о себе приятное впечатление. Глаза голубые, взгляд умный, цепкий. Русые волосы аккуратно расчёсаны на пробор. «Бледный что-то и весь лоб в испарине. Не иначе, как вчера на губернаторском ужине в честь поимки преступников со спиртным переусердствовал», – подумал купец.

– А не желаете ли, Владимир Андреевич, коньячку выпить за знакомство. Мы с вами до этого лишь шапочно, так сказать, знались. Теперь вот обстоятельно поговорить доведётся. И Прохор завтрак сейчас принесёт, – предложил Савелий Трофимович, желая облегчить страдания гостя.

– В столь ранний час… – удивился Филатов, но подумав, решил согласиться, вдруг спине полегче станет. – Впрочем, не откажусь.

Морозцев подошёл к обширной батарее бутылок, посмотрел на них в задумчивости и выудил из середины причудливый, пузатый графинчик. «Французский, лучший что здесь есть», – сказал он и разлил медную жидкость по бокалам. Сыщику пришлось подняться, в пояснице грозно начал пульсировать барабан. «За знакомство», – мужчины чокнулись и выпили. Владимир Андреевич тотчас сел на диван. Коньяк огненной струей провалился внутрь и медленно начал разливаться теплом по каждой клетке. В комнату влетел Прохор с полной корзиной дымящихся кастрюлек, колбас, выпечки и ещё чего-то. Купец что-то сразу достал из неё и принялся жевать, приглашающим жестом предлагая гостю присоединиться.

– Благодарю вас, аппетита нет. Давайте лучше обсудим ваш вопрос, – отказался от угощения Филатов, которому со своего дивана пришлось бы наклоняться туда-сюда, чтобы брать что-то из корзины, а об этом даже думать не хотелось.

– Что ж, к делу, – Морозцев вытер губы салфеткой и показал Прохору, чтобы тот убрал кушанья, а сам вышел вон. Вопросительно коснулся бутылки, но гость помотал головой. – Пропал Устин Ушаков, московский деловой человек, приказчик и правая рука одного… Одного купца. Хотел вас попросить посодействовать в розыске. Вознаграждение будет щедрым.

– Савелий Трофимович…, – разочарованно протянул сыщик, пожалевший, что без толку потратил время. – Вы сами мне недавно сказали, что на ярмарке с детства. Должны были привыкнуть к подобным исчезновениям. Эка загадка – купец пропал. На Макарьевской-то ярмарке! Вот так невидаль! Проспится и отыщется. Загулял, с кем не бывает. Да и где вашему брату вожжи отпустить, как не тут? Здесь всё для этого наилучшим образом приспособлено. Дом далеко, а тут после удачной торговли столько соблазнов. Года два тому назад помните, как одного зерноторговца разыскивали? Такой переполох устроили, а чем закончилось?

Морозцев кивнул – историю эту он прекрасно помнил. Богатый и известный на всю Россию купец шумно праздновал тогда какой-то коммерческий успех. Загулял он широко, с размахом, хотя нрава был строгого, обычно вольностей себе не позволял. Для начала отдохнул зерноторговец с компанией в одном ресторане, затем в другом, а уж поздней ночью оказался в каком-то кафешантане с цыганами и хором, где кутил до самого утра. В пять часов, когда только начало светать, вышел купец на свежий воздух и отправился в свою лавку и амбары, куда привык ежедневно приходить с первыми петухами, чтобы всё проверить лично до начала ярмарочного дня. Усталость и хмель сделали своё дело – купец шёл, не разбирая дороги. Ноги вынесли его на берег Волги, на пристань. Там он, незамеченный никем, взобрался на баржу со своим зерном, улёгся поудобнее и заснул богатырским сном. Тревогу забили служащие зерноторговца, когда хозяин и в полдень не появился в своём амбаре – неслыханное дело! Поиски полиция устроила серьёзные. Перерыли все трущобы, катакомбы, ночлежки, больницы, кабаки, пивные, места, где собираются и торгуют воры, прячутся убийцы. Поймали кое-кого из числящихся в розыске, но купца нигде не было. Сообщили супруге пропавшего в Москву, подняв переполох и там, а виновник всей этой кутерьмы, проспав до самого Симбирска, очень удивился своему местонахождению, сошёл на ближайшей пристани и через два дня вернулся на ярмарку.

– Н-да, – Савелий Трофимович ухмыльнулся, вспомнив историю, наделавшую в своё время много шума, – я ведь в тот год тоже Главой ярмарочного комитета был. Полиция во время своей облавы тогда многих солидных людей при довольно неприглядных обстоятельствах застала. Да и замужние дамы из известных в деловых кругах фамилий были застигнуты врасплох в пикантной обстановке. Расхлёбывать тогда пришлось, улаживать, чтобы избежать скандалов. Но то – дело прошлое. Нынче совсем другое. Дело в том, что Устин на ярмарку даже не приехал, хотя должен был уже три дня назад.

– Три дня! Это и не срок вовсе. Ну закутил в Москве или какая другая надобность отвлекла, – пожал плечами сыщик.

– Ушаков – человек молодой и в загулах никогда замечен не был. Никогда! Что до другой надобности, то у торгового человека важнее Макарьевской ярмарки никакой заботы быть не может. И три дня – это срок для такого как Устин. Он всегда пунктуален. Всегда! – безапелляционно заявил хозяин.

– Хорошо. – Филатов понял, что купца такими доводами не проймёшь. – Кто подал заявление о пропаже?

– Никто, – удивился Морозцев. – Говорю же: он должен был приехать на ярмарку неделю тому назад, но до сих пор не объявился. И нет ни письма, ни телеграммы.

– Плохо, что нет заявления. Представьте: приду я к московскому обер-полицмейстеру и заявлю: «Пропал Устин, разрешите отыскать». Дмитрий Фёдорович – человек, прошу отметить, военный – первым же делом поинтересуется, кто заявил, а как выяснится, что никто, тотчас с командирской прямотой объявит: «Пропал Устин – да и…. Да и чёрт с ним», – и отправит делом заниматься. Нельзя без бумаги. Да вы хоть бы и сами её написали.

– Не могу я… – задумчиво протянул Савелий Трофимович. – Знаете какое качество делает купца успешным? Почему одни в первом десятке числятся, а другие вечно в хвосте плетутся, хоть в трудолюбии и не уступают?

– Боюсь и предположить, – Владимир Андреевич, потирая подбородок, смотрел на собеседника, но купец, устав сидеть на одном месте, расхаживал по комнате, заложив руки за спину. – Допустим, чтобы достичь коммерческих высот необходимо быть старообрядцем.

– Это почему? – от неожиданности Морозцев остановился и развёл руки.

– По моим наблюдениям, в первом десятке богачей Империи сплошь староверы, – объяснил сыщик. – Вероятно, это как-то связано, но как именно – не знаю.

– Да я совсем о другом, – досадливо махнул рукой хозяин. – Интуиция – вот первейшее качество. У кого она не ошибается, тот и в делах удачлив.

– Ценное наблюдение. Главное – бесспорное, – ухмыльнулся Филатов.

– Сейчас мне интуиция подсказывает, что с Устином что-то случилось. – купец, казалось, не заметил иронии гостя. – Вы ни одной мелочи не упускаете, как я слышал. Если что-то подозрительное есть, то непременно до самой сути докопаетесь. А там дело нечисто, чует моё сердце.

– Розыск, основываясь лишь на ваших предчувствиях, я производить не имею права, – ответил Филатов и промокнул платком покрытый испариной лоб.

Дверь тихонько открылась, и внутрь бесшумно проскользнул Прохор. Он что-то прошептал на ухо купцу, тот кивнул и сказал: «Пусть подождёт немного, я скоро его позову». Парень молниеносно исчез.

– Владимир Андреевич, вам нехорошо? Как будто приболели, – спросил вдруг хозяин квартиры.

– Здесь вас интуиция не подвела, Савелий Трофимович. Мне, действительно, нездоровится, – нехотя признался Филатов.