Голос диктора:
«Итак, на старте три секунды: Вторая, Третья и Четвёртая. Любопытно, какая из них доберётся до финиша первой. И вот с Первой секунды стартует Вторая. Пробегает и сходит с дистанции. Третья стартует на секунду позднее, пробегает и исчезает. Четвёртая уходит со старта уже на две секунды позднее, но и она пробегает, не достигнув финиша. Да! Не сложились сегодня соревнования между секундами. Не задались уже с Первой секунды».
Посидеть в мягком кресле гораздо приятнее, чем на жёсткой табуретке.
С каждым годом мягкое кресло приминалось всё сильнее и сильнее. Сидеть на нём становилось всё жёстче и жёстче. Когда сидеть на нём стало совсем жёстко, его выкинули на помойку и купили новое мягкое кресло.
Шёл год за годом, а табуретка как была жёсткой, так жёсткой и оставалась. И никто не собирался её из-за этого выкидывать.
Когда привезли новое кресло, табуретку покрасили, и она стала выглядеть как новая.
С каждым годом новое мягкое кресло приминалось всё больше и больше.
Предмет шуток формирует их класс, вид, подвид и, самое главное, – название шуток. Вот, например:
Шутки про хрен – это хреновые шутки.
Примеров можно привести множество. Не будем этим заниматься, просто приведём их. Итак, шутки:
– про фигу – фиговые шутки,
– про ослов – ослиные шутки,
– про козлов – козлиные шутки,
– про дураков – дурацкие шутки,
– про идиотов – идиотские шутки.
Этот список можно было бы продолжать, конечно (то есть рано или поздно закончить его), но перейдём к выводам.
Их много, но примера достаточно одного, чтобы сказать: если человек называет ваши шутки дурацкими, значит, он о себе всё понял.
Комиссия была небольшой, но тяжёлой…
Нет. Неправильно.
Комиссия была малочисленной, но весомой. Всего три человека, но какие! От их решения зависело многое в судьбах тех, кто был вызван к ним.
Он вошёл первым. Вошёл и встал по центру комнаты, напротив стола, за которым и заседала комиссия.
– Кто вы? – спросил главный в комиссии, сидевший за столом по центру.
– Туморов, – громко и чётко ответил вошедший.
– Знаете ли вы, для чего вы здесь?
– Для определения моей целесообразности в будущем.
– Мы хотели бы взглянуть на ваш внутренний мир.
Вошедший подошёл к компьютеру, что стоял слева от комиссии, вытащил из руки шнур с USB-контактом на конце и подключился к системному блоку. На большом экране напротив комиссии появилось огромное количество деталей из серебра, винтиков из золота, гаечек из платины и разного рода непонятных элементов из драгоценных и полудрагоценных камней.
– Что ж! Внутренний мир у вас богатый, – заключил главный.
Два других члена комиссии важно и напыщенно закивали головами.
– Нас интересует ваш разум.
Туморов отключился от системного блока, подошёл к комиссии и нажал что-то на затылке. Крышка головного мозга открылась, и раздетый ум предстал перед комиссией во всей своей первозданной красоте.
– Что ж! – произнёс главный в комиссии. – Ваш раздетый ум выглядит достойно.
Два других члена комиссии снова важно закивали головами.
– Теперь тестовое задание: встаньте прикольно.
Туморов посмотрел по сторонам, нашёл позади себя осиновый кол и подставку для него. Собрал в центре комнаты эти два элемента воедино и встал рядом с колом, при нём. Встал прикольно.
Все три члена комиссии довольно заулыбались.
– Что ж! – объявил решение главный в комиссии. – У вас открытый разум, богатый внутренний мир, правильный подход к решению сложных жизненных ситуаций. Поздравляем. Вы можете войти в завтрашний день.
И вошедший вышел из комнаты. И, вышедший, он вошёл в завтрашний день.
– Кто вы?
– Я Выссско!
– Извините! Я сразу не понял, что вы просто Выско.
– Я не просто Выско, а Выссско!
– Ну, понятно, Высско с двумя «с».
– Что? Как вы смеете меня оскорблять? Я Выссско с тремя «с»!
– Простите, я не думал, что это имеет значение.
– Это не имеет никакого значения, потому и оскорбительно!
– Может быть, вам принести извинения?
– У меня полно извинений, и от того, что вы принесёте свои, их не станет больше.
– Но ведь и меньше не станет?
– Это верно. Ладно, несите.
– Уважаемая Выссско, я приношу вам извинения за каждую вольно или невольно, случайно или нарочно пропущенную букву «с» в вашем имени.
– Что ж, неплохо, но вы пропустили две буквы «с», а извинились за одну.
– Хорошо, я могу повторить извинения.
– Это не пройдёт! Нужно новое извинение за вторую «с».
– Уважаемая Выссско, извините меня за то, что по неаккуратности произношения вашего имени была пропущена столь значимая для вас вторая буква «с».
Часть 1
А в нашем дворе всегда чисто. В нашем дворе всегда чисто, потому что у нас никто не сорит. А не сорит у нас никто, потому что сорить в нашем дворе опасно для здоровья, а иногда – и для жизни.
Лет пять назад физик Мандельбрутберг-Синяковский Альберт Петрович, что жил в нашем доме, в пятом подъезде, придумал поле самовозврата и эксперимент провёл на нашем дворе. С тех пор все дворники второй тост на корпоративных вечеринках поднимают неизменно за Мандельбрутберга-Синяковского, спасителя и сохранителя нелёгкого труда всех дворников.
Жаль, что своё поле самовозврата Альберт Петрович на всю Москву растянуть не успел. Поговаривают, узбекская диаспора вмешалась, и изобретение Мандельбрутберга-Синяковского было запрещено как антисоциальное. Но это всё разговоры да сплетни в масштабе другом, а в нашем дворе теперь всегда чисто.
Надо сказать, Альберт Петрович был чистюлей с детства. Не любил он мусора. Ругался вечно на тех, кто сорит. Только не слушал его никто. Подумаешь, ворчит себе это интеллигент, ну и пусть ворчит. Терпел он, терпел и однажды своё поле изобрёл.
А суть того поля такова:
Часть 2
Вот идёт, к примеру, пешеход. Идёт себе, покуривает. И вдруг бычок мимо урны пальцами как швырнёт. А бычок тот о землю ударяется, полем возврата подхватывается – и прямо в глаз бросившему пешеходу. Визг, крик.
А ещё, бывает, идёт мальчик, мороженое ест и грязную бумажку на асфальт бросает небрежно. Бумажка падает, подхватывается полем и прямо на лицо мальчику. Тот в слёзы, мороженое роняет, а оно подскакивает – и за шиворот ему.
Постепенно народ смышлёный заметил, что здесь что-то не так, и в нашем дворе экспериментировать начал. Бумажки комкать, газеты рвать и бросать во дворе, а те подлетают и к бросавшим прилипают. Смеялись тогда все жители двора, забавлялись.
Алберта Петровича быстро вычислили, потому как таких умных, кто такое чудо сотворить мог, в нашем дворе более не было. Дворник пошёл с ним побеседовал, и наутро во дворе табличка появилась: «Мусор не бросать! Действует поле самовозврата!»
Само собой, народ-то наш, как прочитает эту табличку, так эксперименты начинает жестокие ставить. Кто бутылку пивную подальше подбросит, а кто и вообще из окна старый телевизор швырнёт. Народу тогда много покалечилось.
Часть 3
Помнится, по судам Мандельбрутберга-Синяковского затаскали. Жалко на него смотреть было.
Ну, и в итоге Альберт Петрович грамотно объяснил всем желающим, как учёным, так и неучам, что поле снять не сможет, потому что оно на сто лет рассчитано, а ему тоже грамотно объяснили, что такие эксперименты у нас, в Москве, ставить нельзя. Запретили растянуть это поле на всю Москву, значит. Поговаривают, Альберт Петрович пытался шведам своё изобретение продать, а они от него отказались. Сказали, мол, зачем оно нам, у нас и так чисто.
Табличку «Мусор не бросать! Действует поле самовозврата!» через некоторое время убрали, чтобы никто ничего не проверял, как работает. А поле-то осталось.
Так что в нашем дворе всегда чисто. В нашем дворе всегда чисто, потому что у нас никто не сорит. А не сорит у нас никто, потому что сорить в нашем дворе опасно для здоровья, а иногда и для жизни.
…
– А где же сейчас Мандельбрутберг-Синяковский Альберт Петрович? – спросил я у дворника Кузьмича после его рассказа.
– Так уехал к себе в Израиль. Израильтяне хотят его поле в военных целях использовать. А кроме того, у него тёща там. Но выпить, Анатольич, за Мандельбрутберга-Синяковского никогда не грех. Это точно.
Часть 1
«Сегодня точно что-то случится!» – подумал Марат Иванович Шмидт, просыпаясь после непродолжительного утреннего сна. Это предчувствие случалось с ним каждый день, и каждый день оно его не обманывало. Работа у него такая – следователь. Как что случается в городе, так он на выезде. А случается что-то постоянно, и по несколько раз в день.
Вот и сегодня к десяти утра ему пришлось прибыть на одну из конечных станций метро, где произошёл вопиющий случай. Женщина средних лет, эмигрантка, приехавшая в Россию погостить, была найдена задушенной красным шарфом в последнем вагоне поезда. Два часа кряду Марату Ивановичу Шмидту пришлось осуществлять следственные мероприятия. После он поехал выпить чашечку кофе в гости к одной знакомой.
Кофе попить не удалось, потому что к часу дня ему пришлось выехать на другую конечную станцию метро, где произошёл ещё более вопиющий случай. Мужчина, эмигрант, приехавший в гости к маме в Россию, был найден задушенным белым шарфом в первом вагоне поезда. Три часа понадобилось Марату Ивановичу Шмидту на осуществление всех необходимых следственных мероприятий. После этого он решил наконец-то поехать выпить чашечку чая в гостях у другой своей знакомой.
Чаю выпить не удалось, потому что к пяти часам дня он был уже на одной из центральных станций метро, где произошёл очередной чудовищный случай. Молодой человек, эмигрант, приехавший на свидание к своей невесте в Россию, был найден задушенным синим шарфом в четвёртом вагоне поезда. Четыре часа Марат Иванович Шмидт проводил следственные мероприятия по этому случаю. Затем поехал домой, выпил три рюмки свежайшей водки и заснул.
Часть 2
Первый сон приснился Марату Ивановичу Шмидту по меньшей мере странный. Будто идёт он весь при параде по Красной площади и гордо несёт американский флаг. Все прохожие расступаются перед ним, некоторые кланяются низко до земли, а он идёт, гордо подняв голову, твёрдо сжимая древко флага чужой и далёкой страны.
Проснулся Марат Иванович, встал, выпил стакан томатного сока и снова лёг спать.
Второй сон приснился ему совершенно странный. Будто заходит он к одной своей знакомой, а у той на столе сорок девять пионерских звёздочек лежит. И сидит его знакомая над ними и плачет. Увидела на пороге Марата Ивановича, бросилась к нему на шею и запричитала: «Потерялась у меня одна звёздочка. Найди мне её. Она у меня самая любимая».
Проснулся Марат Иванович, встал, выпил стакан молока и снова лёг спать.
Третий сон ему приснился бесконечно странный. Будто сидит он в компании бригады путепроходчиков метро где-то в грязном подсобном помещении и пьёт вместе с той бригадой виски «Блек Лейбл». И тост бригадир поднимает: «Ну а теперь ещё раз за Россию-матушку и всё, что с ней связано».
О проекте
О подписке