Цитаты из книги «Зона. Записки надзирателя»

Кстати, я такую же рубаху видел на Евтушенк

Став надзирателем, я был готов увидеть в заключенном – жертву. А в себе – карателя и душегуба.

«Случайность – логика фортуны».

Знаете, в марте я давал интервью Рою Стиллману. И он спросил: Америка для нас была подобна Карфагену или Трое. И вдруг оказалось, что Бродвей – это реальность. Тиффани – реальность. Небоскреб Утюг – реальность. И Миссисипи – реальность…

Зеки крайне редко посягают на вольных служащих женщин. Во-первых, это безнадежно. Чересчур велика социальная пропасть. Кроме того, это не главное. Гораздо важнее – культ, мечта, наличие идеала.

Его судили как дезертира, били, плевали в лицо. Особенно старался капитан, подаривший ему медаль.

Ленин более или менее похож на человека. Тимофей – четверка с минусом. Полина лучше, чем я думал, откровенно говоря. А вот Дзержинский – неубедителен, явно неубедителен. Помните, Дзержинский – это совесть революции. Рыцарь без страха и упрека. А у вас получается какой-то рецидивист… – Я постараюсь, – равнодушно заверил Цуриков. – Знаете, что говорил Станиславский? – продолжал Хуриев. – Станиславский говорил – не верю! Если артист фальшивил, Станиславский прерывал репетицию и говорил – не верю!.. – То же самое и менты говорят, – заметил Цуриков. – Что? – не понял замполит. – Менты, говорю, то же самое повторяют. Не верю… Не верю… Повязали меня однажды в Ростове, а следователь был мудак… – Не забывайтесь! – прикрикнул замполит. – И еще при даме, – вставил Гурин. – Я вам не дама, – повысил голос Хуриев, – я офицер регулярной армии! – Я не про вас, – объяснил Гурин, – я насчет Лебедевой. – А-а, – сказал Хуриев. Затем он повернулся ко мне: – В следующий раз будьте активнее. Подготовьте ваши замечания… Вы человек культурный, образованный… А сейчас – можете расходиться. Увидимся в среду… Что с вами, Лебедева? Тамара мелко вздрагивала, комкая платочек. – Что такое? – спросил Хуриев. – Переживаю… – Отлично. Это называется – перевоплощение… Мы попрощались и разошлись. Я проводил Турина до шестого барака. Нам было по дороге. К этому времени стемнело. Тропинку освещали желтые лампочки над забором. В простреливаемом коридоре, звякая цепями, бегали овчарки. Неожиданно Гурин произнес: – Сколько же они народу передавили? – Кто? – не понял я. – Да эти барбосы… Ленин с Дзержинским. Рыцари без страха и укропа… Я промолчал. Откуда я знал, можно ли ему доверять. И вообще, чего это Гурин так откровенен со мной?.. Зек не успокаивался: –

Слушай, парень! Я тебе по-дружески скажу, ВОХРА – это ад! Тогда я ответил, что ад – это мы сами. Просто этого не замечаем. – А по-моему, – сказал комиссар, – ты чересчур умничаешь. Отчаявшись разобраться, комиссар начал заполнять мои документы.

никакого модернизма. Чем ближе к фотографии, тем лучше. Вряд ли тут преуспели бы Модильяни с Гогеном… Возьмите лагерные песни. Вот один из наиболее распространенных песенных сюжетов. Мать-одиночка с ребенком. Папаша в бегах. Ребенок становится вором. (А если дочь, то проституткой.) Дальше – суд. Прокурор, опуская глаза, требует высшей меры наказания. Подсудимый кончает жизнь самоубийством. У могильной ограды часами рыдает прокурор. Это, как вы уже догадались, – незадачливый отец покойного. Разумеется, все это чушь, лишенная минимального жизненного правдоподобия. Прокурор вообще не может осудить собственную родню. Такого не позволяют советские законы. И лагерники прекрасно это знают. Но продолжают вовсю эксплуатировать лживый, дурацкий сюжет…

Спиртное подорожало и так далее. Но основы – священны. И Ленин – вне критики. В этом смысле чрезвычайно показательно лагерное творчество. В лагере без нажима и принуждения торжествует метод социалистического реализма. Задумывались ли вы о том, что социалистическое искусство приближается к магии. Что оно напоминает ритуальную и культовую живопись древних. Рисуешь на скале бизона – получаешь вечером жаркое.