– В истории ты не силен.
Юра обидчиво поджал губы. Но, черт побери, он и впрямь не мог представить, что имел в виду поэт (слабенький, надо сказать, поэтишка), говоря о «ползающих армадах» и «не вовремя пришедшем человеке».
Между тем Нина выдержала многозначительную паузу. Наконец она улыбнулась:
– Разгадку даю в телеграфном стиле. Гангут. Петр Великий. Морское сражение 1714 года. Победа над шведами. Российские галеры волоком перетаскивают через перешеек. По-моему, все прозрачно ясно.
Юра снова чертыхнулся про себя. А ведь верно!
– Что читаешь?
– Нострадамуса.
– Ну-у, Мишель нынче не в фаворе. Просчитался господин прорицатель. Обещал конец света, и где он? – Юра показал на окно. За окном светило солнце.
Нина засмеялась:
– Такое впечатление, что ты этому не рад.
– Еще как рад! Даже рюмочку предлагал пропустить по такому поводу.
– Это ты брось, – решительно сказала супруга. – Сначала повод, потом причина, а потом денег на вытрезвитель не напасешься.
Юра обиделся:
– Ты, пожалуйста, не утрируй. Можно подумать, я только и делаю, что закладываю за воротник. Я, между прочим, размышляю!
Реакция была незамедлительной и агрессивной:
– Интересно, о чем? Что-то не видно следов мысли на твоем лике, солнцеподобный!
До глубины души оскорбленный супруг вскинулся:
– Ну, знаешь…
– Знаю! И вот, что скажу: кончай хандрить и принимайся за работу.
Юра посчитал необходимым прояснить свою позицию:
– Я прикидываю, с какой стороны подобраться. Надо что-то свежее, необычное, новаторское.
Нина была неумолима:
– Будем думать и гадать – завязнем. Надо копнуть как следует, а потом, коли повезет, спокойно разрабатывать жилу. Если не копать, вообще ничего не будет.
– Где она, эта жила? – усмехнулся Юра. – Но только чтобы золотая!
– Вот! – девушка возложила руку на рукопись. – «Горизонты грядущего» Вячеслава Осина. Неизвестные катрены седьмой центурии Мишеля Нострадамуса. Это может быть бомбой!
Юра покопался в памяти и вылил на собеседницу бочку скепсиса и ведро иронии:
– Бомбой немедленного действия. Самим бы не погибнуть от ее осколков! Знаю, знаю, из десяти «Столетие» седьмая центурия осталась незавершенной. В остальных ровнехонько по сто катренов, а в этой почему-то меньше. Кто их только не искал… А нашел, значит, товарищ Осин? Опомнись, детка, здесь все шито белыми нитками! Кстати, тот кусочек о Гангуте, это из «найденного»?
Нина кивнула.
Юра удовлетворенно чмокнул губами:
– То-то я чувствую… Самопальные строчки! Умелец липовый, даже форму не посчитал нужным соблюсти. Катрен – четверостишие, а он сколько навалял?
– Этот момент Осин оговаривает, – спокойно парировала Нина. – Он поступил так ради ясности изложения. Для лучшего восприятия.
– Ладно, – великодушно махнул рукой Юра. – Замнем для ясности. А где он все это раздобыл?
– Центурии потрясли его десять лет назад. Стал собирать материалы по библиотекам, обзавелся компьютером, чтобы шарить в Интернете. В общем, увлекся по-настоящему, затем разработал собственную методику толкования четверостиший. Попутно утвердился во мнении, что катрены седьмой центурии действительно существовали. Легенда гласит, что ряд четверостиший Нострадамус не решился предать гласности, потому что они были слишком страшными, не оставляли надежды, лишали воли и радости жизни. Осину эти доводы не казались убедительными. Он сформулировал собственную гипотезу: катрены были изъяты по причине более прозаической – обожавший наводить тень на плетень магистр просто-напросто не смог должным образом зашифровать некоторые четверостишия, вот и отложил их до лучших времен.
– Ой, сомнительно, – покачал головой Юра.
– До поры у Осина не было доказательств, вот почему он не торопился поделиться с кем-либо своим предположением. Но тут он узнает, что в подвале дома магистра при проведении реставрационных работ обнаружен тайник, а в нем – манускрипт. К сожалению, из пятидесяти одной страницы более половины оказались так испорчены временем, что разобрать написанное не представлялось возможным. Однако уцелевшие ясно указывали, что это – фрагмент двенадцатой центурии. Есть свидетельства, что Нострадамус хотел составить из своих откровений одиннадцатое и двенадцатое «Столетие», однако смерть помешала ему. Получается, кое-что все же успел…
– Мистификация!
– Такую вероятность, – согласилась Нина, – нельзя исключить, поэтому изучение манускрипта продолжается. Все хотят быть уверенными, что это – не подделка. Сам же Осин убежден, что мы имеем дело с подлинником, однако важнее для него другое: если состоялась одна находка, нельзя исключить наличие второго тайника.
– И он… – поторопил Юра.
– Он отправился во Францию, в город Салон, чтобы найти тайник, а в нем – катрены седьмой центурии.
Юра хмыкнул:
– Приключенческий роман!
Очевидно, Нину начинал раздражать скепсис мужа, только этим можно объяснить нотки негодования, зазвучавшие в ее голосе:
– Тебе бы только критиковать. Но ведь интересно, романтично! Именно то, что нужно людям.
– Правда им нужна, – не собирался отступать Юра.
– Ошибаешься. Им нужна мечта! И приключения. Кстати, я сейчас прочитаю тебе еще несколько строк. – Нина перелистнула страницу. – Только попробуй не отгадать. Готов?
– Всегда готов! – по-пионерски четко доложил Юра.
– Тогда…
И она стала читать нараспев:
Один человек одолеет другого,
Хотя второй будет тоже достоин победы,
Ибо смертью своей докажет торжество духа над телом.
Напрасная цель греет его, но согреть не сумеет.
Земля ледяная станет наградой ему.
И слава.
– Фу, – в наигранном испуге перевел дух директор издательства «Перекресток», – это проще.
Юра торжествовал. Нину это не обрадовало. Очевидно, она хотела еще разок щелкнуть его по носу за самонадеянность.
– Расшифруй, – потребовала она.
– Пожалуйста, – проявил великодушие победитель. – История завоевания Южного полюса. Роберт Скотт достиг его на тридцать три дня позже Руала Амундсена. На обратном пути Скотт и четверо его спутников погибли. Осталась память и «вехи» на географической карте – горы его имени и остров Скотта.
Нина не стала сверяться с текстом.
– Ты прав.
Юра довольно улыбнулся, но потом осадил себя. Дурная манера – выделываться по пустякам.
– Невелика заслуга. Маскировка слабенькая. А вообще-то, в этом что-то есть. Любопытно. Но что касается авторства Нострадамуса, это – извините. Не верю!
– Дело твое.
– А что потом было? Приехал Осин во Францию, а дальше?
– Там он встретился с единомышленником, профессором Сорбонны Жаном Ферье.
– Но ты же говорила, что он ни с кем не делился своими выкладками.
– За единственным исключением. Ферье – признанный авторитет, автор лучшей на сегодняшний день биографии Мишеля Нострадамуса. Он же возглавлял группу специалистов, исследующих найденный в Салоне манускрипт. Когда первые результаты их работы стали достоянием гласности, Осин связался с Жаном Ферье и поведал о своей гипотезе. Профессор заинтересовался настолько, что умудрился организовать грант в несколько тысяч франков, благодаря которому Осин и смог позволить себе поездку во Францию. Там они встретились, проговорили целую ночь, а утром отправились к дому магистра, чтобы открыть тайник.
– То есть? – вскинул брови Юра.
Губы Нины сложились в улыбку.
– Ага, проняло! Буквально накануне отъезда Осин по обыкновению сидел над катренами, дешифруя их по своей методике, и неожиданно в одном из четверостиший третьей центурии обнаружил указание магистра, где находится его главный тайник.
– Готика! – дал жанровое определение Юра. – Магия, привидения, скрипучие половицы, скелеты на пыльных антресолях, короче, жуткие секреты старинного замка.
– Ерничаешь? К слову сказать, дом Нострадамуса в Салоне до замка не дотягивает, хотя здание солидное, с толстенными стенами, окнами-бойницами, сводчатым подвалом. В этом подвале, в углу, когда-то было отверстие, в которое служанки выливали помои. Под домом протекал подземный ручей, и нечистоты уносились в огибающую город реку. В этом колодце и устроил тайник Нострадамус.
Юра поморщился:
– Какая проза.
– Благовониями там не пахло, – кивнула Нина. – Пахло совсем другим. Однако лучшего места не придумаешь. В полуметре от уровня пола Нострадамус соорудил нишу с металлической заслонкой, и в этом «сейфе» хранил свои черновики. После смерти магистра колодец какое-то время действовал, потом стены, подточенные водой, рухнули. Отрывать его заново не стали, от мусора и отходов избавляясь другим способом. К нашему времени лишь неглубокая выемка указывала на место, где когда-то было жерло колодца. Там и начали копать Осин и Жан Ферье, не доверив это дело рабочим. Через полчаса лезвие лопаты высекло искры из побуревшей от ржавчины пластины. Еще через час «кладоискатели» извлекли на поверхность скромных размеров, но очень тяжелый ящик. Открыть его не составило труда. В ящике лежали свернутые в трубку, тронутые плесенью листы.
– Фантастика! – вновь не удержался от комментария Юра.
– Называй, как хочешь, но Осин пишет, что все обстояло именно так. Кстати, он чересчур многословен, тут потребуется редактура.
– С публикацией еще не решено, – напомнил директор издательства.
– Это я между прочим, – сказала Нина. – Бумаги Ферье сразу сразу обработал консервирующим составом. Осина же больше интересовало запечатленное на них. Строчки слагались в четверостишия. Это были катрены седьмой центурии! А потом… потом начало твориться странное: к утру ящик исчез, а через день исчезла рукопись.
– Теперь детектив, – снова подал реплику Юра.
Нина будто не услышала, она продолжала:
– Поднялся переполох. Ситуация осложнялась тем, что, кроме Ферье и Осина, рукопись никто не видел. Когда они заявили о пропаже, им не поверили. Общее мнение было таким: двое рехнувшихся фанатиков пытаются «родить» сенсацию, чтобы заинтересовать спонсоров своими трудами. Яму в подвале доказательством не сочли. Тогда Осин и Ферье сами провели расследование, тем более что круг людей, знающих о том, что они обнаружили в доме Нострадамуса нечто важное, был очень узок. Почти сразу выяснилось, что следом за ящиком и рукописью «испарился» один из рабочих, некто Поль Дарон, бельгиец по национальности. Вывод напрашивался: он и украл листы с катренами. Зачем? Чтобы продать на «черном» антикварном рынке. Но, может быть, Дарон имел и конкретный «заказ» от кого-то, кому изыскания в Салоне не давали покоя.
– Скопировать катрены наши герои тем не менее успели, – сказал Юра.
О проекте
О подписке