«Первый, я Шестой… хррр… Контакт состоялся… Снимаю на хррр…ужное наблюдение… Следую на базу…»
«Понял тебя, Шестой… хррр…»
Если бы кто-то неискушенный сдуру подключился к этой линии связи, его, бестолкового, ожидало бы сразу два неприятных сюрприза. Во-первых, разговор представился бы ему невразумительным дельфиньим щебетанием. Во-вторых, его бы непременно засекли и полюбопытствовали бы мрачно: что за гражданин такой деятельный выискался? Кто таков? Чем дышит? С чем его едят?
Глядишь, и слопали бы – без всякого гарнира.
Ибо линия принадлежала, как и очень многое в этом мире, одной серьезной конторе с грозной аббревиатурой.
Несмотря на полную засекреченность этой конторы, о ее существовании знали все. Одни поминали ее всуе уважительно, используя сплошь одни большие буквы: КОНТОРА. Другие произносили магическое слово без энтузиазма, но заключали в опасливые кавычки. На всякий случай.
«Контора» располагала поредевшим, но все еще обширным и очень профессиональным штатом конторских служащих. В их число входил, например, тот самый боец невидимого фронта, который прохрипел по рации, что контакт Зимина и Адвоката состоялся при его негласном присутствии. В интересах национальной (может быть, и интернациональной) безопасности, не стоит уточнять, как именно звали этого человека. Сам он представлялся иногда так, а иногда этак. Настоящие же его фамилия, имя и даже одно только отчество были засекречены настолько, что только он сам, ближайшие родственники и непосредственное руководство могли с достаточной долей уверенности сказать, как зовут его на самом деле. Очень вероятно, что он действительно носил майорское звание, как говорил своим домочадцам.
С другой стороны, этот загадочный человек свои документы в чужие руки не отдавал, ограничиваясь при необходимости небрежным взмахом удостоверения. Редко кто успевал что-либо прочитать в этой книжечке, прежде чем она вновь исчезала в кармане. А посему мужчина мог быть вовсе никаким и не майором, а так, самозванцем. Это очень полезно помнить людям, которые расценивают действия безымянных майоров, как противозаконные. Как говорится: «Любые совпадения с реально существующими лицами и организациями являются случайными». Мало ли сейчас расплодилось разных контор?
И в каждой второй, наверняка, имеется свой собственный майор.
Почему именно этого майора и таинственную контору, которую он представлял, так заинтересовали заурядные персоны Адвоката и Зимина? Ну, этот интерес простирался значительно дальше – вплоть до неординарной фигуры Хана, манипулировавшего обоими на манер кукловода. Интерес пристальный, недоброжелательный. По этой причине под наблюдением конторы находилась вся ханская «семья», от мала до велика. Каждого члена группировки Золотая Орда, включая главаря, можно было в любой момент выдернуть с криминальной грядки, передать в руки правосудия с кипой изобличающих сопроводительных документов и… в бессильном гневе наблюдать, как эти фрукты вновь процветают под солнцем.
Юридический статус конторы не позволял ей вмешиваться в запутанные взаимоотношения милиционеров и бандитов. Хан не являлся агентом иностранной разведки, не был террористом или фальшивомонетчиком, не призывал к свержению существующей власти и даже не имел доступа к государственным тайнам. Значит, не представлял собой угрозу национальной безопасности.
И все же в конторе без лишней помпы был создан специальный отдел, собиравший и анализировавший информацию о криминальных структурах. По масштабам он являлся миниатюрной копией любого районного ОБОПа. По статусу – чем-то вроде кружка самодеятельности. Никаких юридических полномочий. Слабенькая материально-техническая база. И очень, очень высококвалифицированные конторские служащие. На вид серенькие такие, неприметные клерки.
Случилось так, что возникновение аналитического отдела совпало с невиданными по размаху бандитскими войнами в Курганске и области. На протяжении всего лета 1991 года местные группировки занимались только тем, что азартно мочили друг друга. Чуть ли не ежедневно убоповцы мотались по городу, собирая и опознавая трупы знакомых уголовников. Они нервничали и терялись в догадках. Самые первые убийства авторитетов, породившие цепную реакцию, мало напоминали кровавый, но неумелый почерк тогдашних спортивных разборщиков. Ни одной осечки. Ни одного промаха. Ни случайных жертв, ни случайных свидетелей. Больше всего это походило на тщательно спланированную военную операцию, готовившуюся не один месяц.
Майор тогда возглавлял при конторе тот самый отдел, куда стекалась вся информация о криминальной междуусобице. Славное было время! Из дюжины авторитетов в городе уцелели только двое, самые осторожные из всех. Итальянец и Хан. Первый, вместо того чтобы включиться в вендетту, попросту драпанул отсиживаться на средиземноморских курортах. Хан угодил на операционный стол, но выжил и тоже не сразу взялся мстить за погибших бригадиров.
Это казалось недолгой отсрочкой. Майор был убежден, что и эти двое должны лежать не на пляже, и даже не в реанимации, а в земле.
Он просчитался. Наверху всполошились, когда общее количество бандитских трупов в Курганской области перевалило за сотню. Кое-кто с весомыми генеральскими звездами на плечах переговорил с кое-кем в штатском, и в область пришло распоряжение не лезть не в свои дела. Аналитический отдел расформировали.
С той поры немало воды утекло, немало крови, пота и слез. Оба выживших авторитета успели обрасти новыми бригадами, подняться на дрожжах награбленных миллионов и расширить поле своей деятельности до полной беспредельности. За рулем каждой двадцатой иномарки, зарегистрированной в области, восседали бандиты или полубандиты. Владельцы прочих иномарок либо платили им дань, либо имели свою долю в бандитском котле. Такая густая криминальная каша не заваривалась еще ни в одной стране.
В столице опомнились на пороге демократических выборов монарха и думских бояр XXI века, когда наметилась перспектива делить с разбойниками не только деньги, но и реальную власть, причем не в свою пользу. Тут-то и всполошились, заволновались. Сообразив, что уголовные областные авторитеты стали разрастаться до величин республиканского значения, их решили рубить под корень, пока не поднялись слишком уж высоко. Всех поголовно.
Вот тогда-то и вспомнился заинтересованным лицам опыт конторы. И в областных филиалах вновь начали создаваться скромные отделы по анализу криминогенной обстановки. В Курганске такую службу возглавил неприметный, если бы не запоминающийся взгляд, майор.
В свое время именно он спрогнозировал грядущее поредение рядов местных авторитетов, и тогда его прогноз оправдался почти на восемьдесят три процента. Оставшиеся в живых шестнадцать – Хан и Итальянец – переродились уже в стопроцентную мафию. Мародерская армия одного и полулегальная вотчина второго. Расклад пятьдесят на пятьдесят. Очень взрывоопасная ситуация. Равновесие до сих пор поддерживалось лишь благодаря примерно равному балансу сил.
Странная возня, затеянная вокруг завода «Металлург», означала, что Хан расширяет свои владения. Отлично! История учит: все войны начинаются именно с территориальных претензий. Нарушение границ – умелая провокация – вооруженный конфликт. Майор знал каждое звено этой короткой цепи. Цепи разжигания вражды… Нужно только вовремя замкнуть эту цепь.
Так что не случайно, совсем не случайно ханские прихвостни были взяты под усиленное наблюдение. На свою беду, они слишком привыкли к вседозволенности, чтобы остерегаться чужих глаз.
Усиленное наблюдение позволяет узнать о людях массу всякой всячины, о которой не подозревают даже их родные и близкие. Многое такое, о чем сами люди стараются не вспоминать в свободное от грехов время. Такое, о чем лично майор предпочел бы вообще никогда не знать.
Крылатый афоризм «Человек – это звучит гордо» вызывал у него скептическую улыбку. Этот самый человек, взятый под круглосуточный надзор, выглядел кем угодно, только не царем природы и не венцом творения. Нужно еще разобраться, кто именно создал человека по своему образу и подобию.
От полной мизантропии майора спасал черный юмор. Например, он изощрялся в сарказме, присваивая псевдонимы фигурам каждой партии, разыгрывавшейся на его глазах.
Точно так же майор поступил в отношении Адвоката и Зимина.
Гражданин Бойченко, бывший служитель Терпсихоры, ныне канающий под юриста подонок, превратился для службы безопасности в Театрала. Следователь Зимин, типичный перерожденец, как называли чекисты изменников родины в тридцатые годы, стал Оборотнем.
Стандарт? Узость мышления? Нет, майор умудрился соединить в этих кодовых кличках не только внешние признаки двух мужчин, но и их подноготную. Имелась в обоих псевдонимах особая изюминка, даже клубничка с неподражаемым тухлым запашком.
Когда Театрал оставался дома один, наивно полагая, что никто его не видит, он выуживал из тайника за платяным шкафом в супружеской спальне заветный полиэтиленовый кулечек на веревочке. Свой допинг. Не банальный нюхательный порошок, нечто пооригинальнее. Из свертка благоговейно извлекались древние театральные святыни: полное балетное обмундирование бывшей примы-любовницы Театрала плюс крахмальные юбочки-пачечки совсем юных, неименитых маленьких лебедей. Эти реликвии были похищены некогда не с целью наживы. Они удовлетворяли неиссякаемую тягу Театрала к прекрасному. В минуты молчаливого мужского одиночества Театрал свои тряпичные сокровища по возможности расправлял, раскладывал на кровати и нюхал, с особым вожделением тычась носом в промежность белых приминых колготок с вытянутыми коленками и грязными ступнями. Волнующий его едкий запах с годами выветрился, сделался призрачным, но богатое воображение позволяло Театралу дорисовывать в мыслях то, что навсегда было утрачено в действительности. Оборотень в своих сексуальных фантазиях был значительно примитивнее, приземленнее. У него дома тоже имелся тайник, в котором тоже хранились предметы дамского туалета. Вся эта ажурно-прозрачная амуниция служила ему реквизитом для маленьких домашних маскарадов. Дико и нелепо смотрелся низкорослый мужчина с волевым лицом, напяливающий на жилистое волосатое тело бюстгальтер, паутинные бикини и чулки на подвязках. К чести Оборотня, он и сам это сознавал, а потому носил поверх дамского белья обычную мужскую одежду, приличествующую должности следователя милиции. Нежные касания тайной сбруи приятно щекотали не только плоть, но и подсознание. Время от времени Оборотень незаметно поглаживал ляжки, желая убедиться в том, что все на своих местах и брюки надежно скрывают от посторонних глаз его вторую оболочку тайного трансвестита.
Жена Театрала давным-давно вычислила сверток за шкафом, но мужа им не попрекала, открыв для себя, что его невинные забавы положительно сказываются на половой потенции.
О тайной страсти Оборотня не ведал никто из его окружения. Он ни разу себя не выдал, не заявился, к примеру, при полном параде в спортивный зал, в сауну, на пляж. Как он сказал Театралу на прощание? «Я никогда ничего не забываю!»
Майор усмехнулся. Темпераментный, эмоциональный Театрал и суховатый педант Оборотень. Ничего удивительного в том, что столь разные натуры испытывают друг к другу атавистическую неприязнь.
Ничего удивительного, ничего странного. Совсем ничего. После двадцати лет работы в конторе майор перестал поражаться многообразию отклонений в человеческой психике.
И все же майору бывало порой муторно, так муторно, что, оказавшись в застольной компании, он предпочитал общаться не со взрослыми, а с их маленькими детишками, существами открытыми, невинными и ясными во всех своих проявлениях. По той же причине он души не чаял в четырехлетней внучке Анечке.
Вот и сейчас, следуя в контору, он не удержался от того, чтобы воспользоваться спецсвязью в личных целях.
Трубку подняла Анечка:
– Вас слушают. Я Аня.
– Здравствуй.
– Привет, дедушка. А зачем ты прихрюкиваешь? Чтобы смешно было, да?
У нее получилось: «пьихьюкиваесь». И это действительно было смешно. Отсмеявшись, он спросил:
– Как дела? Чем занимаешься? Где мама Лена?
Ответы внучки прозвучали именно в этой последовательности:
– Дела никак. Занимаюсь ничем. Мама на кухне. Даю ей трубку.
Пристукнула положенная на тумбочку «тьюбка». Анечка терпеть не могла разговаривать по телефону. Как и ее мама Лена, единственная майорская дочь.
– Лена? Какие там у вас новости? – поинтересовался он, заслышав далекое «алло».
– Ты хочешь спросить: звонил ли Женька? Нет, папа, не звонил.
– И долго вы так собираетесь?
– Как так?
– Порознь…
– Я с Анечкой вам в тягость? Ты прямо говори, не стесняйся.
– Не болтай вздор! – прикрикнул майор. – Просто я хочу, чтобы вы помирились и жили вместе. Хоть у нас дома, хоть у себя – но вместе. Я понимаю, что в последнее время вам было трудно. Но не в деньгах же счастье!
О проекте
О подписке