ГЛАВА 4. Об упыре-албасте

Любомысл наполнил водкой деревянную расписную чару, махом, не касаясь краев губами влил ее в глотку, мотнул головой, занюхал рукавом, отщипнул от головки дольку чеснока, неспешно очистил ее и отправил себе в рот.

Венды терпеливо дожидались пока, старик проделал этот обряд. А Милован даже завистливо крякнул: так отправлять водку в рот, как это делал Любомысл, молодец еще не умел. Сколько не пытался научиться – не получалось. Тошнило от одной только мысли от предстоящего, а затем, когда выпивал, глаза сами собой вылезали на лоб.

– Албасты водятся на Змеиных Островах, что далеко на юге, в Арафурском море разбросаны, – начал рассказ Любомысл. – Там эта нежить давно известна. На этих островах мало кто из мореходов был: корабли туда почти не ходят. Для купеческого люда там никакого интереса нет, море да песок. Ну, еще пальмы высокие растут. Много их там, пальм этих… На них орехи растут большие и мохнатые. Если такой орех расколоть, то из него молоко ореховое течет, на вкус, кстати, весьма приятное и сладкое. Да вы пробовали, наверно? – Любомысл глянул на молодцев и княжича Добромила: – Иной раз и к нам такие орехи завозят.

Борко улыбнулся и ткнул Милована в бок, напомнил, как прошлым летом, они, еще в отроках ходя, сломали нож, пытаясь расковырять такой диковинный орех. Внутри скорлупы никакого молока молодцы не нашли. Орех оказался высохшим.

– Народ на этих островах дикий и невежественный. Кожа у них не то что черная, а темно-серая, с синевой. Ну это и понятно, почитай круглый год голыми бегают. А то, что без одежды – это понятно: там жарища несусветная. Пот испаряться не успевает, так на теле и высыхает. Но в колдовстве эти люди сильны, ничего не скажешь! Да и как в нем не понимать, когда всякая нежить на островах буйствует? Там как в бою: или ты ее одолеешь – или она тебя сожрет. Мы на эти Змеиные Острова случайно попали. Я тогда еще молодым был, чуть старше вас, – Любомысл кивнул на Борко и Милована. – Но хоть и сопляк еще, но к этому времени уже неплохим мореходом стал: море меня приняло и обиды чинить перестало. Но только не в этом суть, не о том речь веду. Шли мы тогда в другое место, да вот не повезло, в такой ураган попали – думали все, конец! Но вот посчастливилось: не отправились мы в прислужники к Морскому Хозяину. Хотя корабль во время шторма пострадал, жуть! Паруса оборвало, все надстройки вместе с мачтами волны напрочь снесли.

Ураган несколько дней длился, куда нас ветер и волны за это время занесли, никто не знал. Вот и прибило наше суденышку к одному их этих островов. Как только землю увидели, так каждый хвалу своим богам воздавать стал. Ох, и диковинные боги на свете есть, чтоб вы знали! Кто-то просто так слова шепчет, кто-то фигурки достал и сухарем их кормит… Ну а я все по чести сделал, как у нас принято. Горсточку родной земли из нашейного мешочка достал, на блюде разложил, и все, что своими руками сделано было: ремешок налобный, кошель кожаный на этой земле сжег. Еще и кровью из руки пламя окропил. Так вернее. Сами знаете, без жертвы боги молитвы не слушают. В общем, несет нас к земле, к острову. Радости у всех, словами не передать. Солнце светит, песочек, пальмовые деревья с листьями раскидистыми растут. Под ними тенёк. Что еще мореходу для счастья надо? Глядим, люди смуглокожие на берегу стоят, да смотрят на то, что от нашего корабля осталось. А почитай и остался то один остов, досками обшитый. И куда нас занесло, не знаем. Это мы уже потом поняли, что нас к Змеиным Островам прибило. А про них, про эти острова, меж моряков давно нехорошие слухи бродят. Мол, колдовство на них незнакомое, не всякий знающий колдун его одолеет.

Что делать, раз уж сюда попали? И на том спасибо, что не на дне. Надо корабль чинить, да дальше путь продолжать. Пока корабль в порядок приводили, время шло, не одна неделя пролетела. За это время с людьми, что на острове жили, мы сдружились. Они себе странным словом «телугу» называют. Это примерно означает, что они все о себе знают. Может и знают, не мне судить. Но народ гостеприимный и радушный, хотя поначалу они нас принимать не хотели, избегали. Но вражды нет: они сами по себе, мы сами. А потом, со временем, как-то все потихоньку наладилось. Мы им товары купца-хозяина, что в трюме были незаметно таскали, они взамен рыбу, плоды разные. Мясцо кой-какое, только мало. На этих островах свиней разводят. Тощие! – поморщился Любомысл, – но какое-никакое а все ж мясо. У кого больше свиное стадо – то и богач. Козы на островах водятся, но ручных мало, за ними охотились. И вот был как-то у этих людей праздник. Они нас и пригласили на него. Но если бы мы знали, что это за праздник такой, то в жизни бы не пошли! – зловеще сказал Любомысл. – Телугу на этом празднестве жертвы нежити приносят! Им, чтобы спокойно в море выходить, да чтоб улов больше был, надо у морской нежити милость снискивать!

Тут Любомысл замолчал и хитро, с прищуром, глянул на раскрывших рты Борко и Милована. Перевел взгляд на кабанчика, что сиротливо лежал у печи. Кивнул на него головой.

– Вот такие там свиньи водятся, может чуть больше. Ну что рты пораскрыли? Закройте, ворона влетит! Вы, молодцы, вот что сделайте. Чтобы вам еще интересней слушать было, а мне, старому, рассказывать, давайте-ка, ступайте вниз. Там найдете бочонок с белой глиной. По прошлой осени точно стоял… А-а-а, да откуда вам знать! Вы тогда еще в отроках гуляли, ладно, сходите, в самом низу, у ворот поставлен. Заодно и лошадей посмотрите, лишним не будет.

Милован и Борко шустро кинулись вниз. После того, как молодцы распихали чеснок по щелям, ходить по сумрачным помещениям стало не страшно. Злой упырь не войдет – Любомысл знает, что делает…

– Зачем тебе глина, Любомысл? – с ехидством спросил Прозор. – Что замазать собрался? Остальные щели? – И подмигнул Добромилу: – Как думаешь, что наш дед еще удумал?

Княжич подмигнул в ответ и улыбнулся. Страшно, не страшно, но надо вести себя, как подобает воину. Вон, Велислав и Прозор чего только на своем веку не видели! И сегодня тоже беда пришла, а венды ведут себя так, что кажется, ничего не случилось. С такими друзьями никакая жуть не страшна! Подумаешь, упырь внизу ходил и Борко напугал. Добромил не будет так орать, воин должен быть смелым.

– Прозор, ну что ты над Любомыслом смеешься? – улыбнулся Велислав. – Он знает что ему надо, я и не упомню, чтоб когда-то вышло не так, как он сказал. Раз нужна ему глина, значит для дела. Верно, Любомысл?

– Верно, – согласился старик. – Сейчас ужин сготовим, вот для этого глина мне и понадобилась. Кабанчика в ней запечем. Прозору тоже попробовать дадим, чтоб впредь не смеялся.

– Да ладно, тебе, Любоысл, – засмеялся Прозор. – Ты же знаешь, я люблю с тобой спорить, всегда что-нибудь новое узнаю.

Борко и Милован принесли и сняли крышку с небольшого бочонка. Его наполовину заполняла светлая, с легкой синевой глина. Ею хорошо замазывать щели в печи: от жара она становится каменной. Любомысл продолжил наставления:

– Так, ребята. Рукава закатайте, берите кабанчика и его чесноком начинайте. Да не скупитесь!.. Ножом протыкаете шкурку и дольку туда. В то же место сыпьте перца немного. Учитесь… Да-а, лук еще начистьте, и во внутрь его, кольцами. Режьте, режьте лук, – он полезный, хоть и слезу вышибает. А я тут смотреть буду и поправлять, если что не так делать будете.

Любомысл отошел подальше от молодцев, орудующих ножами, полез в свою суму и стал неторопливо доставать из нее скляночки и мешочки со всякого рода острыми и пахучими приправами. Не добавив их в приготовляемое им блюдо, старик заранее считал его безвкусным и неполноценным. Что-то тихо про себя ворча, Любомысл отобрал нужное, присоединился к молодым дружинником и стал усердно начинать тушку пряностями.

– Эх, жаль травок не хватает, – тихонечко причитал старик, закатывая серые глаза и чмокая губами. – Знали бы вы ребята, какие травы в заморских краях растут! Без них и еда не еда, и мясо не мясо! Да, откуда ж их возьмешь, особенно в такую пору. У нас, у самих-то, зелень только-только пробилась. А когда еще в рост пойдет!

Вскоре, поросенок был набит и чесноком, и луком и пряностями из сумы Любомысла. Полюбовавшись, на дело своих рук, старик сдела еще пару проколов, вложил в них чеснок и сдобрил перцем и солью. Отступив назад, полюбовался и крякнул: «Хорошо!» Затем велел обмазать тушку глиной:

– Мажьте, мажьте! Да не небрежно – абы как, а любовно, – как женщину! Тогда он замечательный скус заимеет. Все зависит от того, как обмажете. Ни единой щелочки остаться не должно.

При этих словах Прозор гулко захохотал, казалось, затряслись даже стены. Ему вторил Велислав. Добромил ничего не поняв, улыбался, а Борко и Милован надулись.

– Да ты смеешься над нами, Любомысл. Какой вкус от глины?

– Какой, какой… – пробурчал Любомысл, залучившись глазами и усмехаясь. – Особый вкус, сами почувствуете. За уши не оттащишь. Да глину-то в шерсть вмазывайте, да побольше! Когда корку отдерете, так щетина на ней и останется. Понятно?

– Чего уж тут не понять, Любомысл? Ясно. Делали так со всякой дичью, у птиц перья хорошо отлипают. Только вот порося не обмазывали, и чесноком с травами его не начиняли. Проще на костре.

– Хе-хе, – ухмыльнулся Любомысл. – Сырым съесть еще проще, дело нехитрое. А вот когда отведаете, что сделали, так другого уже не захотите

– А что дальше, Любомысл? – спросил Прозор. Он развалился на лавке и внимательно смотрел, как Любомысл учит молодых готовить кабанчика. Порой Прозор одобрительно кивал: «Старик дело знает, лучше того, что сготовит Любомысл, я и не пробовал. Научусь, тоже так делать буду».

– Погоди чуток, – утирая лоб ответил Любомысл. – Дай только поросенка в печь посадим. Чего ему своей участи ждать? Пока дойдет, и я рассказ закончу. Тебе как, не страшно, княжич? – спросил старик Добромила. – Если не хочешь, говорить не стану. Ну их, такие рассказы на ночь. Да и настрадались мы сегодня. Иной за год – да что там за год! – за всю жизнь не переживет столько, сколько мы за сегодняшний вечер.

– Нет-нет, Любомысл! – воскликнул Добромил. – Совсем не страшно, наоборот, интересно. Там, на берегу гораздо страшней было, особенно когда вой начался и на Гнилой Топи что-то темное появилось. Да вы знаете? – Княжич обратился уже ко всем. – Я что-то уже и пугаться перестал, как-то незаметно страх исчез. Думаю, меня уже ничто не напугает.

– Ну и хорошо, раз не боишься. Всё равно вам надо знать про албаста. Раз уж тут южный упырь объявился. Ах, Веденя, Веденя, – вздохнул Любомысл, – и как же это тебя так угораздило?

– Рассказывай, Любомысл, – сказал Велислав. – Надо знать, с чем столкнулись.

Перед тем, как посадить обмазанного глиной поросенка в печь, Любомысл принес жертву земному огню, стряхнув несколько капель водки в пышущее жаром устье. Это чтобы огонь не сжигал кабанчика, а пропек его как следует.

– Ну так вот. На острове ближе к вечеру праздник начался. Каждый житель на себя сплетенную из цветов и трав гирлянду надел. Сначала пир был: рыбой угощались, плодами, что на этом острове растут. А как темнеть начало, то их деревенский колдун вывел из своей хижины дикую козу, тоже цветами украшенную. Она брыкается, идти не хочет, будто чуствует что-то, а он ее к лодке тащит, и не силком, а уговаривает: заклинания шепчет. Управился колдун с козой, вывел лодку на середину бухты. В лодке встал, и начал громко нараспев непонятные слова говорить, наверно свои ведовские заклинания. Сами знаете, у каждого народа есть сильные и знающие колдуны, и у каждого колдуна есть свои заклинания и тайны. Пропел он слова, и показалось нам, что вода в бухте шевелиться. Буграми пошла, только они какие-то застывшие, медленно растекаются.

– Вот, вот! – перебил Прозор. – Помнишь, Велислав, когда Веденя появился и вновь в реку ушел, то Ледава будто застыла, и по ней рябь пошла.

Велислав кивнул: непонятные бугры, вспучивающиеся то тут, то там, он видел.

– Потом колдун – раз! – перерезал козе горло, и опустил ее в воду. – Продолжил Любомысл. – А сам быстро-быстро к берегу погреб. Вышел он на берег, а мы стоим как окаменевшие и – ну никак! – ни рукой, ни ногой двинуть не можем. Это от колдовских заклятий у нас все отнялось. Я же говорю: на южных островах колдовство не чета нашему! Совсем другое, древнЕе что ли? Стоим, глазами хлопаем. И тут видим, что в том месте, где колдун козу в воду опустил, вдруг как что-то взметнется!.. Будто столб водяной. Взметнулся, и держится сам по себе, а вода с него потихоньку опадает. И видим мы, там тень человеческая стоит… Руки опущены… Велислав, Прозор? Была тень? Видели такое?

– Была, – мрачно кивнул Прозор. – Все как ты рассказываешь, только никакого водяного столба я не увидел. В другую сторону смотрел, и еще – все беззвучно произошло.

– Да, шума не было, ни журчания, когда вода стекает, ничего, – согласился Любомысл. Может, ты водяного столба не увидел, а может его не было, потому что жертвы кровавой албаст не получил, по-другому, тихо из воды вышел. А там, на острове, упыря колдун из-под воды выманивал… Слушайте дальше, стоим мы на берегу как окаменевшие, мы – это мореходы с корабля. Глаза косим, видим, что островные жители тоже замерли и, кажется, даже дышать не могут, будто изваяния. Только мелкая дрожь их бьет, нам-то ничего, мы не знаем в чем дело, а они… – Тут Любомысл махнул рукой и покачал головой. – И тут тень как заскользит к берегу. Именно заскользит. Вроде и медленно идет, с натугой, будто мешает ей что-то, а незаметно глазу – раз! – в другом месте. Только ноги ее все равно по щиколотку в воде, будто спрятаны… Вижу, вроде это мужчина, немолодой. Пока смаргивал, он уже на берегу, и меж нами ступает, да тяжело так, кажется, что земля под ним прогибается! Страх меня пробрал, не описать! У меня после этого первая седая прядь появилась, хотя моложе вас был, – Любомысл кивнул на Борко и Милована, что слушали раскрыв рты. – Ну может чуть постарше, это не суть… И вот он мимо меня скользит – албаст. Он совсем как человек, только колышется, будто под кожей не кости и мясо, а вода переливается: медленно, тяжело. И запах от него рыбий и немного затхлой тиной пахнет.

Борко закивал. Та лужица, что натекла из-под ворот, пахла именно так. Пока ручеек тек, то тиной, а когда упырь стал в Веденю обращаться, то запахло еще и рыбой.

– Зубы у албаст необычные. – Любомысл согнул пальцы, показывая какие зубы у упыря. – Они чем-то с щучьими схожи, и главное, внутрь загнуты. Он ощерился, я и увидел… Ох и страшно мне стало. Упырь будто улыбается… довольный, вон сколько жертв стоит. И глаза у албаста безжизненны, будто рыбьи и остекленевшие. И вот упырь каждого человека, что на берегу стоял, обошел и к каждому будто принюхался, выискивал. И тут – раз! – ухватил одного бедолагу за шею своими щучьими зубами, да как присосется! Мига не прошло, а от бедняги только пустая кожа на песке осталась. А албаст заколыхался, будто его ветром качает, волны по нему пошли, и вижу я – он уже не тот, что из воды выходил, не тот у него облик.

Любомысл описывал давнюю историю так красочно, что Борко задрожал. Молодец представил, что бы с ним стало, если б Веденя добрался до него. Хорошо, что в руках чеснок оказался! Борко вздохнул, ему повезло. А будет ли так в следующий раз? А если будет, то как спастись?